Глава 2 Как Арон «в непонятное» попал

Глава 2

Как Арон «в непонятное» попал

Прошел ровно год с тех пор, как я был на свидании и виделся с сыном и Валерией. За это время еще дважды меня водворяли в БУР, почти не давая возможности находиться на зоне. Из писем Харитона я уже знал, что Валерия, миновав все препоны, которые неминуемо возникали в идеологической и бюрократической системе СССР, если они были связаны с таким щекотливым мероприятием, как выезд за границу, вскоре после свадьбы вылетела с маленьким Зауром в Германию. Мама тоже сообщала о новостях, связанных с детьми, а больше, кроме, конечно, здоровья ее и отца, меня ничего не интересовало.

Знал я уже и то, где находились мои друзья. Артура вывезли в Архангельскую область, а Слепой был на Синдоре — это Коми АССР. Что же касалось Женьки, то он был на особом режиме на Чиньяворике, и эта зона тоже была в Коми. Приходили иногда известия и от Француза, у него тоже было все относительно нормально, не считая тех же водворений в БУР.

До свободы мне оставалось около двух месяцев, и поэтому меня выпустили на биржу: как беглец я уже не представлял для администрации лагеря никакой опасности. Я уже давно соскучился по «вольным просторам», а тюремную биржу, безо всякого преувеличения, можно считать таковой. Здесь было где развернуться.

Я уже упоминал, что на многие километры ни запретной зоны, ни заборов, ни колючей проволоки между зонами здесь не было, зато было где тусануться. В какой-то степени это обстоятельство во многом сопутствовало восстановлению нервной системы тех, кому годами приходилось в буквальном смысле гнить в камерах и казематах ГУЛАГа.

Я практически ни в чем не нуждался, но тем не менее играл в карты почти круглые сутки, посменно, в одно и то же время, когда выходила на биржу моя девятнадцатая бригада ширпотреба.

В одном голенище сапог у меня лежали завернутые в марочку пленочные стиры, в другом в начке — наличные. Карты были моим оружием против всех врагов, которые меня окружали, — скуки, напрасных воспоминаний, думок о свободе и о многом другом.

Однажды, примерно за месяц до моего освобождения, ко мне на бирже подошел один хорошо знакомый мне арестант, звали его Ароном, и он был, естественно, евреем. С ним приключилась неприятная история, даже можно сказать — беда, последствия которой, с точки зрения порядочного человека, могли бы быть непредсказуемыми.

В принципе подобного рода истории на северных командировках были в то время, к сожалению, не такой уж и редкостью, но чтобы они происходили с евреями, я не слышал ни разу…

Арон был достаточно преуспевающим лагерным спекулянтом. У него всегда находились предметы первой лагерной необходимости, кроме, конечно, наркотиков — ими заведовали лагерные барыги.

Весь бизнес в лагере среди людей подобного рода всегда был распределен, но не ими самими, конечно, а ворами. Другой вопрос — кому что претило, а кому что нравилось продавать — оставался за самими спекулянтами. Здесь никто никого и ни в чем не неволил.

Думаю, что любой человек, живущий в нашей стране и достигший определенного возраста, знает: как в преступном мире, так и в мире бизнеса (что в некоторых аспектах в какой-то степени можно смело отождествить) есть люди, которые преуспевающего в делах человека стараются при возможности либо обобрать до нитки, либо, если он играет, обыграть до копейки. Главный вопрос для таких комбинаторов всегда один: как осуществить задуманное? Тем более если потенциальная жертва — еврей? Но в лагерях того времени содержались порой такие крученые типы, которые умудрялись идти на такие изощренные методы, что, я уверен, встань Карл Маркс из могилы, они бы и его укатали написать вместо «Капитала» что-нибудь наподобие «Архипелага ГУЛАГ».

В общем, в чай, которым «от души» угостили Арона, эти негодяи подсыпали какого-то порошка, изготовленного на заказ лагерным алхимиком. Бывала и такая гадость, после которой он уже не мог бы управлять собой, ну а тут его ждала всего лишь «курочка ряба» — маленький общачок в «очко» из трех человек, куда затянуть его было делом нескольких минут.

После этих процедур, как бы между прочим, один из бригады этих сволочей пригласил нескольких «некрасовских» мужиков, обычно далеких от игры и с незапятнанной лагерной репутацией, чтобы они впоследствии подтвердили правдивость слов этих мразей, когда те будут предъявлять счет ничего не помнящей жертве их подлых происков.

Сами же мужики, конечно, ни о каком подвохе и не подозревали, такие люди были обычно слишком далеки от подобных мыслей.

Через несколько часов, после того как Арон сел играть, он уже спал мертвым сном здесь же, на шконке, на которой шла баталия, а эти нечисти делили между собой кругленькую сумму, которую сумели выудить у незадачливого игрока.

Последним днем расплаты было назначено 1 октября, а 4-го Арон освобождался, то есть освобождался он со мной в один день. Вот это обстоятельство и натолкнуло его на мысль обратиться за помощью именно ко мне.

На свободе, как он утверждал, а мне приходилось ему верить на слово, у него имелись некоторые сбережения, но не было верного человека для их доставки, да и времени на эту доставку почти не оставалось, — Арон был из Питера, а путь туда и обратно неблизок.

Те, кто обыграл Арона, были людьми чрезвычайно далекими от воровской среды как в лагере, так и на воле, ибо человек порядочный никогда бы не позволил себе того, что проделали эти мерзавцы по отношению к Арону, но это обстоятельство дела не меняло.

