ЖАЖДА УСТАВШИХ КОНЕЙ
ЖАЖДА УСТАВШИХ КОНЕЙ
О том, как молодую девушку выдали за короля без любви. — Нет у пас пи Дюма, ни Скотта. — Верлен в автобусе Сосново-Ленинград. — Три тетради с заметками об эпохе. — Глазунов находит для «Ярославны» недурную компанию. — Мы помогаем французским детям учить свою историю.
Киевского князя Ярослава Мудрого часто называют тестем Европы. Всех трех дочерей он выдал замуж за королей: Елизавету за норвежского, Анастасию за венгерского, Анну за французского. Это были политические браки, одна из форм выражения миролюбивых намерений Киевской Руси.
…Молоденькую девушку выдали за короля. Конечно, нет ничего удивительного в том, что она была готова к браку без любви. Удивительно другое: короткий, резкий переход от беззаботной киевской юности к суровой роли королевы, облеченной властью казнить и миловать. Французские хроники свидетельствуют, что Анна Киевская, овдовев вскоре после воцарения на престоле, долго и мудро правила Францией, растила и ставила на ноги своего сына, будущего короля Филиппа по прозвищу Толстый.
Тысячелетняя дистанция стерла свидетельства будничной жизни, эмоций и чувств людей того времени. Уцелели только скупые факты. Их надо было наполнить жизнью. Всякий автор волен это делать по-своему. Антонин Ладинский в своем романе «Анна Ярославна, королева Франции» изложил свою версию.
Владимир Валуцкий в своем киносценарии ограничил историю коротким отрезком времени — путешествием Анны из Киева в Париж, длившемся год. Он написал сценарий со множеством сюжетных поворотов и приключений.
Композитор Владимир Дашкевич вместе с поэтом Юлием Кимом музыкой сократили дистанцию между одиннадцатым веком и двадцатым. Наметился жанр фильма, не похожий на традиционное представление об историческом кино. Хотелось без ложного пафоса и торжественности взглянуть на жизнь наших далеких предков, проникнуться их чувствами, шутя, поведать о серьезном. Увидеть их не в парадных одеждах, увековеченных на иконах и фресках, а в пропыленных костюмах воинов и путешественников.
«Полное волнения и страсти веселое народное искусство…» — как говорил нам когда-то Козинцев.
Высокопарный, торжественный стиль — обычное дело при изложении русской национальной истории. Нет у нас ни Дюма, ни Вальтера Скотта.
А ведь собственную историю можно рассказать и с улыбкой, и со смехом. Можно видеть ее величие и в незначительных, мелких событиях. Более того, можно фантазировать, придумывать легенды, обращаться с ней вольно, как, скажем, французы в «Трех мушкетерах». Это себе позволяют все народы мира, кроме нас и, пожалуй, немцев. Они тоже к своей истории относятся чрезвычайно угрюмо.
Мы встали на этот путь сознательно, сделали исторический мюзикл, каковых наш народ еще не видел.
Нас не поняли ни историки, ни киноведы, ни критики.
Нас поняла только молодежь, студенты распевали наши песни:
…Барон Жермон поехал на войну…
На роль главной героини нужна была актриса, которая по этим установленным нами законам не просто сыграла бы написанный текст, а наполнила его своей личностью.
Среди многочисленных фотопроб молодых актрис на эту роль промелькнула и Елена Сафонова — тогда студентка ленинградского театрального института, будущая «зимняя вишня».
Но мы с Владимиром Валуцким, еще только замышляя сценарий «Ярославны», видели в роли княжны Елену Кореневу.
Типажно она подходила чрезвычайно. Известно, что матерью Анны была шведка Ингегерда, дочь короля Олафа, что сама Анна была рыжая, невысокого роста, но характер имела твердый, была умна и начитанна, как все птенцы «гнезда Ярославова». Сочетание хрупкости и ребячливости Кореневой с ее способностью достигать драматических высот пришлось очень кстати.
Лена оказалась самой раскованной из всех, кого я когда-либо снимал. Я даже поразился, насколько она легко относится к себе. От нее, лишенной всяких комплексов, мы ждали неожиданностей…
…Я — Древний Рим периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка…
Коренева читала стихи Верлена, когда мы возвращались со съемок из Сосново в Ленинград. Автобус переваливался с боку на бок, выезжая из вечернего леса, свет фар скользил между сосен, тени деревьев кружились и ломались, и темный лес за окнами был живой и подвижный.
Потом начался асфальт. Мотор загудел ровно и усыпляюще. Члены съемочной группы: ассистенты, гримеры, костюмеры, осветители, усталые после трудного дня, расположились на сиденьях среди вороха костюмов, реквизита и прочего киношного скарба. Многие дремали, зная, что дорога до города длинная.
Бодрствовали лишь трое — актриса, режиссер и оператор, потому что знали: сегодня был удачный день. Они видели то, что остальные увидят позже — на пленке, на экране. Они помнили тот самый третий дубль, когда, как им показалось, состоялось.
