Павел I

Павел I

Павел I. Худ. В. Боровиковский, 1800 г.

Порой шутом на троне представляют императора Павла I (1754–1801). Сохранилось немало анекдотов о его нелепых распоряжениях. Хотя шутовства он не терпел, был вспыльчивым и взбалмошным – большим чудаком и оригиналом.

В отличие от римских императоров, обезумивших от неограниченной власти по молодости лет, причуды Павла Петровича были, отчасти, следствием его позднего воцарения на троне. Властная, умная, деловая, любвеобильная (по отношению к своим фаворитам) Екатерина II холодно относилась к своему сыну, отца которого, Петра III, убили по ее решению.

42 года Павел жил в тени своей величественной матери, отстраненный от власти, опутанный сетями интриг и сплетен, опасаясь шпионов и предателей. В детстве он не выказывал дурных наклонностей. Образование он получил неплохое, был начитан, грезил романтикой рыцарства и в европейских домах, которые посещал во время путешествий, слыл русским принцем Гамлетом.

В Брюсселе он, великий князь, рассказал своим собеседникам о загадочном происшествии с ним в Петербурге. Ночью он в сопровождении двух слуг и князя Куракина вышел пройтись по улицам в лунном свете. Возле него слева появился закутанный в плащ незнакомец, от которого веяло холодом; его не видели спутники Павла. Через некоторое время незнакомец глухо и грустно произнес:

– Павел, бедный Павел, бедный князь!

– Кто ты, что желаешь?

– Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нем долго. Живи, как следует, если желаешь умереть спокойно, и не призирай укоров совести: это величайшая мука для великой души.

Когда они прошли к площади невдалеке от здания Сената, незнакомец показал на одно место:

– Павел, прощай. Ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.

Только теперь Павел, рассмотрев его лицо, понял, что это – его прадед Петр Великий. А на указанном месте Екатерина II решила воздвигнуть памятник Петру I.

Было ли это наяву или привиделось нервному великому князю? Куракин уверял, что это был сон. А Павлу нравилось пребывать в образе принца Гамлета, которому суждено отомстить за смерть отца и за свои мнимые и реальные унижения.

Однажды за обедом у государыни Екатерины при общем оживленном споре Павел Петрович отмалчивался. Мать, желая вовлечь его в разговор, спросила, какого мнения он придерживается.

– Я согласен с графом Зубовым, – ответил он.

– А разве я сказал какую-то глупость? – сострил Зубов.

Как только умерла его мать в 1796 году, взойдя на престол, Павел I принялся за радикальные реформы. Обычно считается, что делал он их из ненависти к матери, желая наконец-то поступать ей наперекор. Однако причины были не столь глупы. Царствование Екатерины II было не только славным, но и расточительным (ее многочисленные фавориты и их приспешники нещадно обкрадывали казну), тяжким для крестьян, что выразилось в восстании под предводительством Емельяна Пугачева.

Беда была лишь в том, что слишком многие реформы императора были непродуманными, непоследовательными, а то и нелепыми. Он мог проявлять ум и благородство, но чаще отдавал сумасбродные распоряжения, был груб, гневлив и заносчив. Желая уравнивать в правах все сословия, ввел телесные наказания для дворян. Порой офицеров пороли на глазах солдат.

«Что сделали якобинцы в отношении к республикам, – писал Н.М. Карамзин, – то Павел сделал в отношении к самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного… Он хотел быть Иоанном IV; но россияне уже имели Екатерину II, знали, что государь не менее подданных должен исполнять свои святые обязанности, коих нарушение… низвергает народ со степени гражданственности в хаос частного естественного права».

С годами он становился все более мрачным, подозрительным, деспотичным. На него особенно сильно подействовала революция во Франции. Ему стали повсюду мерещиться якобинцы, ниспровергатели тронов и царей. Идеалом императора Павел I считал Фридриха Великого, а прусскую армию – лучшей в мире. Под этот образец он стал перекраивать и муштровать русских солдат и офицеров.

Александр Суворов отозвался на эти новшества, по своему обыкновению, не в бровь, а в глаз: «Я, милостью Божиею, баталий не проигрывал. Русские пруссаков всегда бивали, что же тут перенять». «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не немец, а природный русак». За эти слова он был разжалован и отправлен в ссылку.

Суворов говаривал, что у него семь ран, из коих две получены на войне, а пять – при дворе. Ему горько было наблюдать, как император возвышает никчемных людей. По странной прихоти, например, Павел I назначил своего лакея Кутайсова обер-шталмейстером, сделав графом.

