643. См. письма к Полю Гогену.

643. См. письма к Полю Гогену.

644 note 115

Прибыли полотна из Сен-Реми. «Ирисы» высохли, надеюсь, они тебе понравятся. Кроме

них я получил «Розы», «Хлеба», небольшой пейзаж с горами и «Кипарис со звездой».

На этой неделе написал портрет девушки лет 16 в голубом на голубом фоне. Это дочка

моих хозяев. Портрет я подарил ей, а для тебя сделал его повторение на полотне размером в 15.

Кроме того, написал «Хлеба» – картину шириной в метр и высотой всего в полметра, а

также пандан к ней – рощу: лиловые стволы тополей и под ними усеянная цветами трава –

розовые, желтые, белые и различные зеленые тона. Наконец, у меня готов вечерний ландшафт

– две совершенно черные груши на фоне желтого неба, на фиолетовом заднем плане

утонувший в темной зелени замок…

645

Вчера и позавчера писал портрет м-ль Гаше за пианино, который, надеюсь, ты вскоре

увидишь: платье розовое, стена в глубине зеленая с оранжевыми точками, ковер красный с

зеленым, инструмент темно-фиолетовый. Формат – метр в высоту на полметра в ширину.

Я писал эту фигуру с большим удовольствием, но давалась она мне нелегко. Д-р Гаше

обещал, что уговорит дочь позировать мне еще раз – теперь уже за фисгармо-

нией. С ее портрета за пианино сделаю повторение для тебя. Я заметил, что это полотно

отлично гармонирует с другим, более широкого формата, – я имею в виду «Хлеба»: одно из

них, вертикальное, выдержано в розовых тонах, другое сделано в бледно-зеленом и желто-

зеленом, то есть в цветах, дополнительных к розовому. Правда, люди пока что еще далеки от

понимания тех любопытных соотношений, которые, существуя между двумя предметами,

объясняют и подчеркивают каждый из них в отдельности. Однако некоторые все-таки

чувствуют такие соотношения, и это уже кое-что. Хорошо также и то, что современные туалеты

часто являют собой очень приятные комбинации светлых тонов. Если бы дамы, которых мы

видим на улице, соглашались позировать художникам, для искусства настали бы времена не

менее благоприятные, чем в прошлом. Я даже нахожу, что сейчас натуре свойственно то же

изящество, что и картинам Пюви де Шаванна. Так, например, вчера я видел две фигуры: мать в

темно-карминовом платье, дочь в бледно-розовом и желтой без каких бы то ни было украшений

шляпе. Это были здоровые женщины, настоящие сельские жительницы, загорелые и

обветренные, в особенности мать с ее красным лицом, черной шевелюрой и бриллиантовыми

серьгами, напоминавшая мне картину Делакруа «Воспитание богоматери». А в выражении их

лиц было что-то напоминающее голову Жорж Санд. Ты ведь знаешь, что у Делакруа есть ее

погрудный портрет с коротко подстриженными волосами – с него еще была гравюра на дереве

в «Illustration».

646 note 116

Дорогие Тео и Ио,

Только что получил письмо с известием о болезни малыша. Был бы счастлив навестить

вас, но меня удерживает мысль о том, что в данном печальном случае я окажусь еще

беспомощнее, чем вы. Тем не менее, понимая, как вы сейчас измучились, очень хотел бы хоть

чем-нибудь вам помочь.

Однако мой неожиданный приезд лишь усугубит трудности. От всего сердца разделяю

вашу тревогу. Ужасно жаль, что дом г-на Гаше так загроможден разным хламом – в противном

случае вам с малышом можно было бы остановиться у него, по меньшей мере, на месяц.

Убежден, что здешний воздух благотворно подействовал бы на ребенка. Тут я часто вижу на

улицах маленьких парижан, которые чувствуют себя прекрасно, невзирая на то, что вид у них

очень хилый. Конечно, можно остановиться и в гостинице. Если в отсутствие Ио и малыша Тео

почувствует себя слишком одиноким, я всегда могу перебраться к нему в Париж на одну-две

недели. Это не потребует дополнительных расходов.

Думаю, что малышу крайне необходимо подышать воздухом и, главное, побегать с

деревенскими ребятишками. А поскольку Ио приходится делить все тревоги и перипетии нашей

жизни, ей тоже не вредно время от времени развлечься поездкой в деревню.

