Клавдия ШУЛЬЖЕНКО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Клавдия ШУЛЬЖЕНКО

В конце 20-х, когда Шульженко только начала приобретать известность (самой популярной песней в ее исполнении была «Песня о кирпичном заводе», в народе именуемая «Кирпичиками»), в харьковском Клубе искусств, что на Сенной, она познакомилась с молодым поэтом Ильей Григорьевым. После вечеринки тот вызвался проводить певицу до дома и по дороге честно признался, что давно мечтает затащить ее в постель. Клавдия от такой наглости оторопела, а опомнившись, заявила: «Зря стараетесь. Мне не нужны любовники. У меня на всю жизнь будет один муж и один ребенок». Григорьев рассмеялся и ответил, что мужей у нее будет несколько, а его любовницей она все равно станет. И пророчество его действительно сбылось: спустя какое-то время Клавдия влюбилась в поэта так сильно, что даже ушла жить к нему против воли родителей.

Между тем к творчеству своей пассии Григорьев относился весьма прохладно: любил повторять, что актриса она никакая, а певичка – так себе, средненькая. Однако Шульженко видела, что, несмотря на подобные заявления, он любит ее, и любит сильно. Дело шло к свадьбе, когда между молодыми случилась вдруг серьезная размолвка. Григорьев предложил возлюбленной спеть песню на свои новые стихи, но она его вирши забраковала. Услышав отказ, Григорьев взвился: «Да как ты смеешь?! Ты, девчонка с москалевской подворотни!..» Дальнейшие «дифирамбы» своего суженого Шульженко слушать не стала и ушла, хлопнув дверью. На календаре был апрель 1927 года.

Молодые не виделись больше месяца и, казалось, никогда больше не увидятся. Но однажды приятель Григорьева сообщил Шульженко, что тот проигрался в карты и пытался застрелиться. К счастью, неудачно. Услышав об этом, Клавдия бросилась к Илье, и бывшие любовники снова воссоединились. Отныне каждый вечер Григорьев стал встречать певицу после концерта и потом отвозить ее домой на своем роскошном «Рено». Родители девушки были крайне недовольны поведением дочери – они были людьми скромными и относились к барским замашкам отрицательно. Но дочь их не слушала, жила так, как ей нравилось. Вскоре Григорьев сделал Клавдии предложение и в знак серьезности своих намерений подарил обручальное кольцо.

В начале мая 1928 года Шульженко отправилась на свои первые гастроли в Ленинград. Илья остался в Харькове, откуда вскоре уехал в командировку в Сибирь. Теперь единственной ниточкой, связывающей влюбленных, стали письма. В одном из них Григорьев написал:

«Здравствуй, моя Кледи Шутти! Здравствуй, моя Кунечка! Прости, что так долго не писал, не было никакой возможности. Много ездил по закоулкам Сибири, встречался с людьми! Вот она – Русь Советская, как писал Есенин! Я помню о тебе каждый день, помню нашу комнату, наш волшебный диван, где ты… (…) то, что ты больше всего любила… Прости, что я пишу такие вещи, но когда мы встретимся, ты сама все почувствуешь. Конечно, я иногда вел себя как законченный подлец, как ты терпела меня, не знаю. Я слышал о твоих успехах в Ленинграде, они меня радуют и мучают невероятно, ибо ты отдаляешься от меня в какой-то свой мир, прости, фальшивый и надуманный – мир пошлости и устаревших идеалов… Еще раз прости. Я здесь на великой советской стройке нужен людям. Издаю также стенную газету, скоро открываем клуб. В декабре ненадолго приеду в Харьков. Больше всего вспоминаю, как я тебя провожал до Рымарской, где живут Мейтусы. Я думаю о тебе и помню тебя всю в мельчайших подробностях. Ты еще не потеряла (или выбросила?) кольцо?

