Уймитесь, волнения страсти!

Уймитесь, волнения страсти!

Мамочка нашла какие-то «очень интересные» ноты — она давно их найти не могла и вот нашла. Позвала нас троих, мы стоим у рояля.

— Девочки! Это трио, — говорит Мамочка. — А мы сейчас сделаем квартет! Я на рояле, Анночка с Эллочкой поют, а ты, Нинуша, на скрипке!

И даёт мне ноты. Я смотрю — так это же Глинка, «Уймитесь, волнения страсти!», мы часто поём этот романс. Но у меня в руках партия для скрипки. И только тут до меня доходит: я петь не буду, я буду на скрипке играть!

Мамочка меня спрашивает:

— Ну как, Нинуша, вдвоём твою партию пройдём или не надо?

— Я с листа буду, — говорю, — она простая!

Мы с Мамочкой играем вступление, и девочки начинают петь. Как это красиво — рояль, скрипка и два голоса! Конечно, это тот же романс, но какой он стал полнозвучный! Я играю и сама заслушиваюсь нашей музыкой. Скрипка с голосом — это очень красивое сочетание.

Спели и стали сами себе хлопать — ужасно смешно, но всем понравилось.

У девочек дела, они ушли, а я осталась. У меня такое странное чувство: вот хорошо бы ещё раз сейчас спеть, но пусть Ёлка на скрипке играет, а я буду петь. Но, кроме меня, дома никто играть на скрипке не умеет, так что нечего даже думать о таких глупостях. А я сейчас кое-что у Мамы выпрошу.

— Мамочка, — говорю просто, — давай «Слыхали ль вы…»!

— Давай! — соглашается Мамочка. — Я — Татьяна, ты — Ольга.

— Я — Татьяна, — говорю просительно. — Ты — Ольга.

— Ну Нинуша! — расстраивается Мамочка. — Мы уже с тобой договорились! У тебя низкий голос, а у Татьяны очень высокие ноты.

— Но я же спокойно их беру, — говорю я скромно.

— Да, — говорит Мама и расстраивается, — ты их берёшь, потому что у тебя большой диапазон. Но голос ты себе можешь сорвать именно этими высокими нотами. Вообще, в десять лет никто оперу не поёт!

— И я не пою, — говорю наивно. — Только один дуэт! Скоро мне будет одиннадцать!

Мамочка задумалась, смотрит на меня пристально, что-то решила.

— Хорошо, Нинуша! — говорит вдруг весело. — Ты меня знаешь — поёшь Татьяну последний раз. А после шестнадцати посмотрим!

Мамочка играет вступление, и мы поём: я — Татьяну, она — Ольгу.

Спели. Я Мамочку очень благодарила.

— Да! — вспоминает Мамочка. — Забыла тебе интересный разговор передать.

А разговор у Мамочки был действительно интересный — с Александром Сергеевичем. Сейчас он работает на двух работах — играет в оркестре Большого театра и преподаёт в нашей музыкалке. А с будущего года он будет ещё в Ипполитовском училище преподавать. И он сказал Мамочке, что сразу после моего окончания школы он года на два возьмёт меня к себе в училище, а потом «прямо передам на руки Янкелевичу в консерваторию».

— Вот такие дела! — сказала Мама и посмотрела на меня не как всегда. — А теперь к Мишеньке пойду.

Сижу в столовой, и в голове у меня какие-то завихрения. Вот где действительно «волнения страсти»! Что делать? Я так люблю петь, и все говорят, что у меня хороший голос, даже очень хороший, и редкий — потому что низкий. А в музыкалке все говорят, что у меня очень хороший звук на скрипке!

Я так сижу с этими завихрениями — а я их очень не люблю, эти завихрения, — и вдруг думаю: зачем сейчас об этом думать, мне ещё одиннадцать лет не исполнилось!

А потом, позднее, может, всё само… как-то сделается!