ГРАЖДАНСКАЯ ПОЗИЦИЯ

ГРАЖДАНСКАЯ ПОЗИЦИЯ

27 сентября 1944 г.

Запись С. К. Островской

Ахматова заботится о своей политической чистоте. Она боится. Она хочет, чтобы о ней думали как о благонадежнейшей.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 106

Это — исчерпывающая характеристика ее гражданской позиции. Она просто не смогла заставить официально признать себя этой благонадежнейшей — не хватало политического темперамента. А все, что делала и говорила в этом плане, — все постыдно.

Все ее проявления гражданского мужества — а ее позицию всегда интерпретировали именно в таком ключе — очень изощренные: она дружит с Алексеем Толстым, Эренбургом, пишет хвалебные стихи Сталину, шествует в первые ряды партийных собраний и т. д. — а все взахлеб рассказывают, какой величины кукиш она при этом держит в кармане. А ведь скорее всего — ничего не держит. Боится за себя — все. Я не говорю, что теленку обязательно надо бодаться с дубом — но хоть как-то воздержаться, не поучаствовать…

10 июня 40 года. Вот ее постыдный список: подписан к печати журнал «Звезда» № 34, в нем опубликованы стихи «Маяковский в 1913 году» (Лиля Брик уже похлопотала, уже можно, до этого Маяковский интересовал ее меньше — скажем прямо, совсем не интересовал), «Борис Пастернак» (объясняется просто: на прошедшем съезде писателей Н. Бухарин объявил Пастернака первым поэтом), «Годовщину веселую празднуй!» (это о революции? или Лева год в тюрьме? — «о пытках говорили громко»), «От других мне хвала, что зола» (снова то про золу, то про лучину, здесь другие вроде темы у твоего народа), «Мне ни к чему одические рати» (это еще кто такие?), «А я росла в узорной тишине» (не в узорной, конечно, не в тишине — бегала уже барышней в разорванном платье и за арбузами плавала. «И — никакого розового детства»).

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 59

«Ты ведь написала что-то советское, и теперь тебе отовсюду авансы, авансы».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 146

Это Сверчкова, воспитательница ее сына, его тетка, грубо так говорит: может, надеется на увеличение алиментов? Ведь и вправду написала что-то советское — за это и платят в советской стране. Это — по определению. За розы платят в другой стране. Надо к тому же стараться, чтобы заплатили за твои, а не кого-то другого розы. В советской стране проще: пиши «что-то советское» и публикуйся, не хочешь — говори: гонима.

Особый предмет гордости Анны Ахматовой, пример ее дальновидности и хватки — отказ от эмиграции. Она прекрасно знала, какими тиражами выходят и за сколько продаются любые поэтические сборники на Западе. Продаются, «только если какой-то известный художник их оформит». Как женщине ей тоже было не пробиться — в топ-моделях ходили княгини (не Шахматовы», хватало настоящих), шансов не было. Но об Ахматовой — только славоговорение.

Ахматова не отказывается от того исторического и душевного опыта, который ей и ее народу стоил так дорого.

Анна ТАМАРЧЕНКО. Тема эмиграции в поэзии Анны Ахматовой. Стр. 85

Так теперь и кощунствуй, и чванься.

Православную душу губи,

В королевской столице останься

И свободу свою полюби.

…Ты отступник…

За то, что, город свой любя,

А не крылатую свободу.

А почему бы не полюбить и свободу?

Мы сохранили для себя

Его дворцы, огонь и воду.

Шептал про Рим, манил в Париж…

Не с теми я, кто бросил землю.

Марина Цветаева бросила землю. Можно сказать, оторвала от себя. А Ахматова осталась. И считает себя неизмеримо выше, пишет об этом, напоминает. Секретарю Союза писателей Федину покрасили забор, ей Ленинградское отделение СП не присылает пригласительных, кремлевка ей по чину или все еще нет, в писательском доме дали квартиру, дачи, санатории — ЭТУ землю можно и не бросать…

Ольга Судейкина пишет, что в Париже гнусно и отвратительно, что с радостью вернулась бы сюда, если б ей дали разрешение. Она хочет только изучить какое-нибудь модное ремесло, чтоб иметь возможность здесь жить этим.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1.Стр. 123

В заветных ладанках не носим на груди,

О ней стихи навзрыд не сочиняем,

Стихи навзрыд или сочиняем навзрыд? По-русски она что хотела сказать?

Наш горький сон она не бередит,

Не кажется обетованным раем.

Не делаем ее в душе своей

Предметом купли и продажи…

Советские гражданские стихи, очень плохие.

Анна Андреевна об эмигрантах:

«Те, кто уехали, спасли свою жизнь, может быть, имущество, но совершили преступление перед Россией».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 212

Особенно имущество — очень правильный намек. Пусть отмываются еще и от этого.