Получил довольно невеселое письмо от Гогена. Он дает понять, что твердо решил ехать

на Мадагаскар, но делает это в таких туманных выражениях, что сразу видно – он думает об

этом лишь потому, что ему не о чем больше думать.

Мне его план представляется почти неосуществимым.

Вот три рисунка. Первый – крестьянка в большой желтой шляпе с небесно-голубым

бантом, лицо очень красное, кофточка ярко-синяя с оранжевыми крапинками; на заднем плане

– колосья.

Это полотно размером в 30, но боюсь, сделанное несколько грубовато.

Второй – пейзаж горизонтального формата: поля, как у Мишеля, но в зеленых, желтых

и зелено-голубых тонах.

Третий – роща с фиолетовыми стволами тополей, вертикально, как колонны,

пересекающими весь пейзаж; в глубине под деревьями лужайка с высокой порыжелой травой и

белыми, розовыми, желтыми, зелеными цветами.

648

Я часто, очень часто думаю о моем маленьком племяннике. Как-то он поживает? Ио,

поверьте, если у вас, на что я надеюсь, будут еще дети, не рожайте их в городе, а уезжайте в

деревню и оставайтесь там, пока ребенку не минет 3-4 месяца. Ведь сейчас малышу нет и

полугода, а у вас, кажется, уже пропадает молоко и вы, подобно Тео, уже слишком утомлены.

Не хочу этим сказать, что у вас больше нет сил, но вы чрезмерно поглощены разными слишком

многочисленными заботами, и сеять вам приходится на неблагодарной почве. Вот почему я

советую вам не ездить этот год в Голландию: поездка обходится очень, очень дорого, а пользы

от нее никому не будет, разве что нашей матери, которой хочется повидать малыша. Но она все

поймет и предпочтет не видеть его, лишь бы ему было хорошо. К тому же у нее останется

возможность увидеть его и потом. Во всяком случае, будет гораздо лучше, если вы все – отец,

мать и сын спокойно проживете в деревне хотя бы месяц, срок, на мой взгляд, далеко не

достаточный…

Поговорим теперь о д-ре Гаше. Позавчера я заходил к нему, но не застал его.

Последние дни я усиленно работал, написал четыре этюда и сделал два рисунка, один из

которых – виноградник с фигурой крестьянки – вскоре пришлю.

Собираюсь сделать из него большую картину.

Я думаю, мы никоим образом не можем рассчитывать на доктора Гаше.

Во-первых, он болен еще сильнее, чем я, или, скажем, так же, как я.

А когда слепой ведет слепого, разве они оба не упадут в яму?

Не знаю, что и сказать. Мой последний ужасный приступ был в значительной мере

вызван близостью остальных пациентов; да, заточение раздавило меня, а старик Пейрон не

обратил на это ни малейшего внимания, предоставив мне прозябать вместе с безнадежно

больными.

649

Дорогие брат и сестра,

Письмо Ио оказалось для меня в полном смысле благой вестью: оно избавило меня от

того страха, который внушили мне тревога за всех нас и тяготы последних дней, пережитые

мною вместе с вами.

Разве мало с нас того, что мы почувствовали, как под угрозу ставится наш хлеб

насущный? Разве мало с нас того, что мы по многим другим причинам увидели, на каком

тонком волоске висит наше существование?

Вернувшись сюда, я был очень удручен и все время думал о той буре, которая нависла и

надо мной, и над вами.

Что поделаешь! Я, как видите, стараюсь сохранить хорошее настроение, но моя жизнь

подточена в самом корне и бреду я неверными шагами.

Боюсь, не очень, но все-таки боюсь, что я вам в тягость, хотя письмо Ио ясно показало

мне, что вы понимаете, как я стараюсь снять с вас известную долю трудов и забот.

По возвращении я снова взялся за работу, хотя кисть чуть ли не вываливалась у меня из

рук. Но я знаю, чего хочу, и поэтому мне уже удалось написать три большие картины.

Две из них – бескрайние хлеба под пасмурным небом, и я не побоялся выразить в них

чувство предельной тоски и одиночества. Надеюсь, вы скоро увидите эти вещи – я собираюсь в

самое ближайшее время отвезти их к вам в Париж, так как почти уверен: эти картины передадут

вам то, чего я не могу выразить словами, а именно все то здоровое и укрепляющее душу, что

есть, на мой взгляд, в деревне.

