Мне очень повезло

Мне очень повезло

Существует какой-то момент, который можно проглядеть и, к большому сожалению, упустить самого себя. В нашей профессии судьба почти всегда предоставляет тебе разные возможности. А вот воспользоваться ими и тем более задержаться на высоте, которой достиг, бывает сложно. И это от самого актера зависит, от того, как ты себя содержишь. Потому что, например, в отношениях наших со зрителем тайна должна быть. Если совершенно себя рассекретить, то иногда и не хочется идти за таким актером, партнером. Это ведь тоже часть актерской профессии – помимо дарования, которое дает Бог, и мастерства. Свое душевное состояние – а оно у человека, и у артиста тем более, не всегда бывает хорошим по разным причинам – я пытаюсь на публику не выносить. О том, что у меня на душе, знают только мои близкие, а всех остальных я стараюсь не нагружать, как говорится. Такой уж у меня характер. Тем более не считаю нужным специально выносить свое настроение и состояние на публику, как делают некоторые мои коллеги. У артиста масса других, профессиональных, поводов для разговора со зрителем.

Все в тебе зависит от внутреннего вкуса: нужно уметь себя содержать даже чисто внешне. А то зритель встретит артиста на улице и будет потом говорить: «Видел Янковского. Господи, как он ужасно выглядит!»

Я достаточно обходителен и дипломатичен, но если меня задеть всерьез, навсегда вычеркиваю обидчика из своей жизни, он перестает для меня существовать. Настоящих предательств, к счастью, я видел мало, а вступать в выяснение отношений из-за мелочей – не мой стиль. Жалко на разборки жизнь тратить.

Я знаю себе цену: это необходимое условие для того, чтобы хорошо, честно работать в профессии. Как и самоуважение. И самоанализ. С одной стороны, чтобы не участвовать абы в чем, с другой – чтобы совсем уж не заносило. Хотя моя актерская судьба развивалась поступательно, да и я на многое не рассчитывал. Молодому артисту из провинции вырваться в ведущие актеры кино и одного из лучших московских театров – об этом же и мечтать невозможно! Я всегда помню, что мне очень повезло: более чем реален был совсем другой вариант моей судьбы – таких вариантов я видел немало. Это знание меня спасает. И охраняет. И дает понимание, что ты ответственен за то, что дает судьба. И что надо каждый день благодарить за это. Вставать с благодарностью и ложиться с благодарностью. А как иначе? Вообще, художник – это предназначение. Разве Микеланджело был создан просто так? Или Ван Гог со всеми своими терзаниями? Долг художника – не пустой звук. Конечно, это не тот долг, который вбивала в сознание людей искусства советская власть: мол, мы обязаны и колхозникам, и шахтерам, – в этом смысле художник никому не должен. Но если Бог наделил тебя неким даром, изволь честно отработать его. В чем иначе смысл профессии? И, кстати, если ты плохо распорядился своими способностями, то чувствуешь, что у тебя отнимается часть энергии – как у экстрасенса, который стал лечить за деньги.

Сейчас я радуюсь, если удается не размениваться, не торговать лицом в дешевке. О чем-то похожем на «Полеты» или «Мюнхгаузена», признаться, уже даже и не заикаюсь. Впрочем, и воспоминания пока спасают, греют. Чего я не сделал – при том, что мог играть хуже или лучше, мог участвовать в средних фильмах, но в бессовестных, безнравственных – ни разу.

Мне предлагали за хорошие деньги рекламировать «Вольво». Я не стал этого делать по одной причине: никого не осуждая, я решил для себя не опускаться до такого заработка. Поскольку судьба подарила мне немного другую жизнь, чем многим моим коллегам, другие полеты во сне и наяву, я не хотел разрушать свои взаимоотношения с моим зрителем, с моими поклонниками.

