Евгений ПЕТРОСЯН
Евгений ПЕТРОСЯН
Евгений Петросян родился 16 сентября 1945 года в Баку. Его родители были далеки от мира искусства (отец математик, мать — инженер) и мечтали о том, чтобы их сын пошел по их стопам. Но тот, судя по всему, унаследовал любовь к сцене от своего дяди, который в молодости играл на сцене, пел куплеты на эстраде, но затем стал парикмахером. Именно он, узнав о том, что его 12-летний племянник хочет стать артистом, посоветовал ему пойти в библиотеку и не только прочитать все книги о системе Станиславского, но и тщательно их законспектировать. Затем свою лепту в приобщении юноши к искусству внесли его сестра и тетя. Вот как он сам вспоминает об этом:
«Вторая половина 50-х. Город Баку. Артист А. Розовский читает рассказ «Укушенный» — сестра привела меня на «устный журнал». Я давлюсь от хохота. Розовский играет сразу две роли — человека, неудачно пообщавшегося с собакой, и медсестру, которая вместо того, чтобы немедленно сделать укол, заполняет длиннющую анкету.
Потом я не сплю всю ночь. Вот! Таким артистом я хочу стать и обязательно стану. Я запомнил рассказ полностью. Интересно, а если я прочитаю его со сцены, будет зритель так же смеяться? Какая радость царила в зале во время выступления Розовского! Какое счастье быть таким веселым артистом!
Потрясающая новость: у моей тети появился телевизор! Я начну ходить к ней каждый вечер и не пропущу ни одной передачи.
В один из вечеров показали концерт из Москвы, в котором выступал Аркадий Райкин. Такое просто невозможно! Так не бывает! Когда я смотрю этот концерт, мне даже щекотно становится…»
Первый сценический опыт Петросяна произошел в школе — классе в пятом-шестом он вызвался выступить на школьном вечере с рассказом В. Ардова «Укушенный», который услышал когда-то в исполнении А. Розовского. Выступление Петросяна имело успех, после чего кое-кто из сверстников стал называть его «артистом» (родители же по-прежнему не верили в сценическое будущее своего отпрыска).
Окрыленный первым успехом, Петросян каждый день после школы мчится в библиотеку, где выискивает стихи, рассказы, сценки, которые, с его точки зрения, могут прозвучать со сцены. Он аккуратно выписывает их в тетрадку, а затем, придя домой, основательно заучивает. Репетиции перед зеркалом отнимают у юноши массу времени, так что папина математика вскоре отходит сначала на второй, а затем и на третий план. Но остановиться Петросян уже не может.
Вечерами он ходил в оперу, в драмтеатр, в цирк, на концерты. Как правило, один. При этом на большинство зрителей он производил странное впечатление. Посудите сами: 12-летний подросток старательно изображал из себя взрослого и был в светло-коричневом костюме, при галстуке-бабочке и тщательно причесан.
В 1958 году Петросян предпринимает первую попытку утвердиться на самодеятельной сцене. Он приходит в клуб Шаумяна, где набирали самодеятельную эстрадную труппу, и читает фельетон «Человека забыли». Присутствующий на экзамене артист Георгий Какалов вполне удовлетворен его способностями и произносит знаменательную фразу: «Вы далеко пойдете, молодой человек, потому что умеете держать актерскую паузу». Петросян плохо представляет себе, что такое «актерская пауза», но на душе у него становится приятно от этих слов. В труппу его принимают, несмотря на то что он самый младший — ему всего лишь тринадцать лет. Вскоре состоялось его первое боевое крещение на публике, причем читать ему пришлось все тот же фельетон «Человека забыли».
Вспоминает Е. Петросян: «Потрясающе! Первый раз вышел на сцену настоящего клуба. Меня объявили: «Выступает Евгений Петросян!» Я подошел к микрофону, яркий свет ослепил меня. В рампе были очень сильные лампочки. Смотрю в зал, а там только огромное черное пятно. Но понимаю, что это ничего не значит, публика видит меня хорошо — вот главное. Фельетон «Человека забыли» начинается серьезно — про Фирса из «Вишневого сада», а потом о современном Иване Ивановиче Фирсове, вселившемся в новую квартиру. А строители, когда строили, забыли о том, что человек в этой квартире должен жить.
Незабываемое ощущение смеющегося зала. Мне окончательно ясно, что жить без этого я не смогу…»
Стоит отметить, что родители не очень одобряли увлечение сына сценой, считая актерскую профессию несерьезной. Поэтому каждое лето мама будущего комика, устраивала его на работу в качестве ученика то к слесарю, то к столяру, а однажды и сам Евгений втайне от матери пошел работать грузчиком на лимонадный завод. Именно тогда он заработал свои первые большие деньги — 50 рублей. По этому случаю мама устроила банкет — накупила на этот «полтинник» разных деликатесов и позвала гостей. Но самому Петросяну это празднество было не нужно. Он тогда с досадой подумал: «Как же так? Я полмесяца трудился, как ишак, а она за один вечер все потратила!..».
Отыграв год на сцене самодеятельной труппы в клубе Шаумяна, Петросян затем попадает в эстрадную труппу Дома культуры моряков, которую возглавляла знаменитая бакинская комедийная артистка Маргарита Шамкорян. Говорят, послушав Петросяна, Шамкорян сказала, что «Божья милость посетила этого юношу». Первой серьезной ролью Петросяна в этом коллективе был Афанасий Иванович в отрывке из «Сорочинской ярмарки». Затем он исполнял роль мнимого слепого-попрошайки в эстрадном обозрении «Кто не работает, тот не ест».
В конце 50-х Петросян вел довольно активную жизнь на бакинской эстраде. Кроме работы в труппе Дома культуры моряков, он был занят в одном из спектаклей кукольного театра при местной филармонии, а также конферировал в концертах эстрадного оркестра. Он играл сцену из «Сорочинской ярмарки», читал «Курочку Рябу», несколько басен, фельетон «О будущем», исполнял репризы.
