Конспирация

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Конспирация

Гитлер и отец не могли предвидеть, что за ними стояли «игроки» на высоких позициях, имевшие, таким образом, возможность заглядывать в карты, «настоящее» качество которых они, однако, постоянно сообщали противнику, желая тем самым сорвать немецкую игру. Во время судетского кризиса активно действовала группа конспираторов вокруг государственного секретаря в Министерстве иностранных дел Эрнста фон Вайцзеккера, бывшего шефа Генерального штаба Людвига Бека и главы абвера Вильгельма Канариса, по самым различным каналам побуждавшая британское правительство выступать «жестко» и не идти навстречу немецким пожеланиям. Это наглое требование к британскому правительству обосновывалось, как уже представлено, утверждением, что немецкий министр иностранных дел Риббентроп сознательно вводил Гитлера в заблуждение относительно боевой готовности Англии. Основываясь на советах министра иностранных дел, Гитлер будто бы верил, что ему удастся добиться удовлетворения своих требований без того, чтобы Англия с оружием воспротивилась ему.

Вышеприведенные отчеты отца из Лондона не оставляют желать лучшего в смысле однозначности его оценки британской политики. Англия была опасна, и распад Чехословакии означал бы, по всей вероятности, войну с Прагой и Парижем, в которую был бы втянут также и Лондон, писал он в своем заключительном отчете. Конспирация предложила британцам послать к Гитлеру «генерала с хлыстом», который грохнул бы им по столу. Такой язык он бы якобы понял. Это было придумано неспроста, так как при менталитете Гитлера — что было, естественно, известно конспирации, — такое поведение вызвало бы противоположный эффект, а именно срыв переговоров. Как раз этого, однако, желали и ожидали заговорщики.

Чтобы подбодрить британцев, принять на себя риск начала вооруженного столкновения с Германией, которое должно было вызвать военный путч, эмиссарами немецкой конспирации, такими, как Эвальд фон Клейст-Шменцин, отставной ротмистр Виктор фон Кербер, Карл Герделер, Ялмар Шахт, Эрих Кордт, и другими внутригерманская ситуация всегда представлялась отчаянной, положение с вооружением характеризовалось как скверное, при этом выдавались военные тайны, и психологическая ситуация рисовалась созревшей для переворота. В рамках данных личных воспоминаний детальное изображение деятельности конспирации завело бы нас слишком далеко. О ней имеется подробная литература[184].

Укажу поэтому лишь на две акции, предпринятые летом 1938 года в тесном согласовании между шефом Генерального штаба Людвигом Беком, главой абвера адмиралом Вильгельмом Канарисом, его заместителем Гансом Остером, и, наконец, государственным секретарем Вайцзеккером.

19 августа 1938 года Эвальд фон Клейст-Шменцин посетил в Лондоне Черчилля и Ванситтарта. Клейст был помещиком из Задней Померании и, как он сам представлялся, монархистом, консерватором и врагом Гитлера. Он сделал себе имя — по собственным словам — среди других помещиков в 1920-е годы в жесткой борьбе с померанскими сельскохозяйственными рабочими, требовавшими повышения зарплаты. Клейст уже вскоре после присоединения Австрии просил британского журналиста в Берлине, Яна Колвина, чтобы тот побуждал друзей в Лондоне противопоставлять в будущем требованиям Гитлера категорическое «нет». Колвин являлся служащим высокого ранга в Sekret Service, «под крышей», иначе говоря, под видом журналиста поддерживавшим в Берлине контакт с заговорщиками. Клейст сообщал Колвину информацию, представлявшую военную тайну, такую, как данные о наличии резервистов и видов сырья, состоянии западных укреплений и т. д. Нацисты всего лишь блефуют — этот вывод он непрестанно внушал британцам[185].

В своих утверждениях он даже не был совсем неправ. Немецкая сторона, разумеется, блефовала, но это-то как раз доказывает ее нежелание прибегать к военным акциям. Для успешного обмана нужно, однако, чтобы никакой «крот», как называют тайных осведомителей в шпионских кругах, не раскрыл карты противнику. Но именно этим и занимался Клейст-Шменцин в согласии с Вайцзеккером, Беком и другими.

