Глава двадцатая ОХОТА НА ВИЛЬНЁВА

Глава двадцатая

ОХОТА НА ВИЛЬНЁВА

После недолгой мирной передышки французы, договорившись о присоединении немалого испанского флота, решили, что вполне готовы помериться силами с Англией за господство над Ла-Маншем. Для десанта в Англию в Булони была собрана 130-тысячная армия. Наполеон требовал от своих адмиралов обеспечить ему безопасность пролива всего лишь на одни сутки. Ровно столько времени надо было ему, чтобы перебросить армию к берегам Англии и одним ударом поставить гордых англичан на колени! Адмиралы ему эти сутки обещали. Во французских портах кипела круглосуточная работа — готовился десантный флот более чем в три тысячи судов.

Вскоре в Мертон прибыл представитель Адмиралтейства.

— Получены важные известия! — сказал он Нельсону. — Бонни задумал высадить в Англии десант и уже приготовил целую армию.

— Что же хочет от меня Адмиралтейство? — мрачно поинтересовался Нельсон.

— Лорды Адмиралтейства считают, что только вы сможете пресечь дерзкие замыслы французов и разгромить их флот, как уже проделывали при Абукире и Копенгагене!

Английский флот все еще мотало на якорях на внешнем рейде Портсмута. Корабли спешно заканчивали грузить последние припасы. Французские силы располагались следующим образом: в самом северном из портов — Бресте — главные силы адмирала Гантома в количестве двадцати одного линейного корабля, в Рошфоре и Лориане — по одному линкору (находившийся там ранее адмирал Миссиеси с пятью кораблями успел прорваться в Вест-Индию), в испанской Ферроле стояли пять французских и десять испанских линейных кораблей, южнее, в главной базе испанского флота — Кадисе, еще 12 испанских и один французский корабль; на Средиземном море, в Картахене, испанцы имели шесть кораблей; средиземноморский флот Франции, уже немного восстановленный после Абукирского погрома, имел 11 линкоров под командой адмирала Вильнёва в Тулоне. Всего объединенный франко-испанский флот насчитывал 77 линейных кораблей.

На левом фланге английской линии обороны в порту Доунс находился адмирал Кейтс с одиннадцатью линкорами. В его задачу входило наблюдение за голландским флотом, который был готов выступить на стороне Наполеона. Против кораблей Брестской эскадры Гантома держалась в море эскадра Корнвалиса в составе двадцати одного линкора. Ферроль блокировался восемью кораблями адмирала Кальдера, а Кадис — эскадрой адмирала Орда в составе шести кораблей. Перед Тулоном в ожидании Вильнёва стояли 12 кораблей Нельсона. Всего английские линейные силы насчитывали 53 корабля и некоторое количество резервных, два линкора были дополнительно посланы в подкрепление Нельсону. Помимо этого, в Вест-Индии у адмирала Кохрана имелись 10 линкоров, но по причине удаления от главного театра военных действий они никакого значения при окончательном раскладе сил не имели. Несмотря на превосходство союзников в линкорах, общий уровень морской подготовки и боевой выучки английского флота значительно превосходил как французов, так и испанцев. Многомесячная блокада французского побережья выматывала английские команды и выводила из строя корабли, но также способствовала еще большей выучке офицеров и матросов.

В свое время, чтобы как можно больше разбросать блокадные силы британского флота, французы заняли Ганновер, состоявший тогда в личной унии с Англией. Этим был прегражден английским торговым судам вход в Гамбург и нанесен мощный удар по британской торговле в Европе. Одновременно в Южной Италии был занят полуостров Отранто — удобная позиция для атаки Ионических островов (которые в то время находились под протекторатом России) и Египта.

20 мая 1803 года Нельсон покинул Англию на старом, но еще крепком 104-пушечном корабле "Виктори". Командовать им он предложил своему старому и испытанному товарищу по Абукиру и Копенгагену капитану Фолею. Тот, сославшись на нездоровье, вежливо отказался. Тогда Нельсон остановил свой выбор на капитане Харди. Спокойный и доброжелательный Харди всегда нравился Нельсону, он был опытным моряком и храбрым воином. Именно Харди стал флаг-капитаном Нельсона в его последних кампаниях.

