Глава 17

Глава 17

Спустя несколько дней после моего возвращения в Каир Клейтон приказал мне вернуться в Аравию, к Фейсалу. Поскольку это было для меня совершенно нежелательно, я решил заявить о своей полной непригодности для этой работы: сказал, что ненавижу ответственность, а то, что роль эффективного советника прежде всего предполагает именно ответственность, было самоочевидно; и добавил, что на протяжении всей жизни вещи были для меня привлекательнее людей, а идеи дороже вещей и что поэтому задача убеждения людей в необходимости делать то-то и то-то была бы для меня вдвойне тяжела. Работа с людьми не моя стихия, у меня для нее нет никаких навыков. Я не был рожден солдатом и ненавидел все связанное с военной службой. Я, разумеется, прочел все необходимое (слишком много книг!) – Клаузевица и Жомини, Магана и Фоша, разыграл во время штабных игр эпизоды кампаний Наполеона, изучал тактику Ганнибала и войны Велизария, как и всякий оксфордский студент, но никогда не видел себя в роли военачальника, вынужденного вести собственную кампанию.

Решив пустить в ход последний аргумент, я напомнил Клейтону, что британский главнокомандующий египетской армией прислал в Лондон телеграфный запрос о командировании нескольких компетентных кадровых офицеров для руководства арабской войной. Он возразил на это, что до их приезда могут пройти месяцы, а Фейсалу безотлагательно необходима связь с нами, о чем он писал прямо в Египет. Таким образом, мне пришлось-таки ехать, оставив на других основанный мною «Арабский бюллетень», недорисованные карты и досье с разведданными о турецкой армии – всю ту увлекательную работу, которая была по мне и с которой я, благодаря накопленному опыту, неплохо справлялся. И все это для того, чтобы принять на себя роль, к которой я не имел ни малейшей склонности. Когда восстание победило, наблюдатели дружно принялись превозносить его руководство, но за кулисами оставались все пороки непрофессионального управления, порожденные бездумным экспериментированием и капризами отдельных начальников.

Путь мой лежал в Янбо, ставший теперь специальной базой армии Фейсала, где однорукий Гарланд учил сторонников шерифа взрывать динамитом железнодорожные пути и поддерживать порядок на армейских складах. Первое ему удавалось лучше всего. Он был физиком-исследователем и имел долголетний опыт практической работы с взрывчаткой. Он был автором устройств для подрыва поездов, разрушения телеграфных линий и резки металлов, а его знание арабского и полная свобода от теории саперного дела позволяли быстро и результативно обучать искусству разрушения неграмотных бедуинов. Его ученики восхищались этим никогда не терявшимся человеком.

Между прочим, он приобщил и меня к обращению с бризантными взрывчатыми веществами. Осторожные саперы прямо-таки священнодействовали над ними, Гарланд же запросто мог засунуть пригоршню детонаторов себе в карман вместе с бикфордовым шнуром, взрывателем и запалами и весело гарцевать с ними на верблюде во время недельного рейда к Хиджазской железной дороге. Он не мог похвастаться здоровьем и в непривычном климате постоянно болел. Больное сердце все больше тревожило его после каждого приступа или просто тяжелой работы, но к этому он относился с той же легкостью, с какой изготовлял детонаторы, и продолжал самоотверженно работать, пока не пустил под откос в Аравии свой первый поезд и не подорвал магистраль водоснабжения.

Вскоре после этого его не стало.

За прошедший месяц в Хиджазе многое сильно переменилось. Следуя своему первоначальному плану, Фейсал перебрался в Вади-Янбо и, прежде чем начать широкомасштабное наступление на железную дорогу, старался обезопасить свой тыл. Чтобы освободить его от массы хлопот, которые доставляли племена харбов, из Рабега к Вади-Сафре двигался его юный кровный брат Зейд, формально подчиненный шерифу Али. Выдвинувшиеся вперед кланы харбов активно разрушали турецкие коммуникации между Мединой и Бир-Аббасом. Они почти ежедневно отправляли Фейсалу небольшие табуны верблюдов или винтовки, захваченные в бою, а также пленных и дезертиров.

Потрясенный появлением седьмого ноября первых аэропланов, Рабег вновь обрел покой после прибытия эскадрильи в составе четырех британских самолетов BE под командованием майора Росса, с таким блеском говорившего по-арабски и такого блестящего командира, что не могло быть двух мнений о том, насколько мудро он осуществлял свою помощь. С недели на неделю поступало все больше орудий, пока их не собралось двадцать три, в основном устаревших, четырнадцатого года выпуска. В распоряжении Али было около трех тысяч арабских пехотинцев, в том числе две тысячи профессионалов в хаки под началом Азиза эль-Масри, а еще девятьсот кавалеристов из верблюжьего корпуса и триста египетских солдат. Были обещаны французские артиллеристы.

Двенадцатого ноября шериф Абдулла наконец вышел из Мекки и двумя днями позднее прибыл туда, где и рассчитывал остановиться, – между северным и восточным румбами близ Медины, получив возможность перерезать пути ее снабжения из Касима и Кувейта. С Абдуллой было примерно четыре тысячи солдат, но на всех лишь три пулемета да десять недальнобойных пушек, захваченных в Таифе и Мекке. Следовательно, он не был настолько силен, чтобы выполнить отцовский план совместного нападения на Медину с Али и Фейсалом. Он мог только отрезать ее блокадой и с этой целью сам обосновался в Хенакии, пустом городе в восьми милях северо-восточнее Медины, слишком далеко, чтобы быть полезным.

Проблема складов на базе Янбо разрешилась благополучно. Гарланд возложил контроль и распределение боеприпасов на Абдель Кадера, которого Фейсал назначил губернатором, – человека энергичного и организованного. Его деловитость была для нас большим благом, поскольку позволяла сосредоточить внимание на вопросах чисто оперативного характера. Фейсал формировал батальоны из своих крестьян, невольников и бедняков – импровизированное подражание армии нового типа под началом Азиза в Рабеге. Гарланд учредил артиллерийские курсы со стрельбами на полигоне, организовал ремонт пулеметов, колес и упряжи, проявляя себя специалистом во всех этих областях. В Янбо царила атмосфера деловитости и уверенности.

Фейсал, до сих пор никак не реагировавший на наши напоминания о важном значении Веджа, вынашивал идею экспедиции в Джухейну для ее захвата. Пока же он наладил контакт с многочисленным племенем билли, чей штаб находился в Ведже, в надежде получить их поддержку. Их главный шейх Сулейман Рифада занимал выжидательную позицию и фактически был настроен враждебно: турки сделали его пашой и наградили орденом. Однако его двоюродный брат Хамид был на стороне шерифа и только что захватил на дороге из Эль-Уля недурной трофей – небольшой караван из семидесяти верблюдов с товарами для турецкого гарнизона в Ведже. Когда я готовился к поездке в Хейф-Хусейн, чтобы в очередной раз оказать на Фейсала давление с целью реализации плана наступления на Ведж, пришла весть о поражении турок под Бир-ибн?Хасани. Их конная разведка и верблюжий корпус слишком углубились в холмы, где были захвачены врасплох и рассеяны арабами. Дела шли все лучше и лучше.