Целую… (…)»

В Ленинграде Шульженко была принята в труппу местного мюзик-холла и в течение нескольких месяцев выступала там с концертами. И лишь поздней осенью 1928 года, перед московскими гастролями, ей разрешили съездить в Харьков, где она наконец-то увиделась с Григорьевым. Однако, когда Илья предложил Клавдии немедленно расписаться, она отказалась, уговорив его перенести эту церемонию на более поздний срок. Сердце Григорьева сжалось от нехороших предчувствий…

Спустя сутки Григорьев уехал в Сибирь, а Шульженко еще на несколько дней задержалась в Харькове. Однажды вечером она отправилась в театр «Тиволи» на концерт одесской эстрадной труппы. В состав коллектива входил 24-летний куплетист и чечеточник Владимир Коралли, который, заметив в зале Шульженко, бросил ей со сцены преподнесенный ему букет. Этот эпизод и стал завязкой к их скорому роману.

В Москву Шульженко приехала в самом начале января 1929 года. Отыграв там несколько концертов, она отправилась с гастролями в Нижний Новгород. И судьбе было угодно сделать так, чтобы в этом же поезде оказался и Коралли, который ехал на те же гастроли. Всю дорогу он настойчиво ухаживал за певицей, и в итоге ее сердце дрогнуло: таких обходительных и воспитанных молодых людей она в эстрадной среде еще не встречала. На гастролях между ними вспыхнул роман. И в самом начале его, чтобы не смущать себя и своего любовника, Шульженко сняла с пальца обручальное кольцо и спрятала его в сумочку. Практически с того самого момента Григорьев стал для нее «покойником». Именно так она сама назвала его в письме Владимиру Коралли (6 февраля 1930 года). Цитирую:

«Письма И. П. Г. (Илья Григорьев. – Ф.Р.) всегда были полны иронии, упрека и, может быть, большой любви, конечно, но все это такое больное, такое далекое мне, что вызывало во мне скверное состояние и абсолютно убивало желание смеяться и радоваться. А вот Вы совсем иное. Сознаюсь Вам, теперь можно, что в Нижнем я просыпалась каждый день веселой, потому что знала, что увижу Вас. А потом мы дурили вместе по целым дням. А помните, Вы меня поцеловали и меня это нисколько не обидело? Напротив, очень понравилось, и я не возражала против повторения. Не помню только, что помешало. Я так привыкла к Вам за короткое время, так привязалась, что мне теперь Вас очень не хватает. Но я надеюсь, что скоро встретимся и уж столько будем говорить, говорить, что, пожалуй, заговорим и остатки болячки моей к Григорьеву, хотя о покойниках плохо не говорят. Ведь для меня теперь он покойник, итак, пусть мертвые остаются мертвыми. Жду нашей хорошей встречи и Ваших хороших писем, которые доставляют мне море радости…»

Это письмо застало Коралли в Харькове, куда он приехал на очередные гастроли. Поездку эту он использовал с очевидной пользой для себя: привез родителям Шульженко подарок от дочери (валенки), а заодно и познакомился с ними. В отличие от Григорьева, Коралли сразу понравился старикам. Это придало молодому человеку храбрости, и уже в марте он явился в дом Шульженко в качестве официального жениха. Миссия закончилась успешно: согласие родителей на брак с их дочерью было им получено. Однако неожиданно на пути Владимира встала его мать, которая выступила категорически против того, чтобы ее сын-еврей женился на «хохлушке». С нее достаточно было одного сына, Эмиля, который недавно женился на русской. Обескураженный напором матери, Коралли честно написал обо всем Шульженко. Его письмо совпало с приездом в Харьков Григорьева. В итоге обиженная Шульженко снова возобновила свои отношения с «покойником».

Чуть позже Коралли тоже приехал с гастролями в Харьков и наконец впервые воочию увидел соперника. Оба друг другу не понравились. Как гласит легенда, между ними даже вспыхнула драка, которая произошла сразу после концерта, в коридоре театра. Для Григорьева она чуть не закончилась плачевно – из мифического покойника он имел все шансы превратиться в настоящего. В руках у Коралли оказался «браунинг» (его выдало украинское Губчека еще во время Гражданской войны), и он уже готов был разрядить его в своего соперника, но от нажатия на курок его сдержала Шульженко, которая внезапно сняла с пальца обручальное кольцо и отдала его Григорьеву. Тем самым окончательный выбор был сделан. 23 апреля 1930 года Шульженко и Коралли расписались. Свадьбу гуляли у родителей невесты на Владимирской. Мама жениха не приехала, сославшись на нездоровье. Однако спустя неделю молодожены сами приехали к ней в Одессу (у них там были гастроли), и долгожданное примирение свекрови с невесткой все-таки произошло.