Уже проходя Ла-Манш, Нельсон с попутным судном отправил письмо Эмме: "Поверь мне: хотя я доволен, что покинул это жуткое место — Портсмут, море все время напоминает о том, что мы с тобой находимся в разных стихиях. Душой понимаю, что Бог милостив и мудростью своей воссоединяет нас; ты, пожалуйста, глядя на наше дорогое дитя, думай о том, что я мог бы сказать тебе сейчас, и будь уверена — я вспоминаю тебя каждую минуту. Сердце мое рвется на части. Благослови и сохрани тебя Господь".

Два года проведет на этот раз Нельсон в море, так ни разу и не ступив на берег в погоне за вечно ускользающим французским флотом.

Все это время он с каждой оказией слал письма любимой женщине. Из письма Нельсона: "Поверь мне, дорогая Эмма, хотя нас разлучил долг чести, мое сердце всегда с тобой и я не позволю себе быть трусом". В день, когда Эмма получала очередное письмо от Нельсона, она прикалывала к волосам живую розу, и все понимали, в чем дело.

Между тем война только разгоралась. Первоначальный план Наполеона был таков. Тулонская эскадра прорывает блокаду Нельсона и вырывается в открытое море. Чтобы отвлечь Нельсона от Тулона, у побережья Отранто предполагалось имитировать подготовку еще одной экспедиции в Египет. Клюнув на эту приманку, Нельсон должен был упустить выход из Тулона французской эскадры. Когда же он, наконец, поймет, что обманут, время будет уже потеряно и искать французов в атлантических просторах станет бесполезно. Обманув Нельсона, Тулонская эскадра должна соединиться с Рошфорской эскадрой и далее спешить к Булони, где находилась уже полностью готовая к десанту Великая армия. Одновременно, чтобы отвлечь северную эскадру адмирала Корнвалиса, в Бресте был готов 20-тысячный корпус для демонстративного десанта в мятежную Ирландию. Общее руководство всеми действиями франко-испанского флота было возложено на талантливого и решительного командующего Тулонской эскадрой адмирала Латуша де Тревиля. Все эти маневры должны были стать последней рокировкой перед переброской Великой армии в Англию.

Нельсон держит под постоянным наблюдением Тулон. Он стремится выманить французов и дать бой, но те упорно не желают покидать укрепленный порт.

— Мой друг месье Латуш, кажется, должен был приготовить свои корабли к войне. Хотелось бы, чтобы на него все же снизошла храбрость и, перестав играть в кошки-мышки, он вылез из своей норы. — говорил Нельсон своим капитанам.

Но осторожный Латуш из норы упорно вылезать не желал.

Новый, 1804 год Нельсон встречал в открытом море, борясь с зимней непогодой. Ровно в полночь по старой английской морской традиции самый младший член экипажа, юнга, отбил 16 склянок: 8 за старый, 1803 год и 8 — за новый. Матросам налили по чарке рома и выдали двойную порцию солонины, а офицеры скромно посидели в кают-компании вместе со своим командующим.

Чтобы команды не пришли в уныние от блокадного однообразия, Нельсон проводит непрерывные учения. В одном из писем Эмма пишет, что хотела бы приехать к нему на Средиземное море. Нельсон категорически запрещает ей это, не желая подвергать любимую женщину опасности. Вскоре он узнает, что Эмма снова беременна. В феврале 1804 года у нее родился мальчик, который спустя несколько дней умер. Роды были тайными, а потому тайными были и похороны. Узнав об этом несчастье, Нельсон впал в уныние. Его уже не особенно интересовали и те огромные долги, в которые все больше и больше влезала Эмма, буквально разоряя своего любимого.

Тем временем Латуш де Тревиль все же предпринял попытку выбраться из Тулона и вывел свой флот в море. Получив об этом известие, Нельсон рванулся ему наперерез.

