Лидия СМИРНОВА

Лидия СМИРНОВА

Смирнова уже в ранней юности пользовалась у сильного пола большим успехом. Порой на этой почве случались даже не очень приятные истории. Об одной из таких вспоминает сама актриса:

«Училась я в Промышленно-экономическом техникуме при университете им. Баумана и одновременно работала экономистом-статистиком в Главном управлении авиационной промышленности. Возглавлял это управление некто Баранов. И однажды у меня вышел некрасивый случай с его заместителем: тот почему-то захотел, чтобы я каждый день приносила в его кабинет документы, отчеты и т. п. И когда я входила, он совершенно беззастенчиво меня разглядывал. Поначалу я не придавала этому особого значения – знала, что нравлюсь мужчинам, но всегда держала с ними дистанцию. Мне и было-то тогда всего семнадцать лет! Однажды, едва я вошла, он запер дверь изнутри, а потом взял мою руку и… засунул себе в штаны! От отвращения я себя не помнила! И тогда я сжала ему там все изо всех сил! (А руки у меня были не слабые – я всегда активно занималась спортом.) Он дико закричал, открыл дверь и, чтобы сотрудники ничего не заподозрили, стал орать: «Там крыса! Крыса!»

В первый раз Смирнова вышла замуж в 1932 году, когда ей было 18 лет. Она тогда насовсем ушла из дома (накануне нечаянно уронила банку с пшеном, тетя накинулась на нее с кулаками, и это переполнило чашу терпения Лидии) и получила от учреждения, где работала, маленькую комнатку в Троицком переулке. Вскоре после этого судьба свела ее с будущим мужем. Им оказался 27-летний журналист Сергей Добрушин, с которым Смирнова познакомилась на лыжной прогулке. Как вспоминает сама актриса, она с компанией друзей уже возвращалась на лыжную базу, но внезапно их пути пересеклись с шедшей навстречу такой же компанией лыжников. Последним в группе шел молодой красивый парень. Смирнова случайно обменялась с ним взглядом, затем они оба одновременно оглянулись и вдруг… пошли навстречу друг другу. Так они и познакомились. А уже через месяц сыграли свадьбу.

Вспоминает Л. Смирнова: «Сережа сделал мне предложение, в обеденный перерыв мы сбегали в ЗАГС, и я стала его женой. И вот тогда я разыграла комедию. Сначала пришла к тетке и сказала, что собираюсь замуж. Тетя мне тут же стала объяснять, что такое замужество, что значит быть женщиной, как надо вести себя в первую брачную ночь. Затем мы пришли вдвоем, принесли торт, шампанское. Сережа всерьез попросил моей руки. Она ему долго рассказывала про мое детство, про то, как она меня воспитывала и как ей было трудно. Словом, мы изображали жениха и невесту, хотя были уже женаты…»

Сергей работал в газете «Спорт». Сам был великолепным спортсменом, поэтому и жену активно приобщал к спорту. Летом они ездили в дом отдыха Большого театра в Туапсе (Сергей работал там физкультурником), ходили в походы. Большего всего Смирновой запомнился переход через Хевсурский перевал.

Какое-то время молодые жили в Троицком переулке у Смирновой, а потом получили новую жилплощадь – комнату в доме на Патриарших прудах. Там кроме них уже жила одна семья – такая же бедная, как они. Из мебели у молодоженов имелись большая тахта на кирпичах вместо ножек и полки для книг, которые Сергей соорудил сам. Еще был старенький абажур, под которым они эти книги и читали. Поскольку зарплата у Сергея была небольшая, экономили на всем. Покупали, например, две сосиски, из которых полторы доставались Сергею, половинка – Лидии. Гарниром служила картошка на постном масле.

В середине 30-х Смирнова ушла из института, где тогда училась (второй курс МАИ), и подала документы сразу в три творческих вуза: во ВГИК, в Вахтанговское училище и Школу-студию Камерного театра. Приняли ее во все три, однако Лидия выбрала последнее заведение, руководителем которого был Александр Таиров. Ее выбор объяснялся до банального просто: студия находилась рядом с домом. Сергей эту новость воспринял равнодушно, поскольку не верил в актерские способности супруги. Однажды она попыталась сыграть ему кусочек из роли Джульетты; только начала, как услышала храп – Сергей заснул.