В 1960 году Петросян поступил в труппу Народного драматического театра под руководством Валентина Валентинова. Его первыми ролями там были: инспектор полиции в пьесе «Доброго пути, Долорес» и старый рабочий Уста-Мурад в пьесе «Осенние листья». С последней ролью связано первое упоминание фамилии Петросяна в прессе. Случилось это 29 ноября 1961 года, когда в одной из бакинских газет некий корреспондент написал: «…И рядом с ними блеснул настоящим комическим дарованием самый молодой артист, десятиклассник Е. Петросян, играющий оператора Уста-Мурада».
В том же году Петросян окончательно определился с выбором — он поступит в театральный институт, а если поступить не удастся, то будет работать на сцене без института — кем угодно и где угодно. К примеру, в Тульской филармонии, куда Петросян в том же году отослал фотографии со своих выступлений. Однако вскоре из Тулы пришел ответ: мол, вы не аттестованный артист, поэтому взять вас на работу нельзя. Однако Петросян не расстроился, он подумал: «Если не получилось попасть на эстраду с запасного входа, будем идти через главный». Весной 1962 года он отправился в Москву — поступать в театральный институт. Собирая его в дорогу, мать, которая не верила в успех этого мероприятия, напутствовала его так: «Сынок, быть плохим артистом, да еще эстрады, — большое горе: мало того, что ты плохой специалист, так еще сколько свидетелей приходят ежевечерне на твой позор. А хорошим артистом ты вряд ли станешь».
В Москву Петросян приехал с репертуаром, который состоял из трех «разделов». Он знал множество стихотворений, басен, рассказов, подготовленных специально и не специально для поступления в институт; затем у него имелся именной репертуар, и, наконец, он знал эстрадную драматургию — насколько ее вообще можно было узнать из печати и по выступлениям артистов, приезжавших в Баку на гастроли. Чтобы увеличить вероятность успеха, Петросян подает документы сразу в три вуза: в Школу-студию МХАТа и театральные училища имени Щепкина и Щукина (в последнем у него был блат — концертмейстер Театра имени Вахтангова, к которой получил рекомендательное письмо от бакинского коллеги). Однако ни в одно из этих заведений Петросян так и не попал. В Школе-студии после второго тура ему сказали: «Мы обычно не беседуем с абитуриентами, а вот с вами… Мы долго спорили о вас. Вы уже сложившийся актер, а нам нужен сырой материал, из которого мы могли бы лепить то, что нам нужно…»
В Щепкинском училище после экзамена ему сказали совершенно противоположное: «Вы настолько молоды, что нам очень трудно определить сейчас: актерские ли это задатки или всего лишь детская непосредственность? Если все это вы сохраните через год, мы вас обязательно возьмем!»
В «Щуке» Петросяну вообще ничего не сказали, даже не допустили до следующего тура. Ситуация была аховая, но, на счастье, у Петросяна имелось в запасе последнее оружие — еще одно рекомендательное письмо, на этот раз от бакинской актрисы Павловской к примадонне Театра оперетты Татьяне Саниной.
Вспоминает Е. Петросян: «У служебного входа Театра оперетты — теперь не помню, как я узнал о времени, когда должна выйти примадонна, — дождался Татьяну Леонидовну Санину. Я знал ее в лицо (Петросян все дни своего пребывания в Москве ходил по театрам и смотрел все премьеры. — Ф. Р.) и решил от безысходности побороть стеснение и подойти к ней. Первым вышел улыбающийся артист Карельских, за ним Санина. Константин Дмитриевич бархатным голосом, известным на всю страну (он часто дублировал зарубежные фильмы), сказал: «Таня, ты меня чуть не поцеловала!» Я опешил. Оказывается, речь шла об их автомобилях — рядом впритык стояли две новенькие «Волги». Увидев, что Санина направляется к машине, я сделал усилие над собой.
— Татьяна Леонидовна, здравствуйте, у меня к вам письмо! Помогите, пожалуйста, если можете…
Санина быстро прочитала письмо от своей подруги.
— Кем вы хотите стать?
— Артистом эстрады!
— Мой приятель Леонид Семенович Маслюков открыл эстрадную студию. Она находится на ВДНХ в Зеленом театре. Я позвоню ему, он вас посмотрит и, если вы понравитесь…
Спасибо Татьяне Леонидовне, я ведь не знал о существовании этой студии!
…Ко мне вышел высокий, с выразительным лицом, голубоглазый человек. Он тихо проговорил:
— Здравствуйте. Какой у вас жанр?
Маслюков разговаривал со мной, как со взрослым артистом. Я не знал, какой у меня жанр. Вспомнилась реплика моих родственников: «…как талантливо трансформируется Райкин». Вот я и ответил:
— Я трансформатор.
Для того, кто разбирается в терминологии, этот ответ выглядел весьма комично, так как артисты-трансформаторы работают в цирке, с помощью ассистентов за одну-две секунды меняют костюмы. Поэтому Маслюков спросил:
— А где ваш реквизит и помощник?
— Реквизит мне не нужен, — сказал я, — а помощников у меня нет!
Ни один мускул не дрогнул на лице Маслюкова:
— Что ж… Интересно… Пойдемте, покажите мне, что вы умеете.
— Наверное, тридцать-сорок минут я читал Леониду Семеновичу эстрадные тексты, он молча внимательно слушал. Не смеялся, как обыкновенный зритель. Но я понял: это потому, что передо мной профессионал. Многое с тех пор мне приходилось понимать на ходу, без чьих-либо объяснений.
Маслюков сказал: «Придете послезавтра».