Молодые жили в Ленинграде, там же и работали. Однако из-за специфики работы они частенько разлучались, разъезжаясь на гастроли в разные стороны. В таких случаях Коралли оставлял присматривать за молодой женой своего брата Эмиля Кемпера (тот, кстати, недолюбливал Клавдию и был категорически против ее вхождения в их семью). И вот однажды, влекомый неприязнью к Шульженко, Эмиль отписал брату, что она в отсутствие мужа встречается с молодым композитором Ильей Жаком. Коралли немедленно примчался в Ленинград и устроил жене сцену ревности (хотя сам, по слухам, никогда не упускал удобного случая завести интрижку на стороне). К счастью, до «браунинга» на этот раз дело не дошло. Шульженко дала мужу слово прервать все отношения с Жаком. По одной из версий, свое слово она сдержала. По другой – они остались тайными любовниками и встречались еще много лет. Во всяком случае, перед смертью Шульженко признается близкой подруге, что никого не любила так сильно, как Илью Жака.

Вскоре после того скандала Шульженко забеременела. Узнав об этом, Коралли страшно обрадовался и отвез жену рожать на ее родину – в Харьков. В мае 1932 года на свет появился сын, которого назвали Георгием. Однако радость от этого события была вскоре омрачена – умерла мама Клавдии, Вера Александровна.

Между тем Илья Жак продолжать любить Шульженко, правда, уже на расстоянии. В. Хотулев пишет: «Жак без памяти влюбился в Клавдию. Он был человеком семейным, с хорошей репутацией, и вдруг на него свалилась такая напасть! Клавдия чувствовала, что она нравится Жаку. Однако события не торопила, ибо никогда не была обделена поклонниками. Больше всего ее привлекали в Илье его деликатность, умение слушать и умение слышать. У ее мужа этих качеств почти совсем не было. Коралли то ли в силу профессии, то ли в силу характера из всех разговорных жанров признавал монологи. Он не выносил возражений, не умел спорить, моментально взрывался, начинал грубить, а потом сожалел о своей несдержанности. Клавдия тоже не оставалась в долгу. Коралли с грустью заметил одну закономерность. Чем больший успех был у его жены (Шульженко была намного популярнее своего супруга, звезда которого закатилась в начале 30-х. – Ф.Р.), тем чаще он получал отпор. Но в отличие от Коралли Клава была более отходчива, не помнила зла и удивлялась, когда ей напоминали обиды, якобы нанесенные ею кому-то, – она о них и думать уже забыла…»

В конце 30-х Шульженко и Коралли стали вместе работать в оркестре Якова Скоморовского. Там же работал и Илья Жак, с которым отныне у Шульженко начались чуть ли не ежедневные совместные репетиции. Коралли, естественно, сгорал от ревности, так как не мог постоянно быть рядом с женой и не знал, что происходит во время этих репетиций. К тому же Жак взял привычку провожать Клавдию до дома и, прощаясь, галантно целовал ей ручку. Коралли в ответ устраивал жене бурные сцены ревности, которые в итоге стали достоянием широкой ленинградской общественности. В народе тогда даже стишки по этому поводу появились:

Шульженко боги покарали:

У всех – мужья, у ней – Коралли.

Коралли, конечно, мог раз и навсегда пресечь отношения жены с композитором, но не делал этого по одной простой причине: Жак был чрезвычайно популярным композитором, и именно в связке с ним Шульженко могла достичь новых высот в творчестве (особенно популярными были три их совместные песни: «Андрюша», «Дядя Ваня» и «Дружба»). Поэтому Владимир вынужден был терпеть его присутствие рядом с женой. Но вечно так продолжаться не могло. Однажды нервы Коралли не выдержали. Сначала он попытался поговорить с женой на полном серьезе и даже пригрозил ей, что если она не порвет с Жаком, то он покончит с собой. Затем он вызвал на принципиальный разговор самого Жака, которому пригрозил уже карами НКВД. А поскольку Жак, как и практически все в те годы, дрожал лишь от одной этой аббревиатуры – НКВД, угрозы Коралли возымели действие: композитор перестал встречаться с Шульженко.