В 1938 году Смирнова закончила студию и была принята в Камерный театр Таирова (из всего курса этой чести удостоились только она и еще одна студентка). Надо отметить, что в те времена Камерный театр был очень популярен в Москве. По городу даже ходила такая легенда: когда в этом театре шел спектакль «Любовь под вязами», то у входа всегда дежурила машина «Скорой помощи», потому что отдельные впечатлительные зрители во время спектакля лишались чувств. Однако сыграть на сцене этого театра Смирновой не довелось – ее увлекло кино.

Одновременно с распределением в театр молодая актриса получила предложение от кинорежиссера В. Корш-Саблина сыграть главную роль в его фильме «Моя любовь». На съемках этого фильма Смирнова неожиданно для себя влюбилась. Ее избранником стал знаменитый композитор, работавший над этой картиной, Исаак Дунаевский. Влюбленные стали тайно встречаться. Их свидания проходили в трехкомнатном номере композитора в гостинице «Москва» (Дунаевский тогда постоянно жил в Ленинграде) и продолжались в течение нескольких месяцев, пока снимался фильм (это было в 1939 году). В феврале 1940 года Смирнова уехала в Ялту, где начались съемки очередного фильма с ее участием – картины «Случай в вулкане». Дунаевский буквально каждый день присылал ей туда письма и телеграммы. В одном из писем он признавался: «Ты перевернула мне сердце счастьем и тревогой за тебя. От твоих писем идет огромная сила, жар, власть, ум. Твой Шани».

Это имя композитор выбрал себе не случайно: в те дни на экранах страны шел фильм «Большой вальс», в котором рассказывалось о любви композитора Штрауса и актрисы. Шани – так ласково звала актриса своего возлюбленного.

В то время как Дунаевский изнывал от тоски и разлуки, Смирнова в далекой Ялте пережила новое увлечение. Она внезапно влюбилась в капитана парохода «Кубань» Валерия Ушакова. По ее же словам, это было захватывающее увлечение. Капитан навещал актрису в гостинице «Украина», и эти свидания держались в строгом секрете от режиссера фильма Е. Шнейдера. Актеры же были прекрасно осведомлены об их романе и даже по мере сил помогали влюбленным. Например, когда днем Смирнова снималась, а ее любовник прятался в гостинице, актеры носили ему туда еду. А однажды произошел анекдотичный случай. Ночью в номер к Смирновой постучали люди из проверочной комиссии, и капитану пришлось на связанных простынях спускаться из окна на улицу. К счастью, узлы выдержали.

А что же Дунаевский? Естественно, он об этом романе не знал и продолжал бомбардировать возлюбленную телеграммами и письмами. В одном из них он писал: «Сегодня я наконец читал письма с дороги, но, Лидинька, не смогли они заглушить во мне моего горя и недоумения по поводу твоего ялтинского молчания. Я хочу объяснить тебе просто и ясно причины моего горя и уныния. Это будет простая логика. Ты писала мне до Ялты, я трепетал от счастья при чтении твоей телеграммы, твоего письма. Я благословлял тебя за силы, которые даешь ты мне своей бережной лаской и чуткостью, я понимал и верил, что ты не оставишь меня никогда, за все время нашей разлуки не заставишь меня страдать от отсутствия твоего голоса и твоей любви.