— Насыплем соли на хвост месье Латушу! — радовался он, оглядывая свою мчавшуюся на всех парусах эскадру.

Увы, на этот раз Нельсон опоздал. Мудрый де Тревиль уже повернул обратно и снова заперся в Тулоне. Нельсон рвал и метал, но ничего поделать не мог. В довершение всего вскоре он узнал, что де Тревиль известил французские газеты, будто не он, а Нельсон позорно бежал с поля брани.

— Я поймаю этого негодяя! — ярился Нельсон, бегая по палубе "Виктори". — И заставлю его съесть его лживую газету!

Заставить съесть газету французского командующего ему, однако, так и не удалось. Вскоре Латуш де Тревиль, не выдержав физического напряжения, скоропостижно умер. Потеря эта была для Франции поистине невосполнима, ибо второго столь талантливого и авторитетного адмирала у Наполеона не было. Скрепя сердце Наполеон вынужден был назначить командующим Тулонской эскадрой адмирала Вильнёва, того самого, что бежал во главе арьергарда из Абукирской бухты, бросив на произвол судьбы своих товарищей. Наполеон Вильнёву не доверял и вниманием не баловал, но другого выхода у него тогда просто не было.

Из инструкции морского министра Франции командующим эскадрами перед началом кампании 1805 года: "Главное намерение императора состоит в том, чтобы отыскать в рядах, в каких бы то ни было званиях, офицеров, наиболее способных к высшему начальствованию. Но чего он ищет прежде всего, так это благородной любви к славе, соревнования к почестям, решительного характера и безграничного мужества. Его величество хочет уничтожить эту боязливую осторожность, эту оборонительную систему, которые мертвят нашу смелость и удваивают предприимчивость неприятеля. Эту смелость император желает видеть во всех своих адмиралах, капитанах, офицерах и матросах, и каковы бы ни были последствия, он обещает свое внимание и милость всем тем, кто доведет ее до высшей степени. Не колеблясь нападать на слабейшие и даже равные силы и сражаться с ними до уничтожения — вот что желает его величество".

Внезапная смерть адмирала де Тревиля вынудила Наполеона поменять свои планы. Теперь он возлагает главную задачу уже не на нерешительного Вильнёва, а на более деятельного командующего Брестской эскадрой адмирала Гантома. Ему предписывалось неожиданно прорвать блокаду Бреста, вырваться в Атлантику с караваном десантных судов, как можно быстрее высадить десант в Ирландии и мчаться в Ла-Манш, чтобы прикрывать переброску в Англию главных сил. Одновременно вырвавшаяся в море Тулонская эскадра Вильнёва должна была пересечь Атлантику и, соединившись с вест-индской эскадрой Миссиеси, захватить несколько тамошних островов, а затем вернуться в Европу, чтобы деблокировать Рошфор и составить резерв для действий в Ла-Манше. По расчетам Наполеона, бросок Вильнёва в Вест-Индию должен был увлечь за собой до тридцати английских линкоров и тем самым помочь выходу из Бреста эскадры Гантома.

Составленный план был достаточно сложен, но вполне реален. При этом он подразумевал самые активные действия и опережение англичан на несколько ходов, вследствие чего последним ничего не оставалось, как послушно следовать французскому плану.

11 января 1805 года началось выполнение наполеоновского плана. Впоследствии события последующих нескольких месяцев и англичане, и французы назовут игрой в кошки-мышки. До самого последнего момента не было ясно, на чьей стороне будет удача.

Итак, начали игру французы. Адмирал Миссиеси со своей эскадрой прорвался из Рошфора. Англичане кинулись за ним. Адмирал Кохран с полутора десятками линкоров метался по атлантическим просторам, но все было напрасно. Уже 20 февраля Миссиеси был на Мартинике.

* * *

В поисках неприятеля Нельсон метался по Средиземному морю, несколько раз доходя до Египта. Эмме он писал: "Я уже проделал тысячу лиг в погоне за ним (Вильнёвом. — В. III.). Единственное, что меня сейчас интересует, — это французский флот. Не будет мне покоя, пока я его не найду, а французам не будет покоя, когда я их найду".