Когда Петросян пришел к Маслюкову два дня спустя, на показе присутствовали еще четыре человека: главный режиссер ВГКО В. Познанский, писатели В. Масс, М. Червинский и В. Медведев. Петросян прочитал им несколько фельетонов и басен, которые произвели на присутствующих благоприятное впечатление. Маслюков заявил, что Петросян ему подходит, однако есть одно «но» — для того чтобы взять его в ВТМЭИ (Всероссийская творческая мастерская эстрадного искусства), ему нужно выбить у руководства дополнительную единицу, так как прием в студию формально уже закончился. Но Маслюков пообещал Петросяну что-нибудь придумать.
Тем временем параллельно с поступлением в ВТМЭИ Петросян пытал счастье и в другом заведении — Государственном училище циркового и эстрадного искусства (ГУЦЭИ). Он благополучно прошел три тура и к концу экзаменов пришел с хорошими показателями: экзаменационная комиссия долго решала, кого взять на оставшееся последнее вакантное место — Романа Карцева или Евгения Петросяна? В конце концов выбрали последнего.
Между тем, сдав экзамены в ГУЦЭИ, Петросян вынужден был срочно вернуться в Баку — умирал его тяжело больной отец. Но едва он приехал на родину, как ему из Москвы позвонил Маслюков:
— Как ты мог уехать, не позвонив мне? Ты уже пропустил много занятий! Чтобы завтра утром был в ВТМЭИ!
Петросян был ошеломлен. Оказывается, Маслюков все-таки выбил для него место в творческой мастерской, и теперь ему предстояло выбирать где учиться — в ГУЦЭИ или в ВТМЭИ. Евгений выбрал мастерскую эстрадного искусства.
Педагогом Петросяна по актерскому мастерству была известная актриса Рина Зеленая. Кроме нее, занятия в мастерской вели известные специалисты в области эстрады: Сергей Каштелян, Анна Рад ель, Михаил Хрусталев, Рудольф Славский, Ирма Яунзен. Под их чутким руководством Петросян постигал азы эстрадного искусства столь быстро, что уже через несколько месяцев после поступления в мастерскую состоялся его дебют на столичной сцене. Случилось это 20 сентября 1962 года в программе «В жизни раз бывает 18 лет!». Программа была приурочена к открытию второго сезона Театра эстрады на Берсеневской набережной. Правда, чтобы выйти на эстраду в этой программе, Петросяну пришлось пойти на определенные жертвы. Во-первых, ему пришлось взять себе псевдоним — Петров (на этом настоял Маслюков, объяснивший, что псевдоним взят в честь знаменитого сатирика, одного из авторов бессмертных «Двенадцати стульев» Евгения Петрова), во-вторых, выкрасить волосы в рыжий цвет (на этот шаг Петросяна вынудил пойти С. А. Каштелян, который из личных сбережений выделил ему рубль и отправил в парикмахерскую на улице Горького).
Вспоминает Е. Петросян: «Я не сразу появился на сцене со своим фельетоном. Первые номера шли без объявлений — у зрителей имелись программки. Теперь я понимаю, что Маслюков не хотел выпускать мой фельетон на «неразогретую» публику.
В середине первого отделения я выбежал на сцену в школьном костюме: «Добрый вечер, здравствуйте! Так всегда выходит и говорит конферансье… Правда, я еще не настоящий конферансье, я только учусь… Вот сегодня у меня практика…
«В жизни раз бывает 18 лет!» Раз так называется программа, руководство решило, что конферансье должно быть ровно восемнадцать. А вот мне как раз восемнадцать. Мне и поручили роль конферансье. Правда, работа временная, как только мне стукнет девятнадцать, мне сразу — «будь здоров!»
Публика громко засмеялась, это меня очень воодушевило — я, кажется, не проваливаюсь! Дальше речь шла о проблемах молодежи: о том, что перестали доверять молодежи, о взаимоотношениях отцов и детей, о профессиях, об отдыхе, о женитьбе, о мечтах и прочем…
Публика продолжала смеяться и аплодировать, у меня появился кураж, я объявил выход артистки и убежал, высоко подпрыгнув… В зале опять засмеялись. А! Значит, прыжок понравился, надо его зафиксировать. Я быстро переоделся во время выступления певицы и вышел уже в черном костюме. Вышел и произнес: «Вот, для практики спецовку выдали!..»
За кулисами появился Алексеев.
— Поздравляю! В зале много актеров: Менакер, Бондарчук,
Бернес, Лучко, Лукьянов. Вы им понравились! Но учтите, вы переборщили с прыжками «козлом», у вас что, нет чувства меры? Нельзя же это делать после каждого номера. А за сам прыжок, как за импровизацию, хвалю…»
В отличие от коллег Петросяна, которые восприняли его дебют с восторгом, мама дебютанта испытала совсем иные чувства. Она прислала ему гневное письмо, в котором писала: «Как ты мог предать фамилию отца, он бы тебя не простил. Почему ее нужно менять и скрывать?» На что сын ответил: «Мамочка, не волнуйся, я вернусь к своей фамилии, ничего не нужно скрывать. У артистов принято брать псевдоним. Будем считать, что это у меня роль в программе!»
Программа «В жизни раз бывает 18 лет!» шла в Театре эстрады около двух месяцев, после чего начались ее гастроли по другим площадкам. И везде — неизменный успех. В итоге в том же году Петросяна зачислили в штат Московской эстрады в качестве артиста-конферансье. Однако это зачисление принесло молодому артисту лишь моральное удовлетворение. Его материальное положение какое-то время оставалось плачевным. Он получал только стипендию в творческой мастерской, так как оформление концертных ставок в Мосэстраде задерживалось из-за бюрократических проволочек в Министерстве культуры. Были случаи, когда в кармане у Петросяна лежала единственная монета — 5 копеек, и он решал проблему: поехать на концерт на метро или купить бублик? Иногда в таких случаях ему на помощь приходили коллеги, которые подкармливали Петросяна.