Как скоро мне пришлось убедиться в противоположном! Только на второй день приезда ты послала весть о себе из Ялты, и это было лишь к концу дня. Твоя телеграмма была тревожной и любящей, ты просила моей поддержки в письмах, и я пишу тебе ежедневно и телеграфирую по первому представившемуся поводу. Ты перевернула мое сердце счастьем и тревогой за тебя. Мне казалось, я ожидал, ты поймешь, что после этой телеграммы ты обязана была сообщить мне о себе, о своем настроении, о своей бытовой жизни, наконец, которая для меня так же дорога, как все остальное, но ты исчезаешь от меня…»

13 февраля 1940 года, в день рождения Смирновой, Дунаевский прислал ей корзину белой сирени. После съемок актриса вернулась в Москву, куда приехал и композитор. Но туда же надумал приехать и капитан Ушаков. Смирнова назначила ему свидание на Арбате у какого-то кафе. Но именно там между ними все и закончилось. Актриса увидела своего любовника в зимнем пальто, и вся романтика отношений улетучилась. «Зачем он здесь? – подумала Смирнова. – Нет звезд, нет луны, нет корабля, при чем же здесь капитан?» Вот почему, когда капитан предложил ей навсегда соединить их судьбы, Смирнова ответила отказом. Ушаков был раздавлен.

Спустя какое-то время завершился роман Смирновой и с Дунаевским. И опять его конец был обусловлен вопросом о свадьбе. В один из осенних дней актриса постучала условным стуком в дверь гостиничного номера композитора. Дунаевский в тот день был особенно ласков с ней и в один из моментов нежности внезапно произнес: «Выходите за меня замуж». Для Смирновой его предложение оказалось столь неожиданным, что она поначалу растерялась. Их связь длилась уже около года, однако она никогда не думала, что все зайдет так далеко. Теперь же он ждал от нее ответа на свое предложение, а она была не в силах его принять. По ее словам, она любила своего мужа, простого и скромного журналиста, и нынешнее положение ее вполне устраивало. Дунаевский же был человеком совсем иного круга, он был уже знаменит, богат и обласкан властями. Короче, Смирнова его предложение руки и сердца не приняла. И он ей этого не простил.

После той встречи он написал ей еще два письма, а затем замолчал. Как-то он снова приехал в Москву, и Смирнова об этом узнала. Лидия по привычке бросилась к нему в гостиницу. Однако композитор был холоден как никогда. Смирнова спросила его: «В чем дело?» – «В прошлый раз я предложил вам все, что мог, но вы мне отказали, – ответил Дунаевский. – Я вас больше не люблю». Потрясенная, она спросила: «Мне уходить?» – «Как вам будет угодно», – ответил он. И она ушла. Несколько месяцев от композитора не было никаких известий. И только 13 февраля 1941 года она вновь получила от него корзину белой сирени…

А потом началась война. Муж актрисы Сергей Добрушин ушел ополченцем на фронт и вскоре погиб под Смоленском. Это известие застало Смирнову в Алма-Ате, где она снималась в фильме «Парень из нашего города». В 1942 году фильм вышел на экран и имел огромный успех у зрителей. Спустя некоторое время после этого Смирнова вышла замуж во второй раз – за известного оператора Владимира Рапопорта, бывшего супруга актрисы Зои Федоровой. Причем одновременно с ним свои руку и сердце актрисе предлагал 50-летний Фридрих Эрмлер, который ради Смирновой готов был даже бросить жену и сына. Однако Лидия выбрала более молодого (Рапопорт был моложе Эрмлера на девять лет). О том, как это произошло, вспоминает сама Л. Смирнова:

«Я заболела брюшным тифом (вместе с ней заболел и чуть позже умер актер Блинов, который играл роль Фурманова в легендарном фильме «Чапаев». – Ф.Р.). Я очень тяжело болела… А Рапопорт на сухих листьях пек мне яблоки. Он пришел, я была очень слабой, мне, наверное, было все безразлично. Я только помню, что у меня из-под одеяла торчали тонкие белые ноги, какие-то чужие, не мои, с ярко-красными ногтями. Такие совершенно безжизненные белые ноги и – красные ногти.

Но настал день, когда меня наконец посадили и сказали, что сейчас вымоют голову. Я взялась за волосы – они остались у меня в руках. И я увидела, что они покрыты гнидами.