Леди Гамильтон слала ему любовные стихи собственного сочинения:

Нет, никогда уныние не будет

В душе моей царить,

Мой адмирал, я верю, не забудет

Мне мужество дарить.

А если вдруг душа, презрев обитель,

На волю улетит,

Где буду я, мой победитель,

Признания хранить?

Где буду я беречь, что накопила:

Улыбку, вздох и взгляд,

Те пустяки, что мне, мой Нельсон милый,

Так много говорят?

Нет, будь со мной, моя душа, навеки

И в целости храни

Все, что об этом знаю человеке,

И жар его любви.

* * *

Тем временем, узнав об успехе адмирала Миссиеси, Наполеон объявил:

— Теперь я сделаю второй ход и посмотрю, чем на него ответят англичане!

18 января, пользуясь свежим ветром, Вильнёв покинул Тулон и взял курс на Сардинию. Английские фрегаты следовали за ним в почтительном отдалении до темноты, а затем поспешили к главным силам.

— Тулонская эскадра двинулась на восток! — донесли они Нельсону.

— Кажется, Бонни решил повторить свою нильскую авантюру! — прикинул, глядя на развернутую на столе карту, Нельсон, после чего приказал поднять сигнал: "Курс на Египет".

И второй акт разыгрываемой драмы остался за Наполеоном. Настроение императора испортил лишь тот факт, что, попав в полосу штормов, корабли Вильнёва получили большие повреждения, вследствие чего были вынуждены вернуться в Тулон. Вскоре вслед за вернувшимся Вильнёвом к Тулону подошел и одураченный Нельсон.

Возвращение Вильнёва расстроило Наполеона. Он был вынужден отменить намеченную высадку десантного корпуса в Ирландию и скорректировал свой план. Теперь французский флот должен был прорвать английскую блокаду и устремиться в Вест-Индию. Там, объединившись, он должен был вернуться в Ла-Манш и обеспечить переправу Великой армии в Англию.

Что касается эскадры Вильнёва, то она должна была снова прорываться из Тулона, а затем, присоединив в пути корабли Картахенской и Кадисской испанских эскадр, совместно следовать на Мартинику. Там прибывший флот должен был присоединить к себе эскадру Миссиеси и уже после этого ждать подхода Брестской эскадры Гантома. Против такой армады англичанам выставить было уже нечего.

30 марта Вильнёв вновь обманул Нельсона. Он вырвался в открытое море, в то время как Нельсон болтался с кораблями где-то у Сардинии. Увы, но разведывательные фрегаты Нельсона потеряли французов в первую же ночь.

Без всяких препятствий Вильнёв достиг Картахены. Казалось, теперь можно было объединиться с испанцами. Однако последние, сославшись на отсутствие соответствующих распоряжений, отказались присоединиться к французам. Последствия этой неразберихи были печальными.

Разругавшись с испанцами, Вильнёв благополучно проследовал мимо Гибралтара и зашел в Кадис. Там к нему присоединились один французский и шесть испанских линкоров. 14 мая Вильнёв уже был на Мартинике.

Что касается Нельсона, то он только 16 апреля узнал о выходе французов из Тулона в океан. До этого времени английский вице-адмирал был уверен, что Вильнёв пойдет в Египет. Почему у Нельсона была такая уверенность, так и осталось тайной.

На этот раз ветры были встречные и Нельсон только 6 мая добрался до Гибралтара.

— Тулонская эскадра заходила в Кадис, а затем исчезла в океане! — доложили ему с разведывательных судов.

— Скорее всего, Вильнёв пошел в Английский канал! — решил Нельсон.

Только спустя несколько драгоценных дней он узнал, что усиленная Тулонская эскадра давным-давно ушла в Вест-Индию.

— Мы отыщем лягушатников и там! — не слишком расстроился Нельсон. — Курс на Барбадос!

