Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Призыв

Тот рыбоглазый подполковник был из городского военкомата, а в нашем районном были два майора, Ермошкин и Ермолаев, похожие друг на друга не только фамилиями, но и лицами. Они знали о моем пристрастии.

– Самое главное попасть в ВВС, – говорил Ермолаев, – а не в пехоту и не в танкисты. В авиацию попадешь, а там и в летчики пробьешься. Напишешь рапорт…

– Если откажут, – подхватил Ермошкин, – напишешь второй, третий…

– Пиши, – закончил Ермолаев, – пока не добьешься своего.

С такими надеждами я и собрался в путь.

Сборным пунктом служил клуб железнодорожников имени неизвестного мне Дробязко. Вернее, не сам клуб, а пустырь перед ним. Люди постарше предупреждали, что, идя в армию, надо надевать на себя что похуже, одежду обратно не отдадут. Сотрудники военкомата такое мнение опровергали, им никто не верил (и справедливо), и сотни собравшихся на пустыре стриженных под ноль мальчишек были похожи на беспризорников из фильма «Путевка в жизнь». Каждый призывник представлял собой ядро группы провожавших его родственников. Меня провожали мама, бабушка Евгения Петровна и семилетняя сестренка Фаина. Отца почему-то не было, зато был мой друг по ремеслухе Толик Лебедь. Толик был склонен к романтическим жестам, и по его идее мы собирались, но не собрались зарыть где-нибудь бутылку шампанского с тем, чтобы распить ее, когда я вернусь. Самого Толика в армию не брали из-за ноги, укороченной после того, как Толик попал под машину. Несколько лет спустя его, хромого, все-таки призвали – и он отслужил свое в стройбате.

Ожидание оказалось многочасовым. Переглядываться с близкими, натужно улыбаться и отводить взгляд – дело мучительное. В какой-то момент мы с Толиком отлучились в пивную. Взяли макароны по-флотски и по кружке пива. Разговаривали о том о сем, не спеша. Еще и половины не съели, когда подошла нищенка:

– Хлопцы, а це шо? Макароны?

– Макароны.

– А можно я доим?

Мы отдали ей макароны. Она попробовала, поморщилась, уставилась на наши кружки.

– Хлопцы, а це шо? Пыво? – как будто это могло быть что-то другое.

– Пыво.

– А можно я допью?

Мы отдали ей пиво и, злые на попрошайку и самих себя, вышли.

Товарный эшелон уже стоял на путях. Паровоз тяжело пыхтел, а нас все еще не отправляли. Потом построили в длинные шеренги. Вдоль шеренг бегал с мегафоном рыбоглазый, суетился и выкрикивал что-то злобное. Появились упитанные сержанты – «покупатели»: считалось, что они отбирают солдат в свои части. На самом деле никто никого не отбирал, нас пересчитали и загнали в вагоны по известной, уже упоминавшейся мною норме: восемь лошадей или сорок человек. После этого поезд еще долго не трогался, а родственники стояли внизу, улыбались, утирали слезы, махали руками.

Наконец поехали. Куда, старшины помалкивали, но ясно, что в сторону Крыма. Кто-то сострил:

– На курорт, пацаны, едем! Загорать под пальмами будем!

Среди новобранцев было много шпаны. Ехали с открытыми дверями. На одном из переездов кто-то кинул в стрелочника арбуз и сбил с ног. Меткость метателя одобрили дружным хохотом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.