Глава двенадцатая Последние годы

Глава двенадцатая

Последние годы

Сохранилось более восьмидесяти рукописей “Кентерберийских рассказов”, собранных уже после смерти Чосера, что свидетельствует о мгновенной популярности, которую обрело это крупное произведение. В последние годы жизни Чосер мог распространять отдельные рассказы из книги или сборники их среди своих друзей и современников; один или два таких сборника могли найти свой путь и ко двору. Связь с королевским двором он утратил не полностью. Документальные записи о его выступлениях в качестве “свидетеля” подтверждает его постоянное пребывание тогда в Кенте – он выступал, надо думать за деньги, в Вулвиче и в Комбе по делам об изъятии и передаче собственности. Вдобавок местный землевладелец Грегори Баллард назначил его своим поверенным. Но контакты при дворе Чосер тем не менее сохранил. В начале 1392 года Ричард II наградил его десятью фунтами за хорошую службу, на основании чего можно выдвинуть, правда, недоказанное, предположение, что Чосер в какой-то форме продолжил выполнять поручения короля. Выяснить, в чем они состояли, так и не удалось, но не исключено, что он мог их выполнять, оставаясь в Кенте.

28 февраля 1394 года Ричард II выделил Чосеру пенсию размером в двадцать фунтов (за хорошую службу) “pro bono servicio”; по существу, это явилось возобновлением годового содержания, которое шестью годами ранее Чосер продал Джону Скалби. Существует несколько записей о чосеровском прошении об авансе в счет этой пенсии, из чего следует вывод, что о большом благосостоянии Чосера речи идти не может. В тот же период суд принудил его к выплате четырнадцати фунтов долга. В 1397 году Чосеру как ответственному и совестливому чиновнику король пожаловал бочку или же большой бочонок вина ежегодно. Как это водится у бюрократов, королевский подарок не был передан Чосеру в срок, и на следующий год поэт сам обратился в казначейство с прошением о доставке ему вина.

Однако ежегодное вознаграждение от казны вовсе не обязательно означало полную отставку Чосера. Условия, на которых он получал пенсию, предусматривали продолжение службы in futurum, в будущем. В 1398 году Чосеру были на целых два года обеспечены “безопасность и содействие” в выполнении трудного и неотложного “поручения короля”. В чем состояло поручение – неизвестно, но, по-видимому, путешествия за рубеж оно не предусматривало. Возможно, это был лишь способ избавить Чосера от судебных преследований в связи с его долгами. Во всяком случае, запись о “поручении” свидетельствует о том, что власти о Чосере не забыли – защищали ли они его или же считали возможным использовать для своих заданий. Явным доказательством того, что Чосер был ценим властью, служит награждение его алым плащом на меху Генрихом Болингброком еще до того, как даритель взошел на английский трон в качестве Генриха IV. Иными словами, Чосер все еще был “в силе” и в числе “лучших”.

Так или иначе, дело шло к тому, чтобы ему покинуть Кент и переехать обратно в Лондон. Возможно, ему наскучили деревенский покой и тишина и захотелось вновь шума и городской сутолоки. Может быть, под конец жизни возникла потребность вернуться к родным местам, к истокам. А может быть, его просто обуяла охота к переменам. Поэты и художники часто утверждают, что перемена места стимулирует творческий процесс. Чосер вернулся в Лондон в 1398 году, за два года до кончины, и на следующий же год взял в аренду “строение” в саду, примыкавшем к приделу Богоматери в Вестминстере, получив в свое распоряжение небольшое, но удобное жилище с садом неподалеку от знаменитой древней церкви. Дом он, видимо, счел подходящим для дальнейшей работы над “Кентерберийскими рассказами”. Срок аренды может показаться несоответствующим преклонным годам арендатора, но, возможно, это лишь юридическая формальность. Данная аренда являлась знаком “почета и уважения”, так как дом этот ранее занимали слуги короля. Территория считалась заповедной, как часть аббатства, что не обязательно гарантировало тишину и уединенность. Из окошка поэт мог любоваться видом южного трансепта аббатства, но в непосредственной близости от него на заповедной территории находилась и таверна “Белая роза”.

Осенью 1399 года Ричарда II заставили отказаться от престола превосходящие силы Генриха Болингброка, вернувшегося после своего французского изгнания с твердым намерением занять место Ричарда на королевском троне. Однако, став Генрихом IV, новый король подтвердил пенсию Чосера и в знак королевской милости добавил к ней еще сорок марок (равных примерно двадцати семи фунтам). Возможно, это был акт некоего пренебрежения к поэту, выражавший безразличное отношение придворной бюрократии к фактам смены покровителя. Но это же указывает на некоторую уклончивость позиции Чосера, позволявшую считать его “верным нашим рыцарем и слугой” обоим суверенам: долгое время благоволившему поэту Ричарду II и низвергшему последнего Генриху IV

На деле выплата пенсии запоздала, и недостаток средств заставил Чосера обратиться к новому королю со слезным посланием в стихах, названным им “Жалоба Чосера своей суме”:

К тебе, моя отрада, хозяйка и супружница моя,

Я обращаю жалобные строки…

Как горько видеть мне тебя пустой и исхудалой,

Когда и сам я гол, как нищий брат монах…

Итак, Чосер вернулся в родные места, а вернее, в Вестминстер, расположенный чуть дальше по Темзе. Теоретически он был достаточно вознагражден за свою службу. Две последние денежные выплаты он получал не самолично, что позволяет сделать вывод о плохом состоянии его здоровья уже тогда. По отзыву жившего в XVI веке историка и собирателя древностей Леланда, Чосер тогда “постарел и поседел”, ему было около шестидесяти, возраст не такой уж преклонный для нашего времени, но в эпоху, когда людей косили болезни и подстерегала неожиданная смерть, считавшийся солидным. Леланд пишет также и о том, что сам Чосер и самую старость считал болезнью, но, возможно, хроникер излагает здесь просто общепринятую тогда банальность.

Существуют апокрифические рассказы о последних годах Чосера и о том, как он перед кончиной сокрушался о непристойности некоторых своих творений: “Горе мне, о горе мне!” – но, учитывая написанное им “отречение”, такое маловероятно. Полагают, что последним, что он завершил, были непристойные рассказы “группы А”: Мельника, Мажордома и Повара. Если это так, то это достойная точка в творчестве поэта сугубо городского по своему духу.

Причина и обстоятельства смерти Чосера неизвестны. Однако мы знаем, что умер он в год чумы. Общепринятая дата – 25 октября 1400 года – следует из надписи на надгробии, сооруженном примерно 150 годами позже. Покоится он в южном трансепте Вестминстерского аббатства, в месте, теперь известном как “Уголок поэтов”. Первоначально это был довольно темный угол, возле входа в придел Святого Бенедикта, где хоронили монастырское начальство. По-видимому, пышной церемонии похорон Чосер не удостоился, и хоронили его так, как подобало придворному невысокого ранга. Благоразумие и сдержанность Чосер сохранял до самого конца.