В Англии, однако, уже зрело недовольство нерасторопностью своих моряков.

4 июня 1805 года Нельсон подходил к Мартинике. Однако атаковать Вильнёва он не решился.

Теперь все зависело от Брестской эскадры Гантома. Прорвется он в Атлантику — и у французов будет огромная фора перед противником. Но Гантом из Бреста так и не прорвался. Наполеон нервничал. Ему снова приходилось на ходу менять все планы. Единственное, что удалось, — это выслать из Рошфора на Мартинику к Вильнёву один линкор с приказанием ждать прихода Брестской эскадры 35 дней. После чего идти в Ферроль, присоединить к себе полтора десятка тамошних кораблей и следовать в Брест для деблокады Гантома. Затем Наполеон желал видеть объединенные франко-испанские силы в Ла-Манше для обеспечения десантной операции.

Но на этом интрига не закончилась. В день, когда Нельсон прибыл на Барбадос, Вильнёв решил атаковать своим флотом этот остров. Однако, когда французские и испанские корабли подошли к Барбадосу, англичан там уже не было. Дело в том, что Нельсон, получив ложные сведения, что французы находятся южнее, поспешил в погоню.

Только 8 июля Вильнёв узнал, что его давний противник уже находится в Вест-Индии. Решив не испытывать лишний раз судьбу, французский командующий поспешил возвратиться в Европу.

Спустя три дня после отплытия французского флота о бегстве Вильнёва узнал Нельсон. Реакция его была мгновенной:

— В погоню!

Собрав на флагманском "Виктори" своих капитанов, он делился с ними своими предположениями:

— Ставлю десять против одного, что Вильнёв помчится в дорогой его сердцу Тулон!

— А если он возьмет курс в какой-нибудь из атлантических портов? — подал голос командир "Ориона" Кодрингтон.

— Ну это вряд ли! — хмыкнул Нельсон. — Мы разворачиваем форштевни на Гибралтар!

И эта партия осталась за французами! Как оказалось впоследствии, Вильнёв и не думал о Тулоне. Свой флот он привел в атлантический Ферроль.

Второй раз Нельсон пересек океан, даже на горизонте не увидев паруса противника. Это было уже почти поражение…

* * *

Надо отдать должное прозорливости Наполеона. Хитроумные комбинации французского императора окончательно сбили с толку британских адмиралов, и теперь они бестолково метались по всей Северной Атлантике не в силах понять, что же на самом деле происходит. Что же касается Нельсона, то он так и не смог избавиться от навязчивой идеи об операциях французов в восточной части Средиземного моря. Синдром Абукира прочно завладел мозгом вице-адмирала.

Однако Нельсону на этот раз все же повезло. Перед тем как покинуть Вест-Индию, он отправил в Англию бриг с известием, что Вильнёв ушел в Европу. По случайному стечению обстоятельств бриг в один из дней увидел на горизонте французский флот. Определив курс Вильнёва, бриг поспешил в Плимут. С этого момента английское Адмиралтейство наконец-то начало понимать направленность наполеоновского плана. Так как уже было бездарно потеряно много драгоценного времени, в Лондоне начали действовать решительно. Отряду кораблей, блокировавшему Рошфор, было велено как можно скорее соединиться с эскадрой адмирала Кальдера, который в это время с десятью линкорами находился недалеко от Ферроля. Самому же Кальдеру было велено, присоединив к себе подошедший отряд, ждать подхода Вильнёва, чтобы разгромить его на подходе к Ферролю.

Французский флот ждать себя не заставил. 22 июня Кальдер в густом тумане наткнулся на Вильнёва. Произошел бой, но весьма нерешительный, так как противники почти не видели друг друга. И хотя англичане все же взяли в плен два отставших испанских корабля, Кальдер от преследования испанцев отказался. В свою очередь Вильнёв тоже не пытался атаковать противника. Добравшись до Ферроля, он был доволен тем, что присоединил к себе находившиеся там 14 линкоров адмирала Гурдона.