Рапопорт учил меня ходить – мышцы были атрофированы. Когда я вышла из больницы, надо было спасать оставшиеся волосы, а париков тогда не было. И мы с Рапопортом ехали в горы, находили полянку с пенечком, он на него садился, клал мою голову на колени, мазал волосы керосином, а потом ногтями снимал мертвых гнид. Их нельзя было счесать, можно было только снять ногтями. И с этими гнидами в руках он говорил мне о своей любви. Столько человек за мной ухаживали, пытались добиться взаимности, и лишь он один заботился, по-настоящему понимал, как я одинока, беззащитна, что родные далеко, что муж погиб на фронте и что на каждом шагу меня могут обидеть. Он просто приносил печеные яблоки, которые сам готовил на сухих листьях, просто снимал гниды с моих волос, просто учил ходить. Владимир Рапопорт стал моим вторым мужем…»

Уязвленный отказом Смирновой, Эрмлер отомстил ей, как мог: он долго не разрешал ей вернуться из эвакуации в Москву. Но вечно это продолжаться не могло, и в конце концов Смирнова и Рапопорт покинули Алма-Ату. Их путь лежал в Ленинград, где Лидия должна была сниматься в фильме «Морской батальон», а Рапопорт – снимать его в качестве оператора. Жили они на квартире режиссера Арнштама на Малой Посадской, поскольку входить в квартиру Рапопорта, где он до этого жил с Зоей Федоровой и где до сих пор на стенах висели ее фотографии, Смирнова не захотела.

Сразу после завершения съемок Смирнова вернулась в Москву, где ей дали комнату в доме кинематографистов на Большой Полянке. Комната была маленькая (всего 12 метров), в то время как у Рапопорта в Ленинграде была трехкомнатная квартира. Однако ехать к нему Смирнова отказалась. Владимир какое-то время пребывал в раздумьях, после чего плюнул на свои хоромы и переехал жить к жене. Как говорится, с милой и в шалаше рай.

Между тем, несмотря на то что брак с Рапопортом сулил Смирновой определенные блага в кинокарьере и потому должен был ею всячески оберегаться, актриса продолжала крутить романы на стороне. Вспоминает она сама:

«Я была очень влюбчивой и к тому же ужасной кокеткой. Мою жизнь постоянно сопровождали бурные объяснения, романы, трагедии… Вот, например, одна такая история.

Как-то во время гастролей в Тбилиси мы с Ликой Сухаревской обедали в ресторане, и тут вошел Он: красавец грузин, глаза в пол-лица. «Не смей на него смотреть», – толкнула меня Лика, но… Короче говоря, роман состоялся. А я в романы всегда бросалась, как в омут, с головой. Когда он приезжал в Москву, готовила котлеты, заранее прятала сумку с едой на лестнице, говорила мужу: «Что-то голова болит, пойду погуляю на воздухе», а сама бежала к любимому в гостиницу. Роман закончился после того, как я нанесла ответный визит в Тбилиси. Я должна была все время сидеть в номере и ждать, пока он закончит кутить с друзьями в ресторане и зайдет. Он устроил дикую сцену, когда однажды не застал меня на месте…

Как сочетались мои романы с супружеской жизнью? Муж очень любил меня и поэтому, наверное, прощал мои шалости. А потом… я не знаю, как это объяснить. Почему-то все мои романы кончались сразу после требования выйти замуж. Я всегда отвечала: «У меня уже есть муж».

В 50 – 60-е годы Смирнова много играла как на сцене Театра-студии киноактера (пришла туда в 1945-м), так и в кино. В 1953 году, во время съемок в фильме «Об этом забывать нельзя», она получила серьезную травму. По сценарию ее героиня должна была съезжать с горки на лыжах. Во время спуска актриса не сумела «вписаться в поворот» и со всего размаха врезалась в березу. К счастью, рядом оказалась компания лыжников, которые увидели эту аварию. Один из парней тут же подъехал к актрисе, осмотрел ее и, не теряя времени, провел несложную операцию: разулся и пяткой вправил ей плечо. Однако вывих оказался настолько сильным, что, по словам Смирновой, он долго давал о себе знать.