Мой сын говорит, что ему по время следствия читали показания Осипа Эмильевича о нем и обо мне и что они были безупречны. Многие ли наши современники могут сказать это о себе?

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 416

«Безупречный» в отношении Анны Андреевны Ахматовой, Мандельштам «назвал» Эмму Герштейн, Ахматова знала это. Для Ахматовой это мелочь. Для меня — повод не осмеливаться судить «безупречность» или «небезупречность» — подвергаемых пыткам.

Надежда Мандельштам о визите Ахматовой в Воронеж.

Она была недовольна Ахматовой за ее стихотворение «Воронеж»: «Приехала к ссыльному поэту, а о чем написала? О памятнике Петру? О Куликовом поле?».

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 61

Ахматова потому и проставляла на своих стихах неверные даты, что одно дело написать о Мандельштаме правду в тридцатых годах, другое — в конце пятидесятых. Но она не признавалась, когда ее героизм проявлялся: непосредственно в момент события или задним числом для огероичивания себя, героической.

Вероятно, поэтому уже и пятидесятых годах Анна Андреевна приписала к своему стихотворению строфу «А в комнате опального поэта…» и т. д. Я убеждена, что в 1936 году ее не было. Что мешало бы Ахматовой прочесть ее Наде в те годы? Анна Андреевна не могла напечатать ее в сборнике 1940 года по цензурным соображениям, но ближайшие слушатели знали бы трагическое заключение «Воронежа».

В «Беге времени» стихотворение датировано 1936 годом, но о позднем происхождении последней строфы говорит и анализ текста. Еще бы эта фальсификаторша не поставила бы такую возвеличивающую ее дату!

Разве можно писать про живого поэта о надвигающейся на него беспросветной ночи? Ясно, что это написано ретроспективно. Горькая ироническая интонация появилась у Ахматовой в стихах более позднего периода, когда и разговорная ее речь стала уснащаться бытовыми остротами, приближающимися к прибаутке. И резкие ритмические перебои — все это признаки стиля «поздней» Ахматовой.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 61

Герштейн приходится ловить Ахматову, как в детективе. Это не очень достойная игра, особенно на фоне того, что происходило на самом деле. Считаться геройством с Мандельштамом…

Сейчас всплывают какие-то невразумительные документы, предполагается, что они должны доказать, как деятельна и опасна для строя была Ахматова, а на самом деле не было ничего.

1935 год.

Докладная записка начальника Ленинградского УНКВД Л. М. Заковского и начальника секретно-политического отдела УНКВД Г. А. Лупекина — А. А. Жданову «Об отрицательных и контрреволюционных проявлениях среди писателей гор. Ленинграда». Упомянуты, в частности, Л. Я. Гинзбург, Г. Е. Горбачев, Г. И. Куклин, В. А. Рождественский, Б. М. Эйхенбаум. А.А. не упомянута.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 13

Слово — красивое словцо — ее оружие в уловлении душ. Над Иосифом Бродским готовится суд за «тунеядство», грозит ссылка.

«Не смыть им будет со своих рук его крови. Они будут запятнаны».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 118

Что она знает о крови? Сам Бродский никогда не говорил ни о какой крови. Вот, пожалуйста, молодой журналист, ее знакомый, добровольно почти в такие же условия, как Бродский по суду, попал.

Осенью я уехал в Архангельскую область, якобы для сбора литературного материала, а на самом деле — послушать язык. Работал в школе, в районной газете, а вечерами сидел над переводами.

Игн. ИВАНОВСКИЙ. Aннa Ахматова. Стр. 624

Ведь сама же писала: «И мы узнали навсегда, что кровью пахнет только кровь». Стихи — стихами.

О крови пусть она поговорит со встреченной на улице знакомой Лидии Чуковской — Анной Абрамовной Освенской.

Я давно не встречалась с Анной Абрамовной, но слышала от общих друзей. Что любимый брат ее, арестованный в 1937-м, реабилитирован посмертно. Я думала, расстрелян — жена его была отправлена в лагерь, а это верный знак мужнина расстрела. Он был не расстрелян, а запытан, он умер на Шпалерной под пытками. Он отказывался подписать что бы то ни было — о себе, о других — и обозвал следователя гестаповцем. В разговорах с товарищами по камере он утверждал, что в стране произошел фашистский переворот и вот почему арестовывают неповинных и уж, разумеется, в первую очередь коммунистов. Он был коммунист. Его избивали на каждом допросе. Однажды под утро в камеру втащили и бросили на пол какую-то окровавленную рогожу: «Вот вам ваш Освенский»… Он был еще жив. Шевелил губами. Умер к утру.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 104

Ахматова, однако, и Анну Абрамовну забирает к себе в копилку. Для нее важно только одно — ее имидж.

