Глава 51

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 51

Ночью мы долго плутали между каменистыми гребнями и долинами Дулейля, но продолжали двигаться до рассвета и через полчаса после восхода солнца, когда на зелени ложбин еще лежали длинные тени, доехали до уже знакомого нам места – водопоя Кау, находившегося в каменных развалинах. Мы до седьмого пота работали, поднимая ведрами воду из обоих резервуаров, так как нам нужно было вдоволь напоить верблюдов для обратного перехода в Баир, когда увидели молодого черкеса, гнавшего трех коров к зеленому лугу среди развалин.

Это было для нас нежелательно, и Зааль послал проявивших накануне слишком большую прыть штрафников, дав им возможность показать свою храбрость и схватить его. Они привели юношу невредимым, но до смерти перепуганным. Черкесы были людьми заносчивыми, задиристыми, но при решительном противодействии пасовали. Парень ничего не соображал от страха. Мы обдали его водой из ведра, чтобы привести в чувство, и предложили сразиться на кинжалах с молодчиком из племени шерари, схваченным нами за воровство во время перехода. После первой же царапины наш пленник с воплем повалился на землю.

Он создавал для нас серьезное неудобство, потому что, если бы мы его отпустили, он мог поднять тревогу и тогда на нас набросились бы всадники из его деревни. Если бы мы связали его и оставили в этом удаленном месте, он умер бы от голода или от жажды, к тому же у нас не было лишней веревки. Убить его представлялось недостойным сотни мужчин. Наконец упомянутый шерари сказал, что, если мы предоставим ему свободу действий, он уладит дело, оставив черкеса в живых.

Шерари привязал его, как раба, за запястье к седлу и ехал рысью вместе с нами целый час, пока тот не упал и не поволочился, задыхаясь, за своим мучителем. Мы все еще были недалеко от железной дороги, но отъехали уже на пять или шесть миль от Зерги. Здесь с парня сняли одежду, которая теперь по неписаному праву принадлежала его хозяину как почетный трофей. Молодой шерари повалил его лицом вниз, поднял его ноги, вытащил кинжал и глубоко надрезал ему подошвы. Черкес завопил от боли и страха, как если бы его убивали.

Какой бы необычной ни была эта операция, она казалась эффективной и более милосердной, чем убийство. Надрезы вынудят его добираться до железной дороги на коленях, опираясь руками о землю, и на такое путешествие уйдет не меньше часа, а то, что он был голым, заставит его держаться в тени скал до захода солнца. Черкес выразил свою благодарность бессвязными словами, и мы поехали дальше через пологие холмы, обильно поросшие травой.

Верблюды, не поднимая головы, на ходу хватали зубами дикие растения и траву, заставляя нас неловко балансировать над их опущенными шеями, но мы должны были предоставить им возможность наесться, поскольку делали по восемь миль в день с очень короткими остановками для отдыха в предрассветных или вечерних сумерках. Вскоре после того как рассвело, мы повернули на запад, спешились недалеко от железной дороги, среди глыб разбитого известняка, и стали осторожно прокрадываться вперед, пока под нами не оказалась станция Атви. Два ее каменных здания (первое было всего в сотне ярдов от нас) стояли в одну линию, одно заслоняло другое. Начинался новый день, и из караульного помещения вился к небу тонкий синеватый дымок, а какой-то солдат гнал перед собой отару овец на луговину между станцией и лощиной.

Эта отара определила наши последующие шаги, потому что после повседневного рациона из сырой кукурузы мы просто жаждали мяса. Арабы скрипели зубами, пересчитывая овец: десять, пятнадцать, двадцать пять, двадцать семь… Зааль спустился к руслу долины, где линия железной дороги проходила по мосту, и с группой увязавшихся за ним пяти солдат пополз вперед, пока не оказался перед самой станцией, от которой его отделяла луговина.

С гребня нам был хорошо виден станционный двор. Мы видели, как Зааль положил свою винтовку на край насыпи, с величайшей осторожностью пряча голову за густой травой, росшей по краю. Он неторопливо прицелился в потягивавших кофе офицеров и чиновников, развалившихся в креслах, расставленных в тени под наружной стеной билетной кассы. Когда он нажал на курок, эхо донесло звук от удара пули о каменную стену, и самый толстый из компании сначала медленно согнулся в кресле, затем на глазах своих оцепеневших коллег сполз на землю.

Секундой позже люди Зааля открыли залповый огонь, выскочили из лощины и ринулись вперед, но в этот момент лязгнул засов двери дома, стоявшего севернее, и из-за его стальных оконных ставней заговорили винтовки. Мы ответили, но скоро поняли, что бессильны повлиять на исход дела, и прекратили огонь. Противник сделал то же самое. Юный шерари уже волок виновную в случившемся овцу в горы. Все бросились вниз к Заалю, устремившемуся к ближнему, никем не защищенному дому. Арабы были весьма искушенными разведчиками, они всегда чувствовали опасность до того, как она наступала, и принимали меры предосторожности раньше, чем мысль об угрозе приобретала конкретные очертания. Раскачиваясь на ходу, с юга приближалась дрезина с четырьмя солдатами, за шумом от колес не слышавшими наших выстрелов. Взвод Руаллы укрылся под дренажной трубой, в трехстах ярдах от станции, а все остальные, соблюдая тишину, подтянулись к мосту.

Дрезина с ничего не подозревавшими турками катилась в засаду, которая покинула свое укрытие, а мы вышли вперед из скрывавшей нас травы. Турки затормозили дрезину, в ужасе попрыгали с нее и помчались в сторону, но снова прозвучал залп наших винтовок, и с ними было покончено. Дрезина медленно подвезла к нашим ногам свой груз – медный провод и инструмент для прокладки телеграфной линии, с помощью которых мы заземлили магистральный кабель. Зааль начал поджигать станцию, предварительно воспользовавшись для этой цели керосином. Деревянную конструкцию сразу же охватило пламя. Обшивка и шторы скручивались, конвульсивно дергаясь, в языках пламени. Тем временем агейлы отмерили взрывчатку, и мы, быстро разместив заряды, взорвали дренажную систему, несколько рельсов и уничтожили несколько сот ярдов телеграфных проводов. Когда разнесся грохот первого взрыва, наши отдыхавшие полулежа стреноженные верблюды повскакивали на ноги и с каждым новым взрывом принимались все безумнее прыгать, а после четвертого сбросили путы и просто разбежались. На поимку верблюдов, а также овец у нас ушло три часа.

Мы отошли от железной дороги на несколько миль, чтобы организовать себе завтрак и полакомиться бараниной. У нас не было ножей, и приходилось разделывать туши острыми кусками кремня. Дело спорилось, и я подумал, что, поскольку железа постоянно не хватало, мы вполне могли бы пользоваться орудиями, зарекомендовавшими себя еще в эпоху палеолита, и посвятить свое мастерство обработке камней. Сто десять наших людей съели лучшие части двадцати двух овечьих туш за один присест, а верблюды в это время щипали траву или же подбирали остатки нашей трапезы. Известно, что лучшим скаковым верблюдам очень нравится вареное мясо. Когда со всем этим было покончено, мы снова оседлали верблюдов и двинулись через непроглядную ночь к Баиру, куда прибыли на рассвете, без потерь, гордые своим успехом, сытые и обогатившиеся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.