Когда началась война, Шульженко и Коралли в составе концертных бригад стали давать концерты на различных участках фронта. Работа спасала их от того ужаса, который поселился тогда не только в их родном Ленинграде, но и во всей стране. В феврале 1942 года Шульженко потеряла отца. 73-летний Иван Иванович Шульженко скончался от дизентерии (голодный понос был для Ленинграда тех лет самым распространенным заболеванием). Клавдия похоронила отца на Серафимовском кладбище. Теперь сына Гошу оставлять было не с кем, и родители стали поочередно брать его с собой на фронтовые концерты. Именно тогда мальчик воочию увидел, какой популярностью пользуется у людей его мама. Особенно большого успеха певица достигла в 42-м, когда в ее репертуаре появилась самая популярная из ее песен – «Синий платочек», которую написал польский композитор Иржи Петербургский (ему же принадлежит знаменитое танго «Утомленное солнце»).

Сразу после войны, летом 1945 года, звездная чета, прихватив сына, переехала жить в Москву. Сначала обосновались в районе Таганки, а затем получили роскошную четырехкомнатную квартиру на улице Алексея Толстого (бывшая Спиридоновка). Однако эстрадный мир столицы принял приезжих настороженно. Здесь и своих звезд хватало, чтобы делиться славой еще и с пришлыми. Поэтому Шульженко первое время пришлось несладко: ей запретили давать сольные концерты, обвинив… в пошлом репертуаре. Сгустились тучи и над головой ее мужа. В начале 50-х Владимира хотели даже исключить из рядов партии, что для него означало бы крах всей карьеры. А виновницей тому была… супруга, которая отказалась ублажать слух Василия Сталина и его друзей в новогоднюю ночь. К счастью, все обошлось лишь строгим внушением.

В 1955 году пианист Борис Мандрус познакомил Шульженко с молодым зубным врачом, который согласился подлечить зубы популярной певице. Во время процедур между стоматологом и пациенткой вспыхнул роман. Вскоре об этом стало известно Коралли. Он устроил жене такой жуткий скандал, что она даже отказалась встречать с ним новый, 1956 год. Коралли, который жуть как боялся всяческих сплетен о себе, пошел на попятную: заслал к Клавдии гонцов с тем, чтобы те уговорили простить его. Шульженко долго не соглашалась, и только когда с той же просьбой к ней пришла ее невестка Виктория, согласилась. Но тут уже «взбрыкнул» Коралли. Посчитав, что жена всего-навсего делает ему одолжение, он сам отказался идти в ЦДРИ и предпочел встретить Новый год дома, вместе с братом Эмилем. Спустя четыре месяца после этого Шульженко и Коралли развелись. Причем со скандалом: звездная чета шумно делила богатое имущество (одно время оба были страстными любителями антиквариата), Владимир и Клавдия писали друг другу злые письма. Коралли сумел разделить лицевой счет, и как только он переехал (в соседний дом), к певице вселилась семья из четырех человек. Теперь Шульженко пришлось жить не только со своей невесткой и двумя внучками (24-летний сын «романил» на стороне с другой женщиной), а еще и с чужими людьми. Простить этот поступок своему бывшему мужу Клавдия не смогла до конца жизни.

Между тем в одиночестве Шульженко пробыла недолго – 21 июля 1956 года она встретила свою новую любовь. Ее 39-летнего избранника звали Георгий Епифанов, в свое время он окончил операторский факультет ВГИКа. В Клавдию Ивановну Георгий заочно влюбился еще до войны, когда в 1940 году случайно купил ее первую пластинку. Через несколько месяцев он попал на ее концерт в Ленинграде и понял, что влюбился окончательно. Георгий уже тогда хотел познакомиться с ней поближе, но его планам помешала война. Епифанов ушел на фронт, захватив с собой все пластинки своей любимой певицы (упаковал их в жестяную коробку из-под кинопленки). После войны он стал регулярно посылать Шульженко открытки к праздникам, подписывая их инициалами «Г. Е.». Таких открыток он отправил ей несколько сотен. И вдруг – неожиданная встреча.