В январе 1963 года участники программы «В жизни раз бывает 18 лет!» отправились в первую гастрольную поездку за пределы Москвы — на первый (он же и последний) Всесоюзный фестиваль эстрады, который состоялся в Горьком. Программа и там имела большой успех. Затем были гастроли в Ленинграде, на Кавказе, на Украине. Во время гастролей в Ялте на концерт пришла мать Петросяна (она в те дни отдыхала в этом городе). После концерта она рассказала сыну о том, как одна зрительница, сидевшая рядом, вслух высказывала комплименты в адрес артиста Петросяна. Мать в конце концов не выдержала и сказала соседке: «Это мой сын!»
В апреле 1964 года вместе с этой же программой Петросян впервые выехал за границу — в Болгарию (хотя в те годы существовала поговорка: «Курица — не птица, Болгария — не заграница»). Артисты объездили пятнадцать городов, выступали с большим успехом и даже участвовали в правительственном первомайском концерте, который транслировался на всю страну. Петросян подготовил на болгарском языке одиннадцать интермедий и фельетонов.
Но это была последняя гастрольная программа «В жизни раз бывает 18 лет!». В мае того же года программа прекратила свое существование. Однако эстрадной карьере Петросяна она кое-что принесла. Во-первых, постоянные пробы нового позволили ему составить номера таким образом, чтобы в репертуаре оставались только удачные вещи (к окончанию программы у Петросяна сложился приличный репертуар), во-вторых, программа давала ему возможность познавать азы законов жанра.
Между тем популярность Петросяна постепенно росла. В 1964 году, после окончания ВТМЭИ, он был приглашен в качестве одного из ведущих в телевизионную передачу «Голубой огонек» (в ней он отработал пять лет). Кроме этого, он продолжал гастролировать по стране в качестве конферансье в других программах. В частности, читал фельетон М. Грина «Береги честь смолоду» в программе Л. Маслюкова «Эстрадный автомат», вел конферанс в программе «Вы их не знаете» в Мосэстраде. Параллельно Петросян вел сборные концерты, организованные «графиком» («график» — это концертный отдел в Мосэстраде, своеобразный механизм, который формирует сборные концерты по Москве для различных организаций). Во время этих гастролей с Петросяном происходили разные истории — от печальных до смешных. Вот один из таких случаев.
Дело было в 1964 году. В гостинице какого-то небольшого городка после концерта к Петросяну в номер постучали и пригласили к себе коллеги — артисты концертной бригады одной из филармоний. Они с ходу предложили столичному гостю выпить, но тот отказался — пить Петросян никогда не любил и так и не научился этого делать, несмотря на царившие в Мосэстраде весьма свободные питейные нравы. Кстати, его папаматематик справедливо считал, что его сыну не грозит спиться, потому что в роду Петросянов никогда не было алкоголиков. Но вернемся в 1964 год.
Верховодил в компании пригласившей к себе Петросяна некий артист, который стал просить его отдать ему в репертуар стихотворение «Сватовство Джона» — Петросян только недавно стал исполнять это стихотворение. Петросян в этой просьбе отказал, мотивируя отказ вполне резонным аргументом: мол, если я начну раздаривать всем свой репертуар, то с чем же я тогда останусь? Однако этот аргумент не произвел должного впечатления на коллегу, который к тому времени был уже в изрядном подпитии. Он стал приставать к Петросяну пуще прежнего, видимо, рассчитывая, что сумеет уговорить молодого артиста. Но Петросян стоял на своем. В конце концов, видя, что словами решить ничего не удается, проситель решил прибегнуть к последнему аргументу. Повернувшись к одному из своих коллег, он громко позвал: «Тенгиз!» Тенгиз встал со своего места и выхватил из ножен огромный кинжал. Петросян поначалу принял все происходящее за шутку. Однако, взглянув в пьяные глаза обладателя кинжала, он внезапно понял, что ошибся — все происходило на полном серьезе. Дело и впрямь принимало скверный оборот: Петросяна могли попросту зарезать в номере гостиницы. Поэтому, чтобы избежать неминуемой расправы, пришлось «делать ноги». Петросян пулей выскочил из злополучного номера и бросился бежать по коридору к своей двери. Несколько секунд спустя в этот же коридор гурьбой вывалили и его преследователи, возглавлял которых разъяренный Тенгиз с обнаженным кинжалом.
Петросяна спасло несколько факторов. Во-первых, то, что он был трезвым и сумел чуть ли не в два прыжка преодолеть расстояние до своего номера и забаррикадироваться в нем от непрошеных визитеров. Во-вторых, когда преследователи стали ломиться к нему в дверь, в коридор выскочили его коллеги по филармонии и подняли шум — мол, что за безобразие?! В конце концов, видя, что история получила нежелательную огласку, Тенгиз со товарищи успокоились и отправились догуливать.
Не стоит, однако, думать, что жизнь Петросяна в те годы состояла только из одной работы. У него оставалось время и на личную жизнь. Именно в середине 60-х годов, когда Петросяну едва исполнилось 20 лет, он женился в первый раз и вскоре стал папой — в 1966 году у него родилась дочь Виктория.
В конце 1964 года судьба свела Петросяна с легендой отечественной эстрады Леонидом Утесовым. Тот попросил молодого, но уже известного конферансье сделать две совместные интермедии и показать их во время гастролей Государственного эстрадного оркестра РСФСР в Ленинграде (выступления проходили в декабре). Эти гастроли прошли настолько успешно, что сразу после них Утесов сделал Петросяну предложение — стать постоянным конферансье его оркестра. Тот, конечно, принял приглашение мэтра, но в свободное время продолжал работать «на графике».