В том же году они с Рапопортом получили роскошную квартиру в высотном доме на Котельнической набережной. Стоит отметить, что до этого они жили в 12-метровой комнатке в доме на Большой Полянке, причем у Рапопорта постоянно возникали проблемы с пропиской (они со Смирновой так и не расписались). Когда жить в таких условиях стало невмоготу, актриса написала письмо на имя Л. Берии с просьбой посодействовать в выделении им достойной жилплощади. Берия распорядился решить этот вопрос положительно. Однако в июне 1953 года его арестовали, и вопрос с квартирой так и повис в воздухе. К счастью, чуть позже проблема была благополучно разрешена, и Лидия с Владимиром въехали в роскошные апартаменты.

В том же году судьба свела Смирнову с режиссером Михаилом Калатозовым. Их знакомство произошло в Кисловодске, где оба отдыхали от столичной суеты. В отличие от многих курортных романов, которые длятся ровно столько, сколько длится отпускной сезон, роман режиссера и киноактрисы продлился гораздо дольше. Калатозов даже пригласил Смирнову на главную роль в своей новой картине «Верные друзья». Но этой задумке так и не суждено было осуществиться. Через несколько дней после начала съемок Смирнова вдруг поняла, что эта роль не для нее, и от дальнейшего участия в фильме отказалась. По тем временам это было неслыханно, но просьбу актрисы удовлетворили. Ее роль досталась Лилии Гриценко.

Отказ Лидии Смирновой от главной роли в фильме своего возлюбленного абсолютно не отразился на их отношениях – они продолжали встречаться. Калатозов тогда настолько сильно увлекся Смирновой, что, как и прочие любовники, сделал ей официальное предложение. Более того, одну из комнат в своей трехкомнатной квартире на Дорогомиловской он, рассчитывая на ее согласие, обставил новой, купленной специально для возлюбленной мебелью. Но старания оказались напрасными: актриса ему отказала. Ее просто испугало предложение Калатозова уехать с ним на год-два к нему на родину, в Грузию: он собирался устроить ее в Русский драмтеатр в Тбилиси. Уезжать Смирнова не захотела.

К тому же в ее жизни возник тогда уже новый мужчина, причем тоже режиссер – Константин Воинов. В 1955 году он предложил Лидии сыграть главную роль в его фильме «Сестры» по рассказу П. Нилина «Жучка». Так начался их роман, который продолжался почти 40 (!) лет. (Кстати, потом Воинов снял актрису еще в пяти своих картинах.)

Что касается Калатозова, то он так и не смог простить Смирнову. Когда Лидия сошлась с Воиновым, он написал ей письмо, в котором послал на ее голову все возможные проклятия и даже признался, что она заставила его возненавидеть всех женщин.

Между прочим, в самом начале зарождения отношений между Смирновой и Воиновым режиссер Михаил Ромм пытался отговорить последнего от этого опрометчивого шага. Он предупреждал коллегу, что Смирнова погубит его, что она из тех коварных женщин, которых надо опасаться. Ромм убеждал Константина полночи, но… безрезультатно. «Я люблю ее», – только и твердил Воинов.

Роман Смирновой и Воинова действительно принес как им, так и их близким массу неприятностей. Воинов, например, бросил свою жену (актрису Николаеву) и маленькую дочку. А вот Смирнова уйти от Рапопорта так и не смогла. По ее словам, поняла, что он бы не вынес ее предательства. Но и расстаться с Воиновым сил у нее тоже не хватило. Так и жили они многие годы, скрывая от всех свои отношения.

Вспоминает Л. Смирнова: «Я осталась с Рапопортом, но наши отношения с Константином Наумовичем не прекратились. Просто мы «ушли в глубокое подполье». Это ужасно. Ведь любовь – не только физическая близость; люди хотят быть на виду, иметь общих друзей, не хотят таиться. А у нас и друзья какие-то «подпольные» были…

Я, помню, ехала в трамвае, смотрела на прохожих и думала: «Боже, какие они счастливые! Вот они спокойно идут вдвоем под ручку, могут никого не стесняться, им не надо скрываться».