18 августа он уверял Ванситтарта, что Гитлер стремится развязать войну, разве только «Англия остановит его». Дата уже являлась будто бы назначенной. Действительно, Чемберлен, проинформированный лордом Ллойдом, который, в свою очередь, получил эти сведения от некоего друга из армейских кругов, полагал, что знает мнимую дату. 19 августа Клейст-Шменцин встречался с Черчиллем, ему он обещал в течение 48 часов установить с помощью генералов новую форму правления, вероятно, «монархическую». «Гитлер хотел бы войны (…).» Черчилль намекнул на уступки в колониальном вопросе и в вопросах экономических отношений. В ответ Клейст-Шменцин заявил, что «его друзья думают не столько о колониях, сколько о польском коридоре, который очень близок их сердцу». Он получил отповедь Черчилля: «Германия официально отказалась от вопроса о коридоре, отсюда, пожалуй, обсуждать его является неподходящим моментом»[186].

Черчилль и Ванситтарт были также и в 1938 году наиболее радикальными представителями германофобской политики в Великобритании. В политических кругах Германии это не являлось тайной. Можно предполагать это знание у государственного секретаря в Министерстве иностранных дел, у шефа Генерального штаба армии и у главы абвера Канариса, но также и люди, подобные Клейсту-Шменцину, заговорщиками влезавшие в политику, должны были раздобыть себе данную информацию. Все эти господа испытали в Первую мировую войну, что для Англии речь шла не об «освобождении» бедных немцев от злого императора, но о том, чтобы сокрушить мощь рейха.

Вновь возникает, как часто бывает в истории, классическая «проблема Кориолана». Кориолан, патриций и замечательный защитник Рима против соседних вольсков, переметнувшись в ходе «войны сословий» между патрициями и плебеями, следовательно, по внутриполитическим причинам, к враждебным вольскам, повел их против своего родного города. Согласно преданию, родные мать и жена уговорили его к отходу. Это, в свою очередь, привело к тому, что вольски расправились с ним как с изменником. В нашем случае вопрос ставится следующим образом: вправе ли я по внутриполитическим причинам, иными словами, чтобы освободиться от диктатора, побуждать заклятых врагов моей страны к войне против нее, когда для заговорщиков, конечно, не без риска для собственной жизни, вполне имеется возможность физически устранить этого диктатора?[187] Вероятно, выражение здесь решительного сожаления о том, что покушение на Гитлера не удалось, из моих уст прозвучит неожиданно, так как возможные последствия для нашей семьи явились бы, мягко говоря, по-настоящему «неприятными», — но скольких бед не пришлось бы испытать немецкому народу!

Когда конспирация наряду с обещанием путча потребовала возврата коридора, она видела в этом все же, очевидно, национальное ходатайство. Ее требование, квазивознаграждение за обещанный путч, идет намного дальше предложения Польше, сделанного позднее Гитлером: тот был готов удовольствоваться Данцигом и экстерриториальным доступом к Восточной Пруссии в обмен, заметьте, на гарантию существующих польских границ, стало быть, и коридора!

Интересно замечание Колвина: Хендерсон, после визита Клейста в Лондон, на совещании с Чемберленом, Галифаксом, Саймоном, Ванситтартом и Уилсоном «настоятельно» подчеркивал, «что было бы бессмысленно надеяться на какую-либо внутреннюю оппозицию против Гитлера»[188]. Посол в Берлине, очевидно, знал, с кем имеет дело.

Однако важнейшую активность в смысле оказания влияния на британское правительство с тем, чтобы в переговорах с правительством рейха о будущем судетских немцев оно проявляло неуступчивость и не шло на компромисс, развил Вайцзеккер. В случае Клейста-Шменцина речь шла, с британской точки зрения, о безызвестном померанском землевладельце. Правда, Черчилль дал ему при посещении письмо, он должен был показывать его всем тем персонам в Германии, на кого можно было рассчитывать. В нем высказывался интерес Великобритании к действиям заговорщиков. Это письмо было найдено у Клейста после 20 июля 1944 года, что и повело к его осуждению по обвинению в измене родине. Кербер, уволенный на пенсию офицер, причислялся к «реакционным» кругам. Акции Вайцзеккера, все-таки второго по рангу немецкого чиновника во внешнеполитическом ведомстве, производили, напротив, совершенно иной эффект.