Историки единодушны во мнении, что нерешительность этого боя должна быть поставлена в вину обоим адмиралам: Вильнёв был обязан дать бой, чтобы, ослабив эскадру Кальдера, дать возможность Рошфорскому и Феррольскому отрядам выйти в море и деблокировать Гантома в Бресте. Кальдер же, разбив Вильнёва и тем самым не позволив ему соединиться с другими французскими отрядами, мог значительно облегчить положение англичан.

Как бы то ни было, но теперь у Вильнёва в Ферроле было под началом уже 29 линейных кораблей — сила более чем внушительная. Неудачнику Кальдеру теперь ничего не оставалось, как снять блокаду Ферроля и поспешить на соединение с мощной северной эскадрой адмирала Корнвалиса, который сторожил эскадру Гантома в Бресте. К этому времени к Корнвалису присоединился и примчавшийся из Вест-Индии Нельсон. Последнему пришлось проделать неблизкий путь от Гибралтара, где он безуспешно пытался отыскать следы Вильнёва.

Теперь расклад сил был такой. У Корнвалиса 35 линейных кораблей против пятидесяти пяти франко-испанских, сосредоточенных в трех эскадрах: в Бресте (21 линкор), в Рошфоре (5 линкоров) и в Ферроле (29 линкоров).

Наполеон, словно опытный шахматист, ни на миг не спускал глаз с морской карты.

— Похоже, нам начала сопутствовать удача и на море! А потому нам следует собрать все силы в один кулак! — решил он и отправил в Ферроль инструкцию: с попутным ветром идти в Брест, соединившись по пути с Рошфорским отрядом.

Наполеон хотел, чтобы вице-адмирал следовал прямо к Великой армии в Булонь, минуя блокированный Брест. Для этого Вильнёв мог избрать путь вокруг Ирландии и Шотландии.

13 августа Вильнёв вышел из Ферроля, чтобы следовать в Брест. Можно почти с уверенностью сказать, что он не слишком верил в реальность наполеоновского плана, а потому и не слишком стремился исполнить то, что было ему приказано.

На поиски Рошфорского отряда (к этому времени также покинувшего порт) Вильнёв выслал фрегат. Казалось, всё складывается как нельзя лучше: французский флот беспрепятственно шел на север, соединяясь со вспомогательными эскадрами. Увы, именно здесь удача и покинула французских моряков. На свою беду, Вильнёв разглядел на горизонте несколько дозорных судов противника. Не слишком решительный адмирал сразу занервничал. Когда же с опрошенного рыбацкого судна сообщили, что где-то неподалеку находится и весь английский флот (что было очевидной ложью, которую французский флотоводец даже не попытался проверить!), Вильнёв и вовсе потерял голову. Вместо того чтобы продолжить выполнение поставленной ему задачи, он немедленно приказал поворачивать назад. Разумеется, никто убегавших французов не преследовал, так как никаких сил, кроме трех легких фрегатов, в этом районе у англичан не было и в помине.

Русский историк военно-морского искусства М. Петров дал следующую оценку произошедшему: "Вильнёв не должен был ворочать. Если бы он думал о главной цели всей операции, ему следовало учесть, что бой с англичанами, если бы известие о них было правдивым, должен был освободить Гантома для операции у Булони. Приняв преследование, он тем отвлек бы англичан от Бреста".

В довершение к этому английский адмирал Корнвалис именно в этот момент совершил серьезную ошибку: отослал на подкрепление Кальдера 18 своих линкоров, оставшись у Бреста всего лишь с шестнадцатью линейными кораблями. Вне всяких сомнений, если бы не трусость Вильнёва, французы имели бы реальную возможность не только прорваться в Брест, но и разбить ослабленную эскадру Корнвалиса. Но этого, к счастью для англичан, не случилось.

Так позорно и бездарно был разрушен прекрасный план Наполеона, имевший все шансы на успех. Так навсегда были перечеркнуты мечты французского императора о десанте в Англию.

