Глава 9 Сталин уходит в подполье. Конспирация

Глава 9

Сталин уходит в подполье. Конспирация

Однажды в эти самые дни сын горийского священника Котэ Чарквиани спорил о чем-то в тифлисской подворотне с дворником и вдруг услышал знакомый голос: “Дай ему как следует, Котэ. Не бойся, он дрессированный жандармский пес!” Это говорил Сосо, у которого был нюх на предателей и шпионов. Задержаться и поболтать с Котэ он не мог – за ним по пятам шла тайная полиция.

Он “скрылся на узкой изогнутой улочке”. Конспираторский инстинкт был важнейшим навыком в этой игре теней и отражений. Противники безнадежно слились в тесном, отчаянном, безнравственном объятии: агенты, двойные агенты и тройные агенты давали обещания, предавали, переходили на другую сторону и предавали вновь.

В 1870-х бунтарями были разночинцы, народники, которые считали, что надежда на свободное будущее – в крестьянстве. От народников откололись террористические организации – “Земля и воля” и позже “Народная воля”. Они полагали, что убийство императора Александра II сделает возможной революцию.

“Народная воля” впитала идеи второстепенного философа Нечаева: его аморальный “Катехизис революционера” породил Ленина и Сталина. Нечаев предлагал сплотить “разбойничий мир” “в одну непобедимую, всесокрушающую силу” и предавать “насильственной смерти” стражей порядка. Анархист Бакунин тоже мечтал привлечь “лихой разбойничий мир” к революции. Ленин позаимствовал у “Народной воли” строгую организацию, полную преданность делу, бандитскую жестокость – все эти качества олицетворял Сталин.

Александр II, с которым террористы играли в кошки-мышки, начал создавать современную службу безопасности, столь же сложно устроенную, как террористические организации. Он преобразовал Третье отделение своего отца в тайную полицию – Отделение по охранению порядка и спокойствия (в народе это название сократили до “охранки”). Но все время реформ у народовольцев в отделении был свой агент. Полиция охотилась за террористами, но было слишком поздно. В 1881 году они добились своего: Александр II был убит на петербургской набережной.

Его наследник Александр III создал двойную систему, известную Сталину. И у охранки, и у престижного полувоенного корпуса жандармов (“глаз и ушей императора”), одетых в голубую с белым униформу и сапоги, носивших сабли, – была собственная разведка.

В изящном петербургском особняке на набережной Фонтанки, 16, у слияния Фонтанки и Мойки, в особом отделе охранки скрупулезно сличали головоломные схемы и помеченные разными цветами досье террористических организаций. “Черный кабинет” занимался перлюстрацией: к 1882 году ежегодно вскрывалось 380 000 писем[52]. В Европе у охранки была репутация зловещего органа самодержавия, но по части профессиональной жестокости ей было еще далеко до ленинской ЧК, не говоря уж о сталинском НКВД. В арсенале охранки было три вида наказаний. К веревке прибегали редко, ее держали для убийц царей и министров, но у этого наказания был один судьбоносный эффект: казнь Александра Ульянова, молодого человека, участвовавшего в заговоре против царя, превратила в радикала его младшего брата – Ленина. Далее шла каторга, тоже применявшаяся нечасто. Самым распространенным наказанием была административная ссылка (до пяти лет).

Корифей конспирации, шеф московской охранки Зубатов, разработал новую систему слежки. У него были детективы, но их подлинным инструментом являлась агентура, “внешние агенты”, на сленге революционеров – шпики, которые ходили за такими людьми, как Сталин. Самой эффективной тактикой охранки была провокация со стороны “внутренних агентов”. Зубатов объяснял работникам охранки: “Вы… должны смотреть на секретного сотрудника как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы ее опозорите. <…> Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму”. Ставки были высоки: кто для одной стороны был провокатором, для другой был предателем, а предателей ждала смерть.

Иногда за огромное вознаграждение эти двойные агенты не только внедрялись во “внутреннюю жизнь революционных организаций”, но и возглавляли их. Охранка даже учреждала собственные революционные группы и профсоюзы. Само их существование должно было ввести революционеров в братоубийственное безумие, сделать их подозрительными параноиками. Маниакальность сталинского террора в СССР показывает, как успешна была эта линия. Но для властей конспирация могла быть так же опасна, как для террористов[53].