«У нее хорошее лицо. Но почему люди так меня боятся? Ведь она слово вымолвить боялась».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 104

Свою чванливость, естественно сковывающую стеснительных людей, она считает величием.

Песни о заезжем иностранце, имевшем с ней однократную беседу на литературные темы и вызвавшем в ней приступ сенильного эротизма, — одни из самых бессовестных строк в русской поэзии.

Он не станет мне милым мужем,

Но мы с ним такое заслужим,

Что смутится двадцатый век.

Что знала эта женщина о двадцатом веке, если в 1946 году думала смутить его нелепой любовной историей? Она не была блокадницей, хоть и получала за это медали, но глянула она в глаза хоть одному ленинградцу, желая его смутить?

Солженицын читал главы из романа в Москве, у друзей. И Чуковская читала.

«Почему же он мне не дал их, ни словечком не обмолвился? За что же он меня обидел?»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 81

Тут в позу встать не получится, Солженицын — сам себе хозяин, каждое четверостишие, как якобы когда-то Пастернак, показывать Ахматовой не побежит.

Страшно далека была Анна Андреевна от народа. Хоть и вела она с Солженицыным разговоры о славе (и, похоже, ни о чем другом, кроме как о славе — это единственное взволновало ее в феномене Солженицына), видимо, салонной славы он не захотел, а больше ему не для чего было ей свой новый роман и читать.

Анна Андреевна познакомилась с одним молодым человеком, физиком, который сказал ей: «Когда вышло постановление, мы считали, что насчет Зощенко неверно, а насчет вас все логично и убедительно». — «Вы подумайте — ОНИ считали!»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 228

Анне Андреевне, как известно, хочется вымыться после встреч с читателями, а тут, видите ли, вы подумайте — они еще и что-то считают! Поэтому Солженицын и не хотел перед ней красоваться.

Вот се мнение о своем народе, не только о читателях.

Если бы строй поддерживала только продажная челядь! А у нас были «верующие»… Чистые души. Анна Андреевна сердито повела плечами: «Я таких не встречала». — «А я — в изобилии».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 28

То есть Ахматова, прожив со «своим народом» более семидесяти лет, не встретила ни разу в жизни искренне верующего в какие-то светлые социальные идеалы человека? Встречала только продажных и циничных?

«Ах, не понимали? — закричала она. — Ложь. Вздор. Не хотели понимать — другое дело».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 103

Как каждый человек, Ахматова мерит по себе. Приспособленка — она видит продажность в каждом.

Я с ней не согласилась. На своем пути мне довелось встречать людей чистых, искренних, бескорыстных, которые и мысли не допускали, что их обманывают. Пастернак и Мандельштам пережили ИСКРЕННЮЮ любовь к Сталину. «Неправда! — закричала Анна Андреевна с такой энергией гнева, что я испугалась за ее сердце. — Ложь! Они притворялись. Им выгодно было притворяться перед другими и самими собой. Вы еще тогда понимали все до конца — не давайте же обманывать себя теперь».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 98

Однако не каждый, кто понимал или не понимал, писал тем не менее стихи Сталину.

Ахматова знала, для чего нужны поэты и писатели в советской стране, за что им платят деньги, для чего ей надо писать хвалебные стихи Сталину. Лев Николаевич Гумилев, вернувшись из лагеря, передает тюремный фольклор:

Строки эти я запомнил с его голоса, сразу и на всю оставшуюся жизнь:

Чтобы нас охранять,

Надо многих нанять,

Это мало —

Чекистов, карателей,

Стукачей,

Палачей,

Надзирателей…

Чтобы нас охранять,

Надо многих нанять,

И прежде всего —

Писателей…

Михаил АРДОВ. Монография о графомане. Стр. 98

Она горда тем, что к концу войны подходит матерью не безвестного зэка, а солдата, бравшего Берлин.

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 47

Она считает, что у нее больше оснований гордиться своим сыном, чем у матери зэка Освенского? Гордиться тем, что в стране невинно мучимых один из мучеников по причине большей молодости и состояния здоровья попал под более выгодный параграф: солдат, пайки, пенсия для матери в случае чего. Наверное, про пенсию я сказала лишнее, но я не хочу, чтобы она своим гордым взглядом гусыни смотрела бы на мать убитого зэка, брата Анны Абрамовны, если б им пришлось встретиться. Здесь нечем гордиться.

Заговорили о «Реквиеме». Я рассказала о бесконечных хвалах, которые слышу отовсюду. «Да, я и не ожидала такого успеха. Плачут бесперебойно», — подтвердила Анна Андреевна.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 25

К которой из ее добродетелей отнести такой цинизм?