20 августа Вильнёв бросил якорь в Кадисе, где его никто не ожидал. Разумеется, тайное вскоре стало явным, и спустя несколько дней у Кадиса появилась английская эскадра, заблокировавшая порт. Весь тактический перевес, которого с таким трудом удалось добиться французам в этой кампании, был теперь перечеркнут.

Известие о бегстве флота в Кадис привело Наполеона в бешенство. Он вызвал морского министра Декре и, кинув себе под ноги шляпу, принялся в неистовстве топтать ее:

— Этот мешок с навозом ни к чему не способен! Я не могу отдать судьбу Великой армии в руки бездаря и труса, а потому приказываю с этой минуты забыть о десанте в Англию!

— Куда же вы намерены развернуть свои пушки? — осторожно осведомился многоопытный Декре.

— На восток! — зло отрезал император. — У меня еще остались дела в Пруссии и Австрии! Что касается Англии, то я даю ей пока отсрочку!

— Что же вы намерены сделать с Вильнёвом? — вопросил Декре.

— Пусть выбирается из кадисской норы и убирается в Средиземное море! — уже несколько успокоившись, ответил Наполеон и задумался. — Впрочем, с него уже не будет никакого толку и следует подыскать ему замену!

— Кого вы желаете видеть во главе нашего флота?

— Пожалуй, адмирала Розили. Пусть выезжает в Кадис, пока Вильнёв окончательно не погубил все дело!

— Я сегодня же напишу ему в Тулон, — склонил голову морской министр.

Однако пока адмирал Розили сдавал дела в Тулоне, Декре переслал последние пожелания от имени Наполеона Вильнёву: "Его величество не хочет, чтобы его эскадра держалась в блокаде слабейшим неприятелем, и приказывает Вам в случае, если он явится перед Кадисом, немедленно атаковать его. Император предписывает Вам сделать с Вашей стороны все, чтобы внушить победные чувства всем Вашим подчиненным — делами, речами, словом, всем, что может возвысить душу. В этом отношении не должно пренебрегать ничем: смелые подвиги, всех родов одобрение, рискованные предприятия, приказы, возбуждающие энтузиазм… Все средства должны быть употреблены, чтобы оживить и возбудить мужество наших моряков. Его величество желает открыть им доступ ко всем почестям и отличиям, которые будут непременною наградой за каждый блистательный подвиг. Ему приятно надеяться, что Вы первый заслужите эту награду, и я считаю для себя приятным долгом сказать Вам со всей искренностью, что, несмотря на упреки, которые мне велено Вам передать, его величество ожидает только первого блистательного дела, которое доказало бы ему Ваше мужество, чтобы изъявить Вам особенное свое благоволение и наградить Вас высшими почестями".

Вильнёву недвусмысленно предлагали выйти в море и сразиться с англичанами.

— Это письмо задевает мою честь! — сказал с возмущением Вильнёв испанскому адмиралу Гравине. — Сюда уже едет адмирал Розили, которому поручено принять эскадру. Я не могу этого допустить, ибо тогда мне не смыть незаслуженного обвинения в трусости. А потому мы выходим в море с первым же благоприятным ветром!

В тот же день Вильнёв начертал инструкции капитанам: "Все усилия наших кораблей должны быть направлены к тому, чтобы стремиться подать помощь более терпящим кораблям и быть как можно ближе к кораблю адмирала, который подаст в том пример. Капитаны должны советоваться гораздо более с собственным мужеством и любовью к славе, чем с сигналами адмирала, которые тот, окруженный неприятелем, в дыму, может быть не в состоянии уже сделать. Каждый капитан, который не будет в огне, будет не на своем месте…"

Испанцу Гравине Вильнёв велел с двенадцатью линейными кораблями держаться на ветре от основного флота, чтобы быть в готовности подать помощь атакованной части союзного флота. Свой флаг Вильнёв велел поднять на 84-пушечном "Буцентавре".

— Теперь моя очередь нанести оскорбление Наполеону: или своей победой, или своим поражением, — грустно сказал он капитанам. — И хотя живем мы в революционной и безбожной Франции, положимся во всем на Господа!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.