Третья картина – это сад Добиньи, написать который я мечтал с самого приезда сюда.

От всей души надеюсь, что ваша предполагаемая поездка немного развлечет вас.

Я часто думаю о малыше. Убежден, что лучше воспитывать детей, чем отдавать всю

свою нервную энергию картинам.

Но что поделаешь! Я слишком стар, или, по крайней мере, чувствую себя таким, чтобы

начать все сызнова или заняться чем-нибудь иным. Такое желание у меня прошло, но осталась

душевная печаль.

Очень жалею, что не повидал Гийомена, но радуюсь тому, что он посмотрел мои

картины.

Задержись я до его прихода, мы, вероятно, заболтались бы и я не поспел бы на поезд.

651 note 117

Сосредоточиваю все свое внимание на картинах – стараюсь сделать их не хуже, чем

сделали бы художники, к которым я отношусь с любовью и восхищением.

В Париже у меня создалось впечатление, что художники все ближе и ближе подходят к

последней черте.

Все это так, но не поздно ли уже доказывать им полезность объединения? И если даже

такое объединение будет основано, не потерпит ли оно крах, раз потерпит крах все остальное?

Ты, быть может, скажешь мне, что некоторые торговцы могут объединиться для

поддержки импрессионистов. Но ведь это будет лишь временная мера. Мне кажется, личной

инициативы все равно мало, и, поскольку опыт не удался, стоит ли все начинать сызнова?

С удовольствием убедился, что виденная мною новая бретонская картина Гогена очень

хороша. Мне думается, что и остальные вещи, сделанные им там, тоже не дурны.

Может быть, ты посмотришь набросок сада Добиньи? Это одна из самых дорогих для

меня моих работ. Прилагаю также другой набросок – хижины, крытые соломой, и еще два с

полотен в 30, изображающие бескрайние хлеба после дождя…

На переднем плане сада Добиньи – розово-зеленая трава, слева – зелено-лиловый куст

и пень с беловатыми побегами; в центре – клумба роз; справа – изгородь я стена, а под стеной

фиолетовая листва орешника.

Затем живая изгородь из кустов сирени, аллея подстриженных желтых лип, и – в

глубине – сам дом, розовый, с голубоватой черепичной крышей.

Скамья и три кресла, черная фигура в желтой шляпе и на переднем плане черный кот.

Небо бледно-зеленое.

652 note 118 1

Хотел бы написать тебе о многом, но чувствую, что это бесполезно. Надеюсь, твои

хозяева по-прежнему расположены к тебе?

1 Приписано рукой Тео Ван Гога.

Ты уверяешь меня, что вы с женой живете мирно, и напрасно тратишь слова: я ведь

видел и то, что в вашей жизни есть хорошего, и теневые ее стороны. Совершенно согласен с

тобой: растить малыша, живя на пятом этаже, – нелегкая задача и для Ио, и для тебя.

Поскольку дома у тебя все обстоит хорошо, а это главное, мне незачем останавливаться

на вещах менее важных. Пройдет, наверно, много времени, прежде чем у нас появится

возможность спокойно поговорить о делах, – вот и все, что я могу тебе сказать. Констатирую

это не без страха, о чем уже сообщал тебе ранее. Тем не менее прибавить мне больше нечего.

Художники, что бы они при этом ни думали, инстинктивно воздерживаются от споров о

современном состоянии торговли картинами.

В сущности, говорить за нас должны наши полотна.

Да, дорогой мой брат, я всегда твердил тебе и теперь повторяю еще раз, со всей

серьезностью, на какую способна упорная сосредоточенная работа мысли, – повторяю еще раз,

что никогда не буду считать тебя обычным торговцем картинами Коро. Через меня ты принимал

участие в создании кое-каких полотен, которые даже в бурю сохраняют спокойствие.

Мы создали их, и они существуют, а это самое главное, что я хотел тебе сказать в

момент относительного кризиса, в момент, когда предельно натянуты отношения между

торговцами картинами умерших художников и торговцами картинами живых художников.

Что ж, я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне половины моего рассудка,

это так. Но ты-то, насколько мне известно, не принадлежишь к числу торговцев людьми и

умеешь стать на сторону правого, так как поступаешь действительно по-человечески. Но что

поделаешь?!