Называл ли Солженицын то, что ему удалось донести до людей свой труд, — что он поимел успех?

Судит Твардовского, к чужим политическим взглядам и гражданской смелости она очень требовательна.

«Прогресс, Лидия Корнеевна, явный прогресс, — повторяла Анна Андреевна. — Товарищ растет».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 381

Европейское сообщество писателей является единственной общеевропейской организацией, в которую входят писатели как социалистических, так и капиталистических стран. Входящие в него писатели обязаны «всемерно содействовать развитию духа дружбы и сотрудничества между народами».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 381

Нам этот слог разъяснять не надо — помним, что это значит. Ахматова, будучи приглашенной этим почтенным обществом для вручения премии, считала и заставляла всех считать это всемирной славой. Бродского и ленинградских мальчиков, ее окружение, «волшебный хор» — удалось. Тогда не хотели верить пропаганде, что существует коммунистическая заграница. Все, что на Западе — было западным, и вот — живая Ахматова дотянулась, она, собственно, там была и раньше, она как бы оттуда не уезжала — и она рядом с ними. Как все близко. Они не могли не верить. Они не заметили даже, что «заграницу» ей бросили как кость — чтобы не рассчитала, что ей выгоднее заступиться за судимого Бродского. Не заступилась.

1 июня 1956 года.

На столике и на постели разбросаны тетради, блокноты, листки. Чемоданчик открыт. К празднику сорокалетия Советской власти Слуцкий и Винокуров берут у Ахматовой стихи для какой-то антологии: 400 строк. Чемоданчик в действии — Анна Андреевна перебирает, обдумывает, выбирает, возбужденная и веселая.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 206

А 15 мая (того же года, две недели назад) вернулся из лагерей сын Лева, а 4 марта был разговор о подонках, которые притворялись, потому что им выгодно было. И вот сейчас Ахматова празднует свой большой праздник — сорокалетие Советской власти. Вот она выбирает стихи, почитайте их.

Какой-то наивный провинциальный обком в 38-м, кажется, году, запросил Сталина, допустимо ли в советских следственных органах «применение физических методов воздействия». Сталин ответил, что да, допустимо, безусловно, и мы были бы плохие марксисты, если бы избегали их. «Для вас это ново? Что он был прям? Для меня нисколько! — сказала Анна Андреевна. — Мне даже кажется, что я эту телеграмму собственными глазами читала. Быть может, читала во сне. Жаль, в те годы мы не записывали своих снов. Это был бы богатейший материал для истории».

Полновесные ахматовские бредни.

Я подумала, что мы и явь-то описали едва-едва, одну миллионную.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 198

Сурков просил вставить в новую книгу непременно что-нибудь из цикла «Слава миру». «Не о Сталине, конечно, Анна Андреевна, но чтобы не было с вашей стороны демонстративного отказа от этого цикла». Теперь она просит выбрать из этой стряпни «стихи поприличней».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 167

Это происходит 1964 году. За два года до смерти. Бесстрашие и героизм Ахматовой.

Ей тактично подсказывают: «Анна Андреевна, это будет похоже на демонстративный отказ» — и она в 1964 году, перед смертью, не смеет сказать: «Да, пусть будет демонстративный отказ».

Разве можно представить себе Пастернака, подбирающего что-то «поприличнее» из стихов, которые он считал бы позорящими его? Начиная с того, что он таких не писал. Писал о Сталине — но искренне любя или желая его полюбить. Она циничная, расчетливая, а вот ответ Пастернака.

История о скандале Пастернака и Вишневского на новоселье у Федина в начале 50-х годов: «Пью за будущего советского поэта Пастернака». И Борис Леонидович спокойно: «Идите Вы в п…» Общий ужас. Б.Л. повторяет. В<ишневский> быстро уходит: потом истерика Федина.

Александр ГЛАДКОВ. Дневник. Стр. 276–277

А что? Анна Андреевна считала элегантным эпатажем употребление «словечек». Ну, это — может, и слишком, а выбирать между «Где Сталин, там свобода» и «Но чуток слух и зорок глаз / Советских моряков» — не слишком?

[Анна Ахматова] о стихах, где он [Пастернак] хвалит Сталина: «Я теперь понимаю, что это была болезнь».

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 290

Но не расчет. Он мог заблуждаться, как в любви.

Не дай Бог осуждать кого-то за то, что он делал в середине 20-го века в СССР, чтобы спасти себя от мнимой или реальной опасности.

Хотя Анну Ахматову никто за язык не тянул, когда она писала свои «славы» Сталину.

Мне ее не жалко — это ОНА обманула малых сих, а не я.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.