Анатолий Соколков «Он не мог общаться ни с каким начальством…»

Анатолий Соколков

«Он не мог общаться ни с каким начальством…»

— … Я начал работать в этой кочегарке в восемьдесят втором году. Здесь была обычная котельная с алкашами, достаточно мрачное, а в общем, обычное место, где работают наркоманы, гопота всякая. А потом так получилось, что я остался один в котельной — все поувольнялись. Тут как раз Фирсов стал искать себе работу — он до этого года два, наверно, не работал. Я говорю: приходи! Он пришел, смотрит: котельная как раз то, что ему надо. Фирсов и говорит: «Давай Витьку пригласим!» А Витька тогда работал спасателем на пляже — это летом было. Мы сходили к нему, поговорили. Он согласился. Только, говорит, лето доработаю, а в сентябре приду.

Он на Петропавловке работал. А в котельной он до этого уже работал, правда, не в такой. На каком-то складе ящиками топил. Самая смешная история была, когда их приняли на работу — его и еще несколько человек — надо было ходить на курсы. Эти курсы начинались в девять утра. И они с Фирсовым поднимались в восемь, ездили на эти курсы, в итоге-то Фирсов получил удостоверение, а Витька — нет, потому что в последний момент у него какие-то гастроли начались, и он пропустил недели полторы. Ну, мы пошли туда, попытались что-то сделать, чтобы он получил удостоверение, но там… У него была такая особенность он не мог общаться ни с каким начальством. Независимость натуры или еще что-то… Но это очень действовало на нервы всем начальникам. Ну, говорил там «да», «нет» — но нормально, не было никаких высокомерных жестов. Человек просто сидел, разговаривал, но сразу возникало неприятие — у тех людей, у которых много формализма в голове. Если бы я в той ситуации просто пошел один с нашей начальницей хорошая была тетка, — то было бы все нормально. Но мы пошли с Витькой, это подействовало им на нервы, и они просто наотрез отказались. Ничего страшного не произошло — он продолжал работать так же, как работал… Как он работал? Вопрос очень сложный. Несмотря на то, что он был высокий, стройный, работать здесь всегда было очень тяжело. Грязно — всегда. Работа тяжелая, потому что когда выгребаешь из котла шлак, там и сероводород, и всякие примеси, все это бьет в нос. Слава Задерий у нас быстренько отсюда смотался. Два-три раза почистил котел — и сразу тошнота. Желудок больной — это сразу сказывается. И сначала было, конечно, тяжело. Это естественно. У нас тут и Башлачев работал — тот, который вообще ни к какой работе не приспособлен, — и тот работал. А Витька втянулся очень быстро. Наверное, уже через месяц. Раньше как было — мы таскали шлак бачками. Накладываешь полный бачок шлака, несешь его двумя руками. А у Витьки уже какой-то профессионализм появился: два бачка, в каждой руке по бачку. Раньше шел — ноги подгибались, а потом смотрю все нормально. У него даже грудная клетка после работы в котельной стала шире, я заметил. И чувствовал он себя здесь отлично — как рыба в воде. Потому что, когда я работал здесь, то все контакты начальства были только со мной. Я ни к кому никогда никого не подпускал. Масса была всяких конфликтов, которые приходились только на меня. То есть остальные в этом просто не участвовали. К тому же была очень хорошая прикрышка — зам. управляющего, — он и сейчас там работает, с которым я очень быстро вошел в хороший контакт и сказал ему, что мне не нужны коменданты и прочие начальники. Все претензии — ко мне. Кочегаров не надо трогать. В общем, в какой-то момент у нас сложилась хорошая команда. Вон там объявление висит: «Осенняя Камчатка». Ну, а потом уже началось: сначала он уехал на съемки «Ассы», довольно долго его не было. Потом вернулся, некоторое время еще поработал и уволился.

У нас было восемь человек — чисто формально: четыре кочегара и четыре зольщика. По два человека на смену. Но на самом деле мы работали поодиночке — сутки через семеро. А график — как кому удобно. Всегда можно договориться, кто кого подменит. До сих пор здесь работает Витя Бондарик из АУКЦЫОНА. Потому что удобно. Зарплата достаточно смешная. У кочегаров — 95 рублей, у зольщиков — 70. Для того, чтобы было равномерно, мы придумали такую систему: в конце месяца мы все деньги складываем, а потом раскладываем по сменам. Кто работает много, тот и получает много.

Когда начинали ребята: Цой, Фирсов, Задерий, еще кто-то, — мы менялись в девять утра, было очень неудобно. В девять утра идешь домой, спишь, весь день кувырком… Потом мы начали меняться в одиннадцать часов вечера. И это было удобно: приходишь со смены — ложишься спать.