Как говорила Раневская: «Деньги проешь, а стыд останется». Но дело не только в стыде. Есть в этом какое-то разрушение сложившегося актерского образа. Я не осуждаю актеров, которые снимаются в рекламе, – у них могут быть к этому самые разные причины. Но моя жизнь сложилась иначе. Я не могу. Хотя, например, из-за отсутствия средств остановились съемки важной для меня картины Сергея Соловьева «Тургенев. Метафизика любви» с участием А. Филозова, Т. Друбич, где мне была отведена роль Тургенева…

Был еще неприятный для меня момент. Какие-то слишком деловые люди вставили кадры из «Мюнхгаузена» в ролик фирмы, производящей бытовую технику. Разумеется, никто и не подумал поинтересоваться моим мнением на этот счет. У меня ведь нет никаких прав. Фильм принадлежит телевидению, оно вольно распоряжаться архивом по собственному усмотрению. Поэтому формально придраться не к чему, а моральная сторона… Скажите, кто сейчас на это обращает внимание? Правда, пошел слушок, мол, Янковский недоволен, как использовали его имя, и тогда ко мне обратились юристы: некая фирма приглашает вас на переговоры. Я отказался: о чем мне говорить с ними? Наверное, предложили бы в порядке компенсации микроволновую печку или кухонный комбайн… Просил об одном: поскорее уберите с экранов эту рекламу. Никто, конечно, ничего не снял, крутили по всем каналам, пока оплаченное в эфире время не вышло.

Трудно представить в рекламе академика Лихачева, например. Или Булата Окуджаву, или Иннокентия Смоктуновского… Я ни в коей мере не сравниваю себя с ними, нарочно привожу такие примеры, несовместимые с торговлей своим лицом и именем. Наверное, было бы грустно видеть и Юрия Никулина с пылесосом. А раньше меня огорчало, когда на модных сумках, продающихся в палатках провинциальных рынков, появлялись цветные портреты артистов. Мне было больно за некоего одаренного человека, чьи аляповатые изображения мелькали на кустарных изделиях. Могут возразить: при чем же здесь артист? Ведь его наверняка не известили о выпуске этой продукции. Но, с другой стороны, ведь не рисовали же на мешковине лицо Ульянова или Любшина? Значит, «оригиналу» – при всей непричастности – есть о чем задуматься.

Это неправда, когда актеры говорят, что популярность неприятна. Обожание публики очень приятно для артиста. Просто к нему надо разумно относиться, потому что оно, честно говоря, страшный наркотик, который может изуродовать человека неподготовленного. Многие не выдерживают такого испытания и «подсаживаются на иглу». Но тут уж, наверное, все зависит от природы и воспитания. Мне кажется, я с собственной популярностью как-то совладал. Хотя есть что вспомнить. В годы моей молодости не было дорогостоящих машин, на которых сейчас подъезжают с охраной «звезды», все выглядело скромнее. И мы с моим братом – тоже актером – иногда зарабатывали деньги, проводя творческие встречи. И каждый раз меня выводили из зала какими-то окольными путями, потому что зрительницы буквально поднимали машину на руки, чтобы я не уехал…

Слава и популярность – вещи хищные. Вдруг представляется столько возможностей! Ими можно пользоваться, с ними надо как-то сосуществовать.

И нет рецепта, как жить, чтобы сохранить самого себя. Я лично стараюсь не воспринимать себя слишком всерьез – но серьезно относиться к своему делу.

Популярность может быть и обидной, с моей точки зрения, если просто твое лицо постоянно на виду, на теле экране, к примеру. Исчезнешь – тут же забудут. А если в тебе узнают людей, образы которых ты создал на экране и они начали жить самостоятельно, тогда совсем другое дело. Назовите мне фамилию Бабочкин, я вам скажу: «Чапаев». Вы мне: Симонов, я вам: «Петр I».

Были разные искушения в жизни, звали в правительственные структуры, предлагали даже быть министром культуры России. Я целый день думал об этом… Действительно, надо честно заниматься своим делом. Да и родные отговорили. Вот и бизнес – не мое занятие, хотя я мог бы, скажем, ресторан открыть. Но вот не умею. Если уж идти в бизнес, то чтобы серьезно заниматься им, а не лицом торговать. Компетентно давать советы, куда, допустим, вкладывать деньги – в акции, в ценные бумаги или в покупку нового завода, я не могу, а чувствовать себя дилетантом не привык. Хотя мне много раз предлагали работать в банке или коммерческой структуре. Бизнес – тоже искусство…