Во время этой войны с террором в России пышным цветом расцветали разнообразные заговоры. Охранке приходилось противостоять не только социал-демократам, армянским националистам-дашнакам и грузинским социал-федералистам, но и самым опасным террористам в России – социалистам-революционерам (эсерам). Лучший пример того, как опасны двойные агенты, связан именно с эсерами. Охранка завербовала главу боевой организации эсеров Евно Азефа, который использовал террористов-самоубийц. В 1902–1905 годах Азеф получал от охранки большие деньги – и он же организовал убийства двоих министров внутренних дел и великого князя.

Но в целом, несмотря на вражду охранки с жандармским корпусом и бюрократическую возню, подавление революционеров и внедрение в их круги тайная полиция осуществляла на удивление тонко и успешно: она была лучшей секретной службой своего времени[54]. Ленин подражал охранке, желая получить нескольких профессионалов, настолько же опытных, как тайная полиция, с конспиративной техникой высочайшего уровня.

Сталин был именно таким человеком: “другой мир” был его средой обитания. На Кавказе разобраться в конспиративной игре было еще труднее. Грузинское воспитание было идеальным для террориста-бандита: в его основе лежали священная верность семье и друзьям, боевые умения, личная щедрость, искусство мести. Все это было вколочено в Сталина на улицах Гори. Кавказская тайная полиция была более жестокой, чем русская, но и более продажной. Сталин обладал устрашающим умением подкупать агентов и угадывать шпионов¹.

За Сталиным постоянно следили шпики охранки, которых он без труда обманывал. “Сволочь, и такие дураки мешают нам в работе!” – смеялся он, прокладывая новый извилистый путь отступления через тифлисские подворотни². Он избежал ареста после первомайского бедлама, но несколько раз чуть не попался. Однажды, когда он распевал грузинские песни в нелегальной книжной лавке, полиция окружила это место. Он нагло прошел “мимо оторопевших городовых”. В другой раз во время сходки революционеров полиция совершила налет на дом, но Сталин и его друзья выпрыгнули из окна – под дождь, без галош, весело хохоча³.

Он менял имена – в то время он пользовался псевдонимом Давид – и жил как минимум на шести квартирах. Когда он квартировал у своего друга Михи Бочоридзе (впоследствии именно в этом доме Камо спрячет деньги после тифлисского экса), нагрянула полиция. Сталин сымпровизировал роль больного жильца: он лежал в кровати под простынями, замотанный бинтом. Жандармы обыскали дом, но насчет больного у них не было никаких приказаний, и они ушли за советом к начальству.

Их отправили назад, чтобы арестовать “пациента”, но тот успел выздороветь и исчезнуть[55]⁴.

Между побегами и сходками Сталин писал свои первые статьи – в катехистическом, романтическом, апокалипсическом стиле. Ладо вместе с Авелем Енукидзе – добродушным рыжеволосым экс-семинаристом и ловеласом – создал радикальную газету “Брдзола” (“Борьба”), которая печаталась в подпольной типографии в Баку⁵.

Полицейские шпики продолжали охоту и иногда выходили на след: 27 и 28 октября 1901 года они наблюдали сходку в духане “Мелани”: “руководил сходкой интеллигент Иосиф Джугашвили”.

11 ноября он был в числе руководителей общегородской конференции, на которой присутствовало двадцать четыре марксиста. Умеренные марксисты обвиняли Сталина в клевете. Все они наверняка знали, что Джибладзе называл Сталина “нахалом”, но они же признавали его энергичность, способности и жестокосердие. Сталин, придерживаясь ленинских идей о боевой секте профессиональных революционеров, выступал против избрания в комитет обычных рабочих, поскольку среди них могли оказаться полицейские агенты. Вместо этого конференция избрала в комитет четверых рабочих и четверых интеллигентов.

Многие противники, бесспорно, требовали исключения Сталина и позже утверждали, что он был изгнан из Тифлиса. Этот самообман с тех пор повторяли историки. По счастью, более осведомленные жандармы, написавшие отчеты в тот же день, подтверждают, что Сосо был избран как четвертый интеллигент. Но, возможно, это был компромисс, убивавший одним выстрелом двух зайцев. Его выбрали в комитет и впервые в жизни допустили к лидерству, но, так как за ним охотилась тайная полиция, его “спасли” (а его товарищей спасли от его злонамеренных махинаций) и отправили на “пропагандистское задание” подальше от Тифлиса.

Жандармы заметили, что свежеизбранный и вездесущий Сталин не явился на заседание комитета 25 ноября 1901 года: он, как неуловимый элиотовский кот Макавити, растворился в воздухе.

Он ехал на поезде в Батум, оживленный нефтяной порт Российской империи. Там он прольет кровь и устроит поджог⁶.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.