Получалось так: я живу с человеком, которого жалею, но не люблю, и с человеком, которого люблю, но не могу пожалеть, то есть проявить все качества жены, хозяйки, подруги. И я все силы тратила лишь на то, чтобы облегчить страдания Рапопорту…

А Воинов в это время берет чемодан, укладывает вещи, плачет вместе с женой и дочкой, а затем с этим чемоданом уходит в какую-то замызганную чужую комнату в коммунальной квартире где-то за Казанским вокзалом.

Я бегала в эту его комнату (по-прежнему тайно), таскала еду, что-то готовила, убегала обратно. Но он меня не отпускал, были жуткие скандалы.

Помню одну встречу Нового года. Я прибежала к Воинову, в эту комнатушку. Он уже успел принять изрядную дозу. И я – вот она, женская изворотливость! – перевела будильник на два часа вперед, чтобы встретить Новый год с Константином Наумовичем. Я хотела, чтобы он не чувствовал себя одиноким в такую ночь, но хотела успеть и к Рапопорту. И потом бежала к мужу, высунув язык, и тоже поздравляла его с праздником…»

Отмечу, что параллельно с этим романом Смирнова крутила еще один – с новым режиссером Театра-студии киноактера Львом Рудником, которого Сергей Герасимов специально пригласил из Ленинграда (он до Г. Товстоногова возглавлял БДТ), чтобы тот поднял Театр киноактера «из руин».

За Рудником тянулся из самых разных уголков страны длинный шлейф невероятных любовных приключений. Не стала исключением в этом отношении и Москва. Смирнова признавалась, что это был самый бурный и громкий из всех ее многочисленных романов. Слухи о нем распространились далеко за пределы театра. Узнал о нем и Рапопорт. Он, естественно, провел с женой разъяснительную беседу, но та его, конечно же, не послушала. В итоге Рапопорт уехал в Ленинград, а Лидия продолжала встречаться с Рудником.

Самое интересное, что тот, помимо Смирновой, умудрился одновременно иметь еще нескольких любовниц. В конце концов дело дошло до ЦК КПСС, и было принято решение исключить Рудника из партийных рядов за моральное разложение. Смирнова по мере сил пыталась спасти любимого от столь сурового наказания, даже обивала пороги многих высоких кабинетов, но… безуспешно.

Когда Рудника выслали из Москвы в Ростов (он возглавил там местный драмтеатр), Смирнова в эту «ссылку» отправилась с ним. Однако ни к чему хорошему это не привело. Несмотря на то что Рудник у тела своей умершей матери поклялся жениться на Смирновой, он эту клятву нарушил – увлекся очередной молоденькой актриской. Узнав об этом, Лидия приняла единственно правильное решение – вычеркнула его из своей жизни. Рассказывает она сама:

«Я осталась без Рудника, одна. И тут мне стало по-настоящему плохо, невыносимо. А в театре меня продолжали травить и ненавидеть. Все хотели, чтобы именно Рудник опять возглавил труппу.

А я вернулась к Рапопорту. Я приехала к нему в Ленинград как побитая собака, не любя его, но мне было так страшно одной! Он меня принял и никогда в жизни не произносил при мне фамилию Рудника, вообще на эту тему на заговаривал. Я переступила порог, и на этом все закончилось. Он так заботился обо мне! Присылал посылки с юга, где отдыхал с Герасимовым и Макаровой, прислал даже телеграмму: «Не ешь орехи зубами». Он был удивительный человек! Такой страдалец…»

В 60-е годы произошел один случай, когда у Смирновой появилась надежда, что ее первый муж, Сергей Добрушин, жив. Однажды Лидия давала концерт в Доме журналистов. В перерыве за кулисы пришла женщина, с которой она когда-то виделась, но так давно, что не запомнила ни имени ее, ни фамилии. И вот эта женщина внезапно сообщает, что недавно видела на Арбате мужа актрисы Сергея. «Этого не может быть, он же погиб!» – воскликнула Смирнова. «Да нет же, это был он, – продолжала уверять ее посетительница. – Я его даже спросила: «Как Лида? Она стала такой знаменитой!» А он ничего не ответил.