Когда Суворов с Кутайсовым однажды шли по коридору Зимнего дворца, им навстречу попался истопник. Суворов стал кланяться ему в пояс.

– Что вы делаете, князь, – сказал Кутайсов. – Это же истопник.

– Помилуй Бог, – отвечал Суворов, – ты граф, а при милости царской и не узнаешь, каким этот будет вельможей. Надобно его задобрить наперед.

…Причуды Павла I были многочисленны и, подчас, нелепы. Вот что писал Н.И. Греч в «Записках о моей жизни»:

«Жесточайшую войну объявил император круглым шляпам, оставив их только при крестьянском и купеческом костюме. И дети носили треугольные шляпы, косы, пукли, башмаки с пряжками. Это, конечно, безделицы, но они терзали и раздражали людей больше всякого притеснения. Обременительно еще было предписание едущим в карете, при встрече особ императорской фамилии, останавливаться и выходить из кареты. Частенько дамы принуждены были ступать прямо в грязь. В случае неисполнения, карету и лошадей отбирали в казну, а лакеев, кучеров, форейторов, наказав телесно, отдавали в солдаты. К стыду тогдашних придворных и сановников, должно признать, что они при исполнении, не смягчали, а усиливали требования и наказания.

Однажды император, стоя у окна, увидел идущего мимо Зимнего дворца и сказал, без всякого умысла или приказания: «Вот идет мимо царского дома и шапки не ломает». Лишь только узнали об этом замечании государя, последовало приказание: всем едущим и идущим мимо дворца снимать шапки. Пока государь жил в Зимнем дворце, должно было снимать «шляпу при выходе на Адмиралтейскую площадь с Вознесенской и Гороховой улиц». Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, обыкновенно брали шляпу или шапку в зубы. Переехав в Михайловский замок, т. е. незадолго до своей кончины, Павел заметил, что все идущие мимо дворца снимают шляпы, и спросил о причине такой учтивости.

– По высочайшему Вашего Величества повелению, – отвечали ему.

– Никогда я этого не приказывал! – вскричал он с гневом и приказал отменить новый обычай. Это было так же трудно, как и ввести его. Полицейские офицеры стояли на углах улиц, ведущих к Михайловскому замку, и убедительно просили прохожих не снимать шляп, а простой народ били за это выражение верноподданнического почтения…

Предписано было не употреблять некоторых слов, – например, говорить и писать государство вместо отечество; мещанин вместо гражданин; исключить вместо выключить. Вдруг запретили валъсовать или, как сказано в предписании полиции, употребление пляски, называемой валъсеном. Вошло было в дамскую моду носить на поясе и чрез плечо разноцветные ленты, вышитые кружками из блесток. Вдруг последовало запрещение носить их, ибо-де они похожи на орденские».

В 1798 году Павел с восторгом принял титул Великого магистра Мальтийского ордена. Однако в глазах русских патриотов он тем самым выставил себя на посмешище и унизил царское достоинство.

В лавине распоряжений, порой противоречивых, отдаваемых императором, важные государственные решения терялись среди обилия пустяков и чудачеств. Когда надо было назначить генерал-прокурора, он прибегнул к своему любимому средству: написал на бумажках несколько достойных имен, положил их перед образом, помолился, перемешал бумажки и вынул наугад одну.

Импульсивный самодержец принимал решения быстро и непродуманно. Некоторые его приказы вызывали усмешки (от 8 февраля 1800 года: «Объявить в пример другим строгий выговор умершему генералу Тренгелю…»), другие – возмущение. Так, он отказал в воинских почестях скончавшемуся великому полководцу Суворову, которому сам же присвоил высшее воинское звание генералиссимус. В том же мае 1800 года Павел приказал прогнать сквозь строй под тысячу шпицрутенов штабс-капитана Кирпичникова за каламбур по поводу ордена Св. Анны и фаворитки царя Анны Гагариной.

Даже семья не стала для Павла опорой. По свидетельству Ф.В. Растопчина: «Великий князь Александр ненавидит отца; великий князь Константин его боится; дочери, воспитанные матерью, смотрят на него с отвращением, все улыбаются и желают его погибели». Она и не замедлила свершиться.

Против него организовали заговор. Он чувствовал это, не зная, откуда ждать удара. За последние 6 недель царствования отправил в тюрьму 100 офицеров гвардии. Это лишь ускорило его гибель. Ночью 11 марта заговорщики ворвались в спальню императора с обнаженными шпагами и потребовали от него отречься от престола, угрожая в противном случае смертью. По одной версии, он произнес: «Нет, я умру вашим императором!»