Г. Епифанов рассказывает: «Мое заочное увлечение этой женщиной ни для кого не было секретом. Как-то режиссер, с которым мы работали, Марианна Семенова, является в студию: «Жорж, твоя Клавочка отдыхает в одном санатории с моим Сережей (муж)». – («Твоя Клавочка!») – «И что?» – «У тебя автомобиль в порядке?» – «В порядке». – «Мне нужно к Сереже отвезти профессора (муж болел)». – «Конечно, поедем». И мы поехали. Въезжаем на территорию санатория имени Артема на Ленинградском шоссе. Марианна была с Клавдией знакома, потому что как режиссер монтировала фильм «Концерт фронту». И вот она бежит к ней в номер и восклицает: «Клавочка, угадай, кого я привезла?» – «Профессора?» – «Нет, человека, который тебя безумно любит!» Клавдия к этому времени уже два года как развелась с мужем, Владимиром Коралли. Вышли на балкон. «Вон, внизу двое мужчин, угадай кто». – «Который моложе?» – «Угадала». – «А как его зовут?» – «Жорж». – «А фамилия?» – «Епифанов». Шульженко задумалась и всплеснула руками: «Господи, так это и есть Г. Е.!»

Потом Марианна впихнула меня в ее комнату. Дрожащим голосом я сказал: «Здрасьте». Клавдия Ивановна спрашивает: «Вы сейчас возвращаетесь в Москву? Можно, я поеду с вами?» Еще бы! Не против ли я, чтобы в мой автомобиль села моя мечта?!

Потом попутчики мне рассказывали, что никогда в жизни я не вел автомобиль так благоговейно. Подъезжаю, не спрашивая дороги, ведь адрес знал – дом напротив Министерства иностранных дел. Только подъезд она мне назвала. И пригласила на следующий день на чай! Прихожу, сижу, пью исключительно чай. Пьем чай в девять часов, в десять, в одиннадцать часов. Она смотрит на меня и говорит: «Слушайте, вы или уходите, или оставайтесь». Такая альтернатива меня необыкновеннейшим образом обрадовала. Но при этом мне стало страшно: справлюсь ли я с той чрезвычайной миссией, которая мне предстоит? Всякое бывает в нашем мужском деле, не правда ли? Испугался, но отчаянно сказал: «Остаюсь!»

В мае 1958 года над Клавдией Шульженко снова разразилась гроза. Она пострадала из-за любви… к собаке. У певицы был прелестный тибетский терьер, которого она безумно любила. И вот однажды, собираясь на концерт, Шульженко забыла захлопнуть входную дверь, и пес бросился из дома вслед за хозяйкой. Он выскочил на проезжую часть улицы Алексея Толстого и был немедленно сбит проезжавшей мимо машиной. Схватив умирающего песика на руки, Шульженко помчалась назад в квартиру. Вызвала врачей, но те оказались бессильны – терьер к их приезду уже умер. Потрясенная горем Шульженко отказалась ехать на концерт. Узнав об этом, возмущенные зрители, пришедшие в клуб имени Зуева, написали гневное письмо в горком КПСС. Тот отреагировал оперативно: 29 мая в «Московской правде» появился фельетон Ю. Золотарева «Тузик в обмороке». Заканчивался он следующим пассажем: «Шульженко недаром носит звание заслуженной артистки, она действительно популярна в народе. Перед ней гостеприимно распахиваются двери клубов и концертных залов. Как поется в песенке: «Для нашей Челиты все двери открыты». Но эти двери в один прекрасный день могут и захлопнуться, если Шульженко свое появление на сцене будет ставить в зависимость от состояния здоровья незабвенного Тузика».