В те же годы Петросян получил еще одно неожиданное предложение — перейти в драматический театр. Это предложение ему сделал главный режиссер Театра имени Моссовета Ю. Завадский. Причем поначалу Петросян готов был согласиться. Он показался художественному совету театра, имел там успех и должен был сам выбрать любую роль. Петросян пересмотрел практически все спектакли театра и остановился на роли князя К. в «Петербургских сновидениях» Ф. Достоевского. Петросяну почему-то показалось, что именно такой вариант может принести удачу: двадцатилетний актер, играющий старика. Однако о своем выборе он должен был сказать ассистенту Завадского народному артисту К. Михайлову, который, как оказалось, сам играл именно эту роль. Узнав об этом, Петросян внезапно струсил. Пришлось ему выбирать новую роль — Слендера в «Виндзорских насмешницах». Но тут в дело внезапно вмешался… Леонид Утесов. Узнав о том, что Евгений собирается «изменить» эстраде с театром, он встретился с молодым конферансье и уговорил его не делать этого. Утесов сказал: «Я считаю, что твое место на эстраде. Здесь у тебя определенно большое будущее, а что будет в театре — неизвестно. Хотя твои метания я понимаю. Я ведь тоже уходил в театр, правда, ненадолго. Это даже хорошо, что у тебя такие метания. Возможно, когда-нибудь, в будущем, когда ты станешь делать самостоятельные работы, ты приблизишь эстраду к театру! Что-то в этом роде и я пытался когда-то сделать. Мой джаз-оркестр назывался Теаджаз (театральный джаз). Решай сам. Я не хочу на тебя давить, чтобы ты в своих мемуарах не написал — во всем виноват Утесов».
После этого разговора искушение поменять судьбу у Петросяна ушло. Но он был счастлив, что судьба подарила ему встречу с замечательными актерами, легендами советского искусства: Фаиной Раневской, Верой Марецкой, Любовью Орловой, Ростиславом Пляттом, Серафимой Бирман.
Между тем 10 декабря 1966 года состоялся последний концерт с участием Леонида Утесова. После этого он навсегда ушел со сцены — одолели болезни. А Государственный эстрадный оркестр РСФСР мгновенно стал никому не нужен — ведь люди шли на его выступления, чтобы увидеть и услышать именно Утесова. Петросяну стоило бы сразу уйти из коллектива, но совесть не позволяла ему совершить такой поступок. В итоге он проработал в оркестре еще два с половиной года. Эти годы запомнились ему с разной стороны. К примеру, в 1967–1968 годах ему пришлось пережить время «закручивания гаек», когда у чиновников из Министерства культуры возникли претензии к его репертуару — мол, слишком много у вас сатиры, товарищ Петросян. Его вызвал к себе инспектор по концертной работе Минкульта, который потребовал вычеркнуть из выступлений все мало-мальски смелые слова и фразы. Петросян подчинился. Однако и этого чиновникам показалось мало. 8 сентября 1968 года Петросяна вызвал к себе в кабинет директор Росконцерта Зельманов и снял весь его репертуар. После чего артисту пришлось готовить новые номера.
Из Государственного эстрадного оркестра Петросян ушел в апреле 1969 года. Причем ушел со скандалом. Утесов, который руководил коллективом, не хотел его отпускать; когда же Петросян не внял просьбам остаться, обрушился на него чуть ли не с проклятиями.
Вспоминает Е. Петросян:
«Я говорил:
— Леонид Осипович, дорогой, но вы же сами говорили, что не задерживались в коллективах, где вам было неинтересно!
— Мой коллектив тебе неинтересен?! Тут ты уже зашел за все пределы!
— Я не могу идти на творческие компромиссы, я никогда не буду этого делать.
— Это не компромисс, это зазнайство!
Через полгода я встретил его в Доме актера… Остыл немножко.
— Ты думал, что ты меня бросишь, и я пропаду? Ко мне пришел из училища прекрасный мальчик, Гена Хазанов, работает хорошо. Так что ты не думай, что незаменимых нет!
— Я очень рад, Леонид Осипович. Но с оркестром нужно что-то делать, ему нужен ваш последователь — хороший эстрадный певец.
— Это уж не твоя забота!
Сердился еще…
Потом (это было, кажется, в 1971 году) Утесов ругал Геннадия Хазанова за то, что он ушел из его оркестра, ругал абсолютно теми же словами, которыми прежде ругал меня. «Леонид Осипович, — успокаивал я, — не надо так расстраиваться, пройдет время, и вы его простите!» И я оказался прав…»
После ухода из оркестра Петросян вернулся в Москонцерт. Однако те годы были не самыми лучшими для эстрады, которую все сильнее прижимала к ногтю чиновничья братия. От этого произвола страдали все артисты: певцы, юмористы, конферансье и т. д. Особенно тяжело было в 1970 году, когда вся страна отмечала 100-летие Ленина. Чиновники Минкульта тогда просто озверели, буквально просеивали сквозь сито своих придирок репертуар всех артистов.
На IV Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, который состоялся в октябре 1970 года, было решено не проводить соревнования «по разряду конферансье». Премий для представителей этого жанра не предусматривалось, и они должны были конкурировать на равных с разговорниками-юмористами. Несмотря на это, Петросяну все-таки удалось стать на нем лауреатом III премии и вести заключительный концерт конкурса. Правда, Петросян едва не попал впросак. Ему сказали, чтобы сольных номеров он не делал, только конферансные интермедии, так как программа большая, а продолжаться она должна не более полутора часов. Петросян задумался: как продержаться полтора часа на одних интермедиях? И тогда, чтобы он не волновался, коллеги посоветовали ему принять перед концертом две таблетки успокоительного лекарства. Петросян внял этому совету, о чем вскоре пожалел. Во время концерта он начал действовать на сцене, как в замедленной съемке, — напрочь утратил чувство темпоритма. И хотя зрители так ни в чем и не разобрались, однако с тех пор он дал себе слово никогда не пользоваться успокаивающими средствами перед выходом на сцену.