Карточный долг явился очень серьезным элементом лагерной жизни, поэтому лагерный закон чести конкретизировал его и гласил: с кем бы ты ни сел играть, даже если ты и не знал загодя партнера, но раз уж сел да еще и проиграл ему, ты обязан сначала уплатить долг и лишь потом разбираться по всем правилам лагерной жизни.

Так что у Арона был долг и его надо было выплатить, все остальное было в тот момент неважно. Расчет у «обыгравших» его и здесь был точен. Вздумай Арон поднять кипиш по этому поводу, у него для этого не будет времени, ибо со дня расплаты до дня освобождения останется всего несколько дней, а такие мрази могут эти дни провести и в изоляторе за какое-нибудь мелкое нарушение режима. Например, нечаянно выронить из рукава бушлата перед кем-нибудь из администрации стиры или еще какой-нибудь номер выкинуть, да мало ли что? Такова, к сожалению, лагерная действительность, и некуда было от нее деться, разве что выйти на свободу.

Вариантов уплаты долга, приемлемых для порядочного человека, всегда было два. Уплатить этот самый долг не мудрствуя лукаво либо отыграть проигранное. Имелась и еще одна немаловажная загвоздка. По окончании игры, когда Арон уже спал, его «проигрыш» эти дельцы поделили между собой, то есть долг его был в разных руках, а это во многом усложняло задачу тому, кто попытался бы отыграть этот долг.

Все это, не считая, конечно, моих соображений, Арон и рассказал мне у нас в кацебурке в присутствии моих корешей. А нас на тот момент в зоне оставалось трое: Мишаня Коржик, Игорь Скворец и я. Гусик к тому времени уже освободился.

Посоветовавшись, мы решили помочь Арону. Вообще-то, я и так ему симпатизировал. Он был добрым малым и всегда понимал чужое горе и боль, а это в тех тяжелых условиях не так уж и мало, учитывая, впрочем, и то, что сам этот человек, можно сказать, ни в чем не нуждался. К тому же, как и большинство представителей его древней нации, Арон был смекалист и умен.

Достаточно вспомнить один случай. Однажды, еще в то время, когда меня не выпускали на биржу и я целыми днями только и делал, что играл в карты, шел затяжной процесс — играли в «рамса», и довольно-таки долго, что-то около месяца. Вся «курочка» разместилась в бараке, где жил Арон, мало того, для нее были задействованы два прохода, в одном из которых он спал. Периодически, по ходу процесса, шнырь заваривал нам чифирь, мы откладывали стиры в сторону, чифирбак пускался по кругу, а утолив необходимость в этом допинге, мы продолжали игру.

Как-то сосед Арона, который тоже принимал участие в игре, решил чуть подсластиться, открыл тумбочку, а там у него конфет не оказалось. Зато прямо на виду лежал большой пакет с конфетами, но они были не его, а Арона. С общего согласия сосед Арона взял несколько штук, раздал каждому по одной, а потом завязал пакет, и мы продолжили игру. В этом поступке не было ничего предосудительного.

Когда бригада, в которой числился Арон, пришла с работы, мы, увлекшись игрой, забыли сказать ему, что взяли у него несколько конфет. Хоть это и был всего лишь элементарный долг вежливости, но все же порядочные люди должны были его соблюсти.

Умывшись и приведя себя в порядок, Арон хотел было взять что-то из тумбочки, когда не преминул заметить, что в его пакет лазили какие-то крысятники.

— Да ты чего, сдурел, — сказал ему его сосед, — это же мы ныряли!

— А, ну не обессудьте, бродяги, — ответил Арон, — я уж подумал, крыса какая в бараке объявилась.

— Ладно уж, с крысятниками, — продолжал его сосед диалог, — как ты понял, что кто-то в твоем пакете рылся, ведь я взял всего пять конфет и завязал его точно так же, как и было.

— А мне без разницы, — отвечал Арон, — если в мой пакет кто нырнет, то я буду об этом знать наверняка.

Сказав это, он взял что хотел из тумбочки и ушел куда-то.

На следующий день мы вспомнили о словах Арона и решили проверить их правдивость. Мы развязали кулек, ничего оттуда не взяли и, завязав, вновь оставили все так, как и было.

Придя с работы, Арон сказал, что опять кто-то залезал в его пакет. Мы еще несколько дней проделывали разные вариации с развязыванием пакета, и каждый раз Арон угадывал, что тот был развязан.

Когда же в последний день мы его даже не тронули, опять увлекшись игрой, он, придя с работы, не преминул это отметить.

Каждый из нас в разной мере был удивлен такой изобретательностью, но было не до нее: шла серьезная игра, и только я один не забыл о способностях Арона.

Я вообще всегда симпатизировал евреям. Я вырос с ними на улице, одни из лучших моих друзей в жизни были евреи. Арон знал об этом, я ему иногда рассказывал о наших дагестанских евреях — татах. Поэтому, когда я спросил у него, как он угадывал, развязывали или нет кулек, он ответил:

— Просто я ловил и бросал в пакет живую муху.

Вот каким он был когда-то юмористом-затейником, таким и остался на долгие годы, когда мы виделись с ним, если я иногда наезжал по делам в Питер.

Как читатель, наверное, уже догадался, мы отмазали Арона от его неприятностей, не взяв с него за это никакой мзды, благо нам это не составило особого труда, ибо оба моих друга были такими же игровыми, как и я, так что его честь и репутация не пострадали. И он спокойно освободился в один день со мной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.