Смирнова была в шоке. Она вспомнила, что перед отправкой на фронт Сергей действительно сказал ей: «Если со мной что-то случится, если я стану калекой или буду тяжело ранен, я к тебе не вернусь». Поэтому к словам женщины отнеслась с полной серьезностью: попросила ту никуда не уходить и обязательно дождаться конца концерта. Но увы, женщина не дождалась. Смирнова обежала весь Домжур, но таинственной посетительницы так и не обнаружила…

В 1974 году Л. Смирновой было присвоено звание народной артистки СССР. В конце того же года резко ухудшилось здоровье Рапопорта. Врачи поставили ему страшный диагноз – рак желудка. Больного положили в Институт Склифосовского. Условия его содержания там поразили Смирнову: муж лежал в палате, где, кроме него, находилось еще семнадцать больных, у него не было ни чистых простыней, ни нормальной утки. Возмущенная Смирнова бросилась за помощью к своим высокопоставленным коллегам, умоляя их перевести мужа в более достойное место. Но коллеги так ничего и не сделали для человека, который пять (!) раз был удостоен Государственной премии СССР. Тогда Смирнова отправилась в ЦК КПСС – надеялась добиться справедливости там. Однако и на Старой площади остались глухи к ее мольбам. В итоге доведенная до отчаяния таким равнодушием к судьбе человека, который всю жизнь работал на благо Родины, Смирнова оставила свой партбилет на столе одного из руководящих деятелей ЦК. Только этот отчаянный поступок и возымел действие на толстокожих чиновников: вскоре Рапопорта перевели в больницу МК КПСС.

Вспоминает Л. Смирнова: «Все это время я жила вместе с ним в больнице и таким образом, надеюсь, продлевала ему жизнь. Он был очень благодарен мне. Я ловила его любящий взгляд даже тогда, когда он уже не мог говорить. Это был просто скелет, обтянутый кожей, с большими голубыми глазами.

Все самое доброе, самое хорошее, что можно сказать о человеке, относится к Рапопорту. Его любили все. Он действительно был очень хороший человек и талантливый художник… Он, заслуженный деятель искусств, был невероятно скромен. Никогда не ходил к начальству, никогда никого ни о чем не просил… Он за всю жизнь ничего не купил. Только раз – подержанный холодильник. Кто-то ему предложил, он и купил, а холодильник оказался сломанным… Он не умел устраивать свои дела. Вот говорят: евреи все могут, уж еврей-то все достанет. Если это так, то Рапопорт был такой же еврей, как я – татарин или турок. У него вся семья была такая – скромная, трудолюбивая…»

Владимир Рапопорт провел в больнице МК КПСС семь месяцев. 17 июня 1975 года, на 68-м году жизни, он скончался.

После смерти мужа Смирнова продолжала встречаться с Воиновым, однако создавать семью они не стали – у каждого из них была своя жизнь. В 1994 году оба снялись в картине Александра Александрова «Приют комедиантов». Как потом оказалось, для Воинова это стало последней работой в кино – 30 октября 1995 года он скончался. Накануне ночью Константин позвонил Смирновой и попросил приехать к нему в больницу. Но актриса испугалась – за окном хлестал дождь, было уже очень поздно. А утром следующего дня Воинов умер. Было ему 77 лет.

В марте 1999 года Смирнова дала газете «Московские ведомости» интервью, в котором поведала следующее: «Совсем недавно у меня появился 54-летний поклонник. Дарил роскошные букеты, красиво ухаживал. И вдруг – сделал предложение! Я удивилась: ведь по моим меркам он еще не стар. Что же он во мне нашел? И вообще, что мы с ним будем делать в браке? Я пообщалась с ним какое-то время и… разочаровалась – мне было с ним неинтересно, он оказался занудой. Так что пришлось отказать!»

Примерно до 2002 года Смирнова вела достаточно активный образ жизни для своего возраста: она появлялась на кинофестивалях, презентациях, с удовольствием давала интервью. Потом ее здоровье ухудшилось, и с тех пор большую часть времени она предпочитала проводить дома.

Смирнова скончалась 25 июля 2007 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.