Став лауреатом этого конкурса, Петросян через несколько дней после его завершения собрал банкет по этому поводу, позвав на него многих своих коллег. Поздравить его с успехом пришли Л. Маслюков, Л. Утесов, В. Ардов, Т. Птицын, И. Набатов, А. Алексеев, Ф. Липскеров, Ю. Дмитриев. На этом сабантуйчике не обошлось без маленькой «провокации». В разгар веселья популярный в те годы конферансье Лев Шимелов внезапно на весь зал спросил Петросяна: «Женя, а почему ты ушел от Утесова?» Петросян растерялся от такого прямого вопроса, но тут ему на помощь пришел сам Леонид Осипович, который обратился к лауреату со следующими словами: «То, что я здесь, означает, что я полностью простил тебя. И правда, победителей не судят. Ты смог доказать, что имел право так поступить! Может быть, работая у меня, ты бы и не стал лауреатом. Никто не знает, конечно, как все сложится, но, думаю, наш жанр приятных сюрпризов от тебя еще дождется».
Между тем победа на этом конкурсе сыграла заметную роль в дальнейшей карьере Петросяна. После этого у него наконец появились постоянные авторы, участились его выступления на телевидении, его даже стали приглашать вести правительственные концерты, что являлось добрым знаком — значит, ему безоговорочно доверяли. Короче, Петросян был, что называется, нарасхват. Назову лишь некоторые из его тогдашних выступлений: 10 ноября 1970 года он вел второе отделение концерта в Колонном зале в честь Дня милиции, 22 февраля 1971 года — концерт в Центральном театре Советской Армии (кстати, один из последних концертов, которые впрямую транслировало телевидение), 9 июня того же года — правительственный концерт в Большом театре в честь встречи председателя Совета Министров СССР А. Косыгина со своими избирателями, 9 июля — концерт в честь открытия Центрального концертного зала в гостинице «Россия». Во время последнего концерта произошел казус, который Петросян сумел превосходно обыграть и обернуть себе во благо. Что же произошло? Во время его конферанса над сценой внезапно появились… кошки. Их было несколько, и все они шли одна за другой по карнизу над сценой (видимо, набежали из гостиницы). А у Петросяна в это время шел монолог о Москве, стилизованный под современные летописи Пимена. Это его и спасло. Петросян ловко выкрутился, свернув на тему «кошка в терему — радость во дому». Зрители подумали, что присутствие кошек на сцене — оригинальный режиссерский ход.
Звание лауреата принесло Петросяну и материальную выгоду — наконец-то после почти десятилетнего скитания по чужим квартирам он получил отдельную квартиру на Садовом кольце. Вместе с женой и дочерью Петросян переехал в нее в конце 1971 года.
Тогда же произошло «боевое крещение» на эстраде дочери Петросяна — шестилетней Вики. В концерте в честь 8 Марта она выступила с небольшим стихотворением «Про папу». Поначалу зрители восприняли девочку как просто юную артистку, но когда, закончив номер, она обратилась к Петросяну со словами: «Папа, пойдем домой!», зал догадался, кто она на самом деле, и буквально зашелся от восторга.
В начале 70-х Петросян познакомился с несколькими писателями-юмористами, которые обогатили его конферанс новыми монологами. Так, в 1972 году судьба свела его с Михаилом Жванецким, Лионом Измайловым, Львом Компанейцем. Квартира Петросяна на Садовом кольце довольно быстро превратилась в своеобразный клуб юмористов. Там ежедневно бывали писатели, артисты, режиссеры.
В 1973 году судьба свела Петросяна с двумя популярными конферансье Львом Шимеловым и Альбертом Писаренковым. Они стали выступать в одной программе, а год спустя стали ведущими популярной телевизионной передачи «Артлото».
Весной 1974 года Петросян отправился с гастролями к себе на родину — в Баку. В совместной программе с Московским мюзик-холлом Петросян впервые выступал не как конферансье, а со своим отдельным номером. Это была очень важная поездка — Петросяну предстояло доказать, что он сумеет осилить сольные номера. И артист справился с задачей — зрители принимали его очень хорошо. В итоге 31 декабря того же года Петросян провел свой последний концерт в роли конферансье и ушел в речевой жанр.
Стоит отметить, что уход Петросяна из конферанса был встречен многими коллегами артиста в штыки. К примеру, все концертные залы, которые двенадцать лет считали его «своим», тут же объявили ему бойкот и перестали приглашать к себе. Однако Петросян с юмором отнесся к этому обстоятельству. В конце концов, по мере того как Петросян завоевывал популярность на других площадках, многие из числа бойкотирующих вынуждены были идти на попятную и вновь приглашать его к себе. Так поступил сначала Театр эстрады, затем Колонный зал.
Во время концертных выступлений Петросяна в те годы случалось множество курьезных историй. Об одной из них рассказывает сам артист:
«Был у меня написанный от лица дворника монолог «Как у нас во дворе» И. Виноградского. Дворник, глядя на окна дома, перемывал косточки жильцов.
«Вона! В етом окошке академик живет. Яму, небось, в получку мешок денег дают — и все десятками! А ежели рублями, так и два мешка будет, полтинниками — на тачке везти надо! А ежели копейками, так ведь цельный вагон денег…»
Стою я на авансцене перед занавесом в образе этого дворника и указываю на воображаемое окошко, где живет академик. И вдруг слышу: в зале невообразимый, почти истерический хохот. В чем дело? Оказывается, там, куда я указывал, висел портрет Л. И. Брежнева. Зрители поняли, что я об этом не догадываюсь, и стали хохотать еще громче. А я продолжал монолог:
«Цельный вагон денег! Куда это он их девает? Получил получку, ну, долги отдаст — десятки две, ну, заначку сделает — еще пятерка, ну, десятку жене на хозяйство. Ну, с такими же академиками на полбанки скинется, а остальные куда? Да! Я академиком не отказался бы быть. Цельный день сидел бы на стуле в пинжаке! Выпимши!»