После этого фельетона Шульженко на нервной почве слегла. У нее случилось несмыкание связок, из-за чего она два месяца не могла говорить. И все это время рядом с возлюбленной находился Епифанов, который превратился для нее в настоящую сиделку.

Однако супружескую жизнь Шульженко и Епифанова нельзя было назвать совсем уж безоблачной. Несмотря на свое отношение к певице, Георгий временами не прочь был приударить и за более молодыми дамами, чем доводил Клавдию буквально до слез. К тому же против их союза была решительно настроена мать Епифанова – на протяжении всего их романа она не прекращала посылать в адрес певицы всевозможные проклятия. Однако, несмотря на все эти нюансы, Шульженко продолжала страстно любить Епифанова. О степени любви Клавдии можно судить хотя бы по следующим строчкам из ее письма к нему, датированного июлем 61-го:

«Мой родной, любимый лучик!.. Мы любим друг друга, я хочу верить, взаимно, нам хорошо, когда мы вместе – рядом. Вот и сейчас это было б очень кстати, и когда придет мой час уйти из жизни, я буду знать, что я любила и была любима. Видишь, любимый, как природа, тишина, отдых располагают к объяснению в любви и излиянию нежных и лирических слов…»

В 1961 году благодаря финансовой помощи своего возлюбленного Шульженко сумела наконец улучшить свои жилищные условия – купила двухкомнатную кооперативную квартиру на улице Усиевича, вблизи станции метро «Аэропорт». А три года спустя ее роман с Епифановым закончился. Случилось это после дня рождения одной из подруг Шульженко, где певица внезапно приревновала Георгия к некой даме (он позволил себе всего лишь с вожделением посмотреть на ее пышные бедра). Когда супруги вернулись домой, Шульженко устроила Епифанову скандал. «Ты нуль, ничтожество! – кричала она на него. – Только и зыркаешь своими нахальными глазами по бабам. Что ты из себя представляешь? Какой ты мужик? Даже трехсот рублей в дом принести не можешь!» Выслушав жену, Епифанов помог ей снять пальто, попрощался и… ушел. Больше он к ней не вернулся.

Их встреча состоялась лишь двенадцать лет спустя. 10 апреля 1976 года Клавдия Шульженко давала юбилейный концерт в Колонном зале Дома союзов и пригласила туда обоих своих мужей: Коралли и Епифанова. Последний вспоминает: «Она позвонила и сказала: «У меня юбилейный вечер. Последний. Придешь?» Что я мог ответить женщине, которую обожал всю жизнь? После концерта мы поехали к ней домой и, сидя на кушетке, проговорили до утра. Она сказала: «Ты моя единственная и вечная любовь…»

Однако о возобновлении былых отношений речи быть уже не могло.

Между тем к середине 80-х здоровье Шульженко стало ухудшаться. Она и раньше часто жаловалась на недомогания в связи с бронхитом и болезнью сердца, однако теперь ей становилось хуже все чаще. Стала подводить певицу и память. А. Пугачева, навещавшая ее в начале 80-х годов, вспоминает, что Шульженко часто забывала, где что лежит в ее доме. Зная, что у Клавдии Ивановны маленькая пенсия, Пугачева часто оставляла ей деньги, пряча их в квартире под разные предметы (предложить деньги в открытую было невозможно, так как Шульженко была женщиной гордой). А так все приличия были соблюдены: деньги хозяйка дома рано или поздно находила и, считая их своими (у нее ведь был склероз), оставляла себе.

Скончалась Клавдия Шульженко 17 июля 1984 года. Великую певицу похоронили на Новодевичьем кладбище.

Владимир Коралли пережил свою бывшую супругу на 11 лет и умер в возрасте 90 лет в апреле 1995 года. Их сын Игорь (Георгий) Кемпер трудится ведущим специалистом «Мосгаза» и живет в квартире, оставленной ему матерью. Еще в 1942 году, будучи в Москве с родителями, он познакомился с дочерью тогдашнего председателя президиума Верховного Совета Молдавии Викторией, и спустя десять лет они поженились. У них родились две дочери – Вера и Лиза. Однако ни одна из них по стопам своей знаменитой бабушки не пошла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.