Глава 12 «То лунная дева, то дева земная, Но вечно и всюду чужая, чужая». Н.Г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

«То лунная дева, то дева земная,

Но вечно и всюду чужая, чужая». Н.Г.

Я жду, исполненный укоров:

Но не веселую жену

Для задушевных разговоров

О том, что было в старину.

И не любовницу: мне скучен

Прерывный шепот, томный взгляд, —

И к упоеньям я приучен,

И к мукам горше во сто крат.

Я жду товарища от Бога,

В веках дарованного мне

За то, что я томился много

По вышине и тишине…

Так сформулировал Гумилев свое брачное кредо, изрядно лицемеря. Надо полагать, что в любовных усладах даже с Черубиной он соскучиться не успел. Казалось бы, измученный отказами жених должен сойти с ума от счастья: согласие вырвано! «Товарищ от Бога» станет постоянным спутником его жизни! Ликует ли Гумилев? Нисколько. И вовсе не потому, что, рассчитывая на товарища, он явно промахнулся, выбрав Анну, — пока он еще пребывает в заблуждении. И не потому, что страсть к Ледяной деве перебили другие лирические впечатления. Обретя невесту, он — вот парадокс человека, одержимого идеей фикс, — как бы забыл о теме женитьбы. Навязчивая идея, реализовавшись, перестала мучить, ликвидировала камень преткновения, о который он постоянно расшибался во всех своих планах и действиях. Николай вновь был всецело поглощен предстоящим путешествием: вскоре он должен был отправиться в Африку. Пойми этих поэтов! То «страсти чад», то «к упоеньям приучен», то руку и сердце немедля подавай, то галопом в Африку! Очевидно одно: приключения манили Николая Степановича куда больше, чем обладание невестой, независимо от ее так и не проясненной непорочности. Или что-то все же прояснилось после ресторанного ужина, увенчанного согласием Анны, и жених, дорвавшийся до вожделенного тела Евы, был, мягко говоря, разочарован? Иначе скоропалительный отъезд выглядит нелогичным и даже вызывающим.

Так или иначе, уже тогда в их интимной жизни что-то пошло не так. Причем далеко не влюбленная Анна на вспышку страсти с его стороны и не рассчитывала, а вот жених, столько лет маниакально ждавший минуты близости с Ундиной, явно просчитался. Его грубоватый темперамент, которым «конквистадор» пытался скрыть мужские комплексы и недостаток опыта, смутил и разозлил невесту. Она по крайней мере ожидала романтических нежностей.

Проводив жениха, Анна осталась ждать, скрашивая одиночество рассылкой писем друзьям с сообщением о предстоящей свадьбе. Причем изображала радость по этому поводу, расхваливала Гумилева, «для которого не существует больше ничего на свете, кроме нее». Друзья не должны знать, как горько у нее на душе. Любимой подруге Вале остался вопль: «Птица моя… молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу. Вы всё знаете — единственная, ненаглядная, любимая, нежная Валя моя, если бы я умела плакать. Аня».

Интонация Марины Цветаевой в обращениях к возлюбленной Софье Парнок. И накал истерического вопля — цветаевский. Что стоит за этим коротким письмом? Не станем фантазировать на сомнительных слухах. Заметим лишь, что настроение невесты отнюдь не радостное.

Анна хитрила, выдавая окружающим многолетние притязания Гумилева за влюбленность в нее. Раздумывая же, понимала: здесь все что угодно, но не любовь. А что, кроме приворота или навязчивой идеи (кому какая версия ближе) могло держать на привязи молодого мужчину столько лет? Жить в ожидании женщины, явно им пренебрегавшей и ему по всем статьям неподходящей? Две попытки самоубийства, неотвязное стремление к браку и бегство в Африку после получения согласия — что это? Может, и впрямь та греческая цыганка наколдовала ей в мужья немилого? Глупости. Но в такой странной ситуации поверишь во что угодно. А если рассуждать здраво…

К этому времени Гумилев был уже автором трех книг — «Путь конквистадоров», «Романтические цветы» и «Жемчуга». Последний сборник, посвященный Ахматовой, вышел в 1910 году. Широкой известности у Гумилева еще не было, но в литературных кругах он уже считался мэтром, к его суждениям прислушивались. Валерий Брюсов исключительно высоко ценил его талант, быстро набиравший силу.

Анна решила принять руку и сердце Гумилева, надеясь, что именно эта рука введет ее в круг самой модной поэтической элиты, а сердце мужа, бьющееся в такт с современными эстетическими веяниями, подскажет ее босоногой Музе правильные пути к завоеванию Парнаса. Вот и решено… Анна Гумилева. Если, конечно, не передумать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.