Я, естественно, не понимаю, почему зрители от смеха вскакивают с мест и утирают слезы. А у кое-кого уже и сил смеяться нет.
«Вот это публика, — думаю я и перехожу к обсуждению очередного жильца. Теперь я указываю рукой в другом направлении, туда, где находится его воображаемое окно, которое совпадает с портретом А. Н. Косыгина, который висел на противоположной стене.
«А вон в ентом окошке артист живет. Ну артист! Тямно у него! По концертам забегался — деньгу зашибает, а ведь тоже не знает, куда деньги девать! В Большом театре поет, в очень большом. Народный артист, правда, я у народа спрашивал, кто его любит. Никто не любит. В народе Майю Кристалинскую знают, Муслима Магомаева знают…»
Публика неистовствовала… Комизм усугублялся тем, что в то время мы даже помыслить не могли о таких преднамеренных вольностях…»
В те годы работа у Петросяна шла в четырех направлениях—с писателем Г. Минниковым он трудился над несколькими монологами; с писателем А. Хайтом — над новым фельетоном; с Левинсоном, Шимеловым и Писаренковым репетировал новую программу-спектакль, сценарий которого уже к тому времени написали Хайт и Левенбук; готовил номера для телевидения и снимался в «Артлото».
В 1975 году должна была состояться премьера спектакля «Трое вышли на сцену», в котором участвовали Петросян, Шимелов и Писаренков. Однако долгожданного события так и не произошло. Спектакль был показан всего лишь один раз — на просмотре в ЦДРИ, где сидело только начальство Росконцерта и «эстрадная общественность». Хотя просмотр завершился благополучно и начальство дало «добро» на выход спектакля в свет, однако один из участников представления — Писаренков не дал этому проекту осуществиться. Посчитав, что он недостаточно выигрышно представлен в спектакле, Писаренков ушел из него. Спектакль был закрыт, хотя к его выходу уже все было готово — реквизит, костюмы, четыре вида рекламных плакатов, технический состав.
Однако Петросян не унывал — решил сделать свою собственную программу, хотя бы из одного отделения. В итоге к осени того же года он подготовил пятнадцать монологов, которые ему написали его проверенные авторы: Л. Измайлов, Г. Минников, И. Виноградский, С. Альтов, Л. Натапов и др. Первое «обкатачное» выступление с «Монологами» прошло в октябре 1975 года в ДК «Салют» в Тушине. Несмотря на то что Петросян страшно волновался, показ прошел блестяще. Уже на следующий день администратор Москонцерта заявила, что появилась программа — «выдающееся явление современности». В декабре в ЦДКЖ состоялась официальная премьера «Монологов».
В те годы в юмористическом жанре работало много артистов, однако по-настоящему популярными были лишь несколько человек. Это Аркадий Райкин, Тимошенко и Березин (Тарапунька и Штепсель), Борис Владимиров и Вадим Тонков (Авдотья Никитична и Вероника Маврикиевна), Геннадий Хазанов, Евгений Петросян, Роман Карцев и Виктор Ильченко. Участие любого из этих артистов в концерте гарантировало непременный аншлаг, а значит, хорошие кассовые сборы.
Что до Петросяна, то его любил даже Л. Брежнев. В 1976 году, когда Леонид Ильич собирался ехать в Тулу, чтобы наградить этот город званием «Город-герой», он попросил направить туда в качестве ведущего праздничного концерта именно Петросяна. Сообщил об этом артисту сам заместитель министра культуры Кухарский. Но Петросян начал отбрыкиваться: мол, я уже больше года не конферирую, если я сделаю хотя бы одно исключение, меня опять заставят вести и другие концерты. Но Кухарский был неумолим: «Это ваше личное дело. А концерт вы должны вести. Вы что, против советской власти?» Последняя фраза окончательно разоружила Петросяна. Однако, согласившись ехать в Тулу, он поступил хитро: концерт он вел вместе с диктором телевидения И. Архиповой, которая и взяла на себя весь конферанс, а Петросян выходил на сцену только со своими номерами.
Вспоминает Е. Петросян: «В Туле, в помещении драматического театра, где проходил концерт, я увидел Брежнева в партере — как обыкновенного зрителя. Такое было впервые — обычно в Большом театре, во Дворце съездов он сидел в ложе и не был виден артистам. Надо сказать, что зрителем Леонид Ильич оказался прекрасным — добрым, непринужденным. Он смеялся как ребенок, всплескивая руками, откидываясь назад, прикладывая ладони к груди, вытирая слезы, кивал головой. Я еще подумал: этим наивным человеком, наверное, легко управлять тем, кто находится в его непосредственном окружении. А может, он так доверчив и сентиментален просто от старости и умственной немощи?..»
В 1979 году директор Театра эстрады П. Владимиров предложил Петросяну выпустить на сцене его театра не программу, а целый спектакль «Монологи». Петросян с радостью согласился, так как давно мечтал замахнуться на что-нибудь более серьезное. Давно мечтал он и о том, чтобы выступать не со случайными актерами, а с постоянными, на которых всегда можно положиться. В итоге через несколько месяцев была подобрана труппа и создан Театр эстрадных миниатюр, в котором Петросян стал художественным руководителем. Труппа театра состояла всего из четырех актеров: Е. Петросяна, Е. Степаненко, В. Войнаровского и Е. Грушина. Первый спектакль, который выпустил коллектив, назывался «Доброе слово и кошке приятно» (1980). Спектакль пользовался большим успехом у публики. Он продержался в репертуаре шесть лет, после чего на свет явился новый — «Как поживаете?» (премьера состоялась в сентябре 1986 года). Критик Е. Уварова, обсуждая на страницах журнала «Эстрада и цирк» этот спектакль, писала:
«Вероятно, можно спорить, является ли эта работа эстрадным спектаклем, как сказано в афише, или все-таки это эстрадная программа, составленная из разных миниатюр, объединенных общим замыслом. В любом случае вопрос терминологических разночтений несуществен. И, несмотря на то что отдельные миниатюры можно почти безболезненно убрать, как произошло, например, с миниатюрой «Сеятели», или переставить местами, новая работа Петросяна воспринимается, во всяком случае мною, как целостное эстрадное представление».