7 сентября 1938 года, следовательно, в то время, когда приближался судетский кризис, Вайцзеккер через Тео Кордта, германского поверенного в делах в Лондоне, направил британскому министру иностранных дел Галифаксу тайное послание от имени немецкой конспирации. Двоюродная сестра братьев Кордт (Эрих Кордт руководил министерским офисом отца), Сюзанне Зимонис, выучила меморандум наизусть и познакомила с ним Тео Кордта во время путешествия в Лондон. Ночью 7 сентября Кордт, войдя в дом номер 10 на Downing Street с черного хода, представил его Галифаксу.

С порога Кордт заявил, он прибыл не в качестве «германского поверенного в делах», а как представитель конспирации. В переданном Галифаксу послании утверждается, что Гитлер якобы планирует агрессию против Чехословакии. Вайцзеккер говорит от имени политических и военных кругов, самым решительным образом возражающих против этой политики. Он просит о заявлении британского правительства, оно «может быть недвусмысленным и достаточно твердым для той цели, которую мы имеем в виду». Дальше Вайцзеккер заявляет, война непопулярна в немецком общественном мнении. После того как Вайцзеккер еще и возлагает на кайзеровское германское правительство вину за развязывание Первой мировой войны, следует решающий пассаж[189]:

Если испрашиваемое заявление будет сделано, высшее офицерство армии готово выступить с оружием против политики Гитлера. Дипломатическое поражение означало бы очень серьезный урон для Гитлера в Германии и привело бы фактически к концу национал-социалистического режима.

Другими словами, Вайцзеккер обещает британцам путч, если они заведут себя резким заявлением в патовую ситуацию, из которой им не выйти без тяжелейшей потери престижа. Это означало, они должны были, возможно, воевать! Именно этого и добивалась конспирация. В то время как Гитлер разыгрывал переговорный покер, земляки-заговорщики, чтобы вызвать «showdown», сообщали его карты противнику, представляя их, сверх того, худшими, чем они и без того уже были. Один из заговорщиков, когда распространится новость, что Мюнхенское соглашение мирным путем избавило 3,2 млн судетских немцев от чешского господства и влило их в состав рейха, разочарованно заявит: это-де «не лучшее решение». «Лучше» была бы война![190]

Неудивительно, что британское правительство не решалось пойти навстречу желаниям конспирации. Великобритания еще отставала по вооружениям, хотя время постепенно начинало работать на нее. Выигрыш времени оправдался бы и на дипломатическом поле. Рузвельту требовалось время, чтобы подготовить американскую общественность к интервенциям в Европе и Азии. «Сгиб» оси в ее римском конце также нельзя было осуществить со дня на день. Однако решающим пунктом являлось все же вооружение. Великобритания должна была считаться с вероятностью, что ей придется действительно вести войну против рейха, в том случае, если конспирация не сдержит своего обещания переворота. Общеизвестно, что она, не предприняв попытки путча в начале польской кампании годом позже, и в самом деле обещанного не выполнила.

Еще имелись в Великобритании два течения; одно хотело договориться, в конечном счете, с Германией в правильном понимании того, что возобновление конфронтации означало бы конец империи. К этому направлению можно, вероятно, отнести британского посла в Берлине Хендерсона, хотя он и представлял всегда лояльно политику своего правительства. Выразителями другого направления, теми, кто, как жестко сформулировал Черчилль, хотели видеть вновь уничтоженной слишком усиливающуюся Германию, были Уинстон Черчилль, Роберт Ванситтарт, Альфред Дафф Купер, Энтони Иден, лорд Ллойд и другие. В тот момент, то есть из-за судетского кризиса, рисковать войной не захотели, возможно, желали и основательно проверить, что в действительности скрывается за сенсационным предложением высших немецких государственных чиновников. После подписания Мюнхенского соглашения министр иностранных дел Галифакс объяснил Тео Кордту, немецкому дипломату, передавшему ему под покровом ночи с черного хода послание Вайцзеккера:

«Мы не были в состоянии заплатить за Вашу откровенность с нами той же монетой. В то время, когда Вы передали нам Ваше послание, мы уже обдумывали отсылку Чемберлена в Германию»[191].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.