Единственно, в последний момент нам все-таки сунули двух левых людей. Получилось, что не все, с кем мы договаривались, пришли, от кого-то пришлось отказаться — например от Шевчука в свое время. По двум причинам: во-первых, у него был некоторый конфликт с Цоем. Но это была не главная причина, потому что можно было так сделать, чтобы они в котельной вообще не встречались. А вторая причина заключалось в том, что когда Шевчук согласился, пришел его друг Джимми и сказал: «Ты с ума сошел. Он же вместе с этой лопатой упадет!» Хотя я не думаю, он наверняка смог бы здесь работать — это не так сложно. Но даже по тем временам две «звезды» в одной кочегарке — это слишком. Мы не взяли также Игоря Тихомирова, потому что они с Цоем из одной группы. Если КИНО куда-нибудь уезжало на гастроли, вшестером работать уже достаточно сложно.

Был свой микроклимат, потому что здесь прошла масса народу. Например, здесь очень часто бывал Максим Пашков, с ним Цой в ПАЛАТЕ № 6 играл. Он тогда постоянно показывал Витьке свои песни, тексты… Но Витя нигилист по натуре, ему мало что нравилось. Например, к нему понимание Башлачева пришло только в котельной. Он до этого его слышал, но не понимал. А вот здесь… Вокруг Сашки вообще очень много народу роилось. Никто не знает, что он приедет, а народ уже сбегается со всего города. Саня постоянно пел. Приходит — сразу берет гитару. Сейчас этой гитары уже нет — она в могиле, кочегарская гитара Башлачева. Он был человек очень веселый. Он пел куплет своей песни, потом вставлял куплет Гребенщикова, потом куплет Цоя. И он очень любил их дразнить. То есть, он переделывал их песни на русский народный манер. Много было таких переделанных песен: «Бездельник» цоевский совершенно на другой мотив… Мы пытались здесь писать, магнитофон был, но не получалось. Потому что здесь очень много звуковых помех — моторы работают.

Когда режиссер Алексей Учитель пришел сюда, здесь сидели Марьяна, я и Витька. Мы очень долго с ним разговаривали, долго объясняли, но, в принципе, я считаю, что его фильм не удался. Он не о том снимал и не за тем. Он так и не понял ничего, несмотря на то, что его протащили через все тусовки, через все дела — он так ничего и не понял. Он до сих пор ничего не понимает. И фильм получился не о роке, а о том, что ребята-то все нормальные, у них же дети есть! Ну что это такое?! Как в зверинце. Фильм для идиотов. Так же, как и «Взломщик». Его до сих пор на ура принимают в провинции, а фильм-то просто идиотический. Из такой бездны киноматериалов сляпать такой абсурд! Там же такие были кадры потрясающие!..

Учитель сделал очень хороший ход — он взял Марьяну администратором в этот фильм. Только благодаря этому фильм вообще состоялся. Я не верю, что Учитель так вписался бы во все тусовки, если бы не Марьяна. Ей просто понравилась эта идея, и она решила ему помочь. Я считаю, что в этом фильме Маниной заслуги гораздо больше, и Димы Масса, чем Учителя. Тут такие куски были сняты, которые потом не вошли! Как Цой с Башлачевым на одной гитаре играют — веселые такие. А это все вырезали, оставили какие-то дебильно-романтические сцены, особенно с Цоем. Все это гораздо веселее было.

Песни здесь пели — это факт. Но возникали ли они у Цоя именно здесь?.. У него голова постоянно работала. Он уезжал в Москву, возвращался, здесь сидели ночами — естественно, что-то возникало… А песен он показывал довольно много. «Следи за собой» впервые я услышал здесь. Еще эту: «мы ждали лета, пришла зима…» У него была песня «Я хочу быть кочегаром», но он наотрез отказался ее здесь петь. Она несколько раз звучала в акустике, но в кочегарке он ее так и не спел.

— Здесь были абсолютно голые стены, украшать их начал именно Витька. Картинку с Брюсом Ли он принес, потом — «Комиссары перестройки».

С ментами здесь было очень просто. Менты сюда не заходили. Котельная, скорее всего, была под колпаком КГБ, и гебисты просто запрещали ментам сюда ходить. Был такой период когда они очень резко начали появляться, а потом у меня была встреча с одним кэгэбэшником… Знаете, раньше всех вызывали в кофейню, там беседовали… Я ему сказал про ментов, он почему-то очень разозлился и сказал: «Никаких ментов больше не будет».

Последние годы Витя не заходил сюда. У него было желание, но к этому времени уже сильно изменился состав. И почти все «старики» уволились. Последним из нашей компании уволился Фирсов.

Сейчас здесь работает из ДУРНОГО ВЛИЯНИЯ — Дима Петров, а начальствует Андрюша Мошнин. Я его очень долго тащил сюда. Парень работал на стройке, но поскольку характер стихийный, как у всех, — на стройке он не пришелся. Его несколько раз увольняли по разным поводам, и в конце концов я его вытащил сюда, и вот он здесь сейчас главный. «Новый Начальник», как его окрестил Джордж. Ну, он уже тогда писал песенки…

В свое время это был элемент подполья, андеграунда. А сейчас для многих людей это просто вынужденное место работы. С одной стороны, здесь уже есть какая-то традиция — для музыкантов это удобно. Они приходят не на пустое место, а знают, что здесь уже есть специфика отношений. А прежнего значения она уже не имеет. Правда, сейчас она превращается в место паломничества.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.