В начале 80-х у Петросяна возник прекрасный шанс попробовать свои силы в кинематографе. Режиссер с «Ленфильма» Я. Фрид предложил ему попробоваться в роли Бони в кинофильме «Сильва». Когда Петросян спросил режиссера, почему решили выбрать для этой роли именно его, Фрид ответил: «Мне нужна неожиданная краска, а вы веселый артист, да и цилиндр вам к лицу! Чем не Бони?! Полагаю, у вас прекрасные шансы быть утвержденным на эту роль». Однако это пророчество не сбылось.
На пробах партнершей Петросяна была оперная певица, которая великолепно записала фонограмму для фильма, но имела один существенный недостаток — оказалась слишком грузной. А Петросяну необходимо было танцевать с ней, брать ее на руки и красиво кружиться. Последнее Петросяну никак не давалось. Раз десять он поднимал партнершу на руки, но изобразить красивый танец никак не удавалось. В итоге на одиннадцатый раз адская боль перекрыла ему дыхание, и он едва не рухнул с певицей на пол. Оказалось, дало о себе знать наследственное искривление позвоночника.
И все же, отлежавшись какое-то время на раскладушке, Петросян вновь встал перед камерой. В конце концов ему удалось собраться с силами и в одном из дублей довольно сносно изобразить красивый танец. Он уже считал, что дело сделано, когда выяснилось, что эти эпизоды — всего лишь разминка, которая на пленку не снималась. Теперь необходимо было сделать второй дубль, который и предстояло снять. Но на этот дубль сил у Петросяна уже не хватило. Он кое-как отыграл сцену и буквально рухнул на раскладушку. В итоге отснятый материал не удовлетворил худсовет студии, и на роль Бони взяли другого актера — Виталия Соломина. Премьера фильма состоялась в 1982 году.
В 1985 году Е. Петросяну было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР.
В те же годы произошли изменения и на «личном фронте» артиста. В начале 80-х он развелся со второй женой, а в 1986 году женился в третий раз — на актрисе своего же театра Елене Степаненко.
Рассказывает Е. Петросян: «До Елены Григорьевны у меня было две жены. Расстались не потому, что они были плохие, а я хороший — или наоборот. Просто они не выдерживали физически и морально моей двадцатичетырехчасовой занятости работой, которой у меня все подчинено. Они обижались, даже скандалили. И я сознавал в какой-то мере их правоту. А Елена была актрисой моего театра. И шесть лет мы друг на друга не обращали внимания. Елена увидела мою жизнь до того, как возникли чувства. Она поняла, на что идет, ведь я — человек, увлеченный своим делом. Поняла и решила: сможет с этим справиться…»
В 1987 году исполнилось 25 лет работы Петросяна на эстраде. Дата, как говорится, круглая, и друзья артиста настоятельно советовали ему отметить этот юбилей. Петросяну идея понравилась, тем более что он получил официальное предложение устроить такой торжественно-сатирический вечер и от московского Театра эстрады. Вскоре вечер состоялся; он назывался «Доброе слово и Петросяну приятно» (сценаристы Л. Якубович и В. Билевич). В этом спектакле Петросян и его автор М. Задорнов (с ним артист начал работать с начала 80-х) открывали новые темы. В частности, именно они первыми заговорили с эстрады о М. Горбачеве и его супруге, о Е. Лигачеве, о проститутках, о переименовании наших городов и улиц, о Компартии и многом другом. Некоторые из монологов, прозвучавших на этом представлении, вошли в новый спектакль Петросяна «Инвентаризация», который увидел свет в 1988 году.
Е. Петросян вспоминает по этому поводу: «Готовилась XIX партийная конференция, все ожидали решительных перемен, и мы в своем эстрадном цехе почувствовали это на собственной шкуре.
Обычно перед концертом такого суперправительственного уровня шла жестокая селекция: кого выпускать на сей раз — и выпускать ли вообще. В целой программе для сатириков находилось одно-два вакантных места, это в лучшем случае. На этот раз «свежий ветер перемен» и гласность обещали увеличение таких вакансий. Действительность превзошла ожидания. Ответственный за «сатирический блок» концерта Борис Сергеевич Брунов получил возможность пригласить на сцену Кремлевского Дворца съездов целую группу ведущих артистов этого жанра. Но именно это обстоятельство стало почти непреодолимым препятствием для выступления с целым номером. У каждого из сатириков оказалось очень мало отведенного ему на сцене времени. Пришлось обходиться только короткими цитатами. Мы выбрали самые острые и смешные, они сложились в единый большой номер. Впервые на этой сцене прозвучало острое слово, да еще как подтверждение некоторых докладов на конференции. Важен и еще один момент — мы вдруг поняли, как разнообразна и многолика наша сатирическая эстрада и как высок ее творческий потенциал».
Сегодня Петросян по-прежнему купается в лучах славы и по праву считается одним из самых популярных наших комиков. В начале 90-х, когда стало модным тянуть артистов в политику, пытались это проделать и с Петросяном. Ему поступило сразу шесть (!) предложений от различных партий и политических движений баллотироваться депутатом от их блоков. Но Петросян от всех предложений отказался (правда, один политический блок даже после отказа Петросяна все равно напечатал его фамилию, заявив: мол, у вас высокий рейтинг). Когда проходили первые выборы в Государственную Думу, Москонцерт настоял на том, чтобы Петросян баллотировался в городскую Думу. Однако в процессе выборов Петросян все-таки одумался и снял свою кандидатуру.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.