Автобус несся по темному шоссе. На вешалках покачивались плащи и кольчуги. А эти трое праздновали свою маленькую победу.
Лена читала замечательно. Она не только легко справлялась с формой стиха, с его ритмом и звуковой гармонией, но и удивительно просто и ясно сообщала нам его смысл.
«Эти стихи я читала на выпускном вечере в училище», — сказала она в заключение.
Есть такое выражение — «с подъемом». Это не значит обязательно с пафосом, звонко, декламационно. Иногда это просто означает, что актер удачно прожил день и заразил нас своей радостью. Лена в тот вечер читала стихи с подъемом…
…А бывали дни, когда все валилось из рук. У всех у нас дело не клеилось, и Коренева, как чуткий прибор, реагирующий на разброд, играла плохо, страдала и бесилась. Возникали пересъемки, заплатки…
Конечно, она неудобная актриса, думал я в том ночном автобусе. Насколько легче кинорежиссеру иметь дело с высокопрофессиональными актерами, приезжающими на съемки всегда в безупречном состоянии духа, здоровыми, без хворей и проблем. Но с другой стороны, как она читает! Творит по вдохновению!
В нашей текучке, в шуме производственных забот мы как-то забыли это слово — «вдохновение». А уж тем более такое вздорное, неделовое понятие, как «настроение»: рабочее настроение, творческое, актерское…
Дени Дидро во второй половине восемнадцатого века написал «Парадокс об актере», в котором с психологической мудростью разделил актеров на два противоположных типа — думающих и чувствующих. Причем он доказывал, что потрясти зрителей способен лишь нечувствительный актер, обладающий «ледяной головой». «Чувствительным» актерам Дидро с презрением отказывал в успехе.
Однако следует вспомнить, что театр времен Дидро был лишен режиссера. Театральное представление создавалось самими актерами, и только «ледяные головы» способны были воплотить на подмостках большой и широкий замысел.
Потом в театр пришел режиссер, и в моду вошли «чувствительные» актеры.
А когда появилось кино, то «ледяная голова» кинорежиссера стала определяющей в этом новом искусстве. Я глубоко убежден, что одаренность современного актера, снимающегося в кино, заключается в степени его откровенности, способности обнажить свои чувства, самого себя, свои нервы, свою судьбу. И режиссеры обязаны создавать им условия для такого самораскрытия. Но к сожалению, мы очень часто полагаемся на лицедейство, на «ледяную голову» самого актера, перекладывая на его плечи свои обязанности.
Елена Коренева, по системе Дидро, безусловно относится к «чувствительным» актрисам. Ее успех или неуспех — в руках режиссера. Как цветок раскрывается под лучами солнца, так и актеры этого типа нуждаются в особой, теплой атмосфере для творчества.
Но ведь это хлопотно!
Да, очень… Зато какой неожиданный и сильный результат это дает! И тонко чувствующий зритель всегда отличит «изображение» чувств от подлинной радости или боли.
Необычно суровая зима пришла в том году в Крым. Двадцать лет не выпадало здесь такого снега. Мы приехали туда, чтобы «догнать» уходящую натуру, а вынуждены были начать съемки зимних сцен, которые предполагали сделать на севере, под Ленинградом.
Для сцены казни монаха Даниила, которого самоотверженно и точно сыграл Виктор Евграфов, нужен был снежный пейзаж с ручьем. Мы нашли его высоко в горах, на перевале. Здесь было особенно холодно.
В сценарии написано:
«…Ночью выпал снег, и деревья в это раннее утро на белом-белом фоне кажутся особенно чужими, незнакомыми. Большое холодное солнце встает из-за края земли.
Анна в одиночестве, склонившись к ручью, умывается после сна.
…Жажда уставших коней
Да утолится зерном,
Жажда сожженных полей
Да утолится посевом.
Да возвратится любовь
В сердца, разоренные страхом и гневом,
Как возвращается путник в покинутый дом…
Слезы горячие наши
Лягут росой на лугах,
Лягут росой на лугах —
Высоко поднимутся травы.
И зарастут пепелища, и затянутся раны.
И простит нам обиду душа в небесах…
А кому судьба — белый свет пройти
И любовь найти, и беды не знать.
А кому судьба — как пожар в степи,
Не спастись, не уйти, не унять…
От ручья поднимается пар. Из-за деревьев все громче слышен голос епископа Роже, творящего латинскую молитву:
— Доминус вабискум…
— Нет! — кричит Анна, закрыв лицо руками. — Нет!
Она бежит, не различая дороги, через ручей, по белому снегу, цепляясь за колючие кустарники.
Все медленнее становится ее бег.
Тихим шагом выходит Анна к месту казни. Один из пехотинцев вытирает ветошью меч.
— Седлайте коней, — жестким голосом говорит Анна, и каменным становится ее лицо. — Солнце высоко…»
Мы решили вместе с оператором Валерием Федосовым снимать этот кульминационный момент фильма одним длинным кадром. От актрисы требовалось прожить эпизод в стремительной смене чувств: от боязни взглянуть на исполнение вынесенного ею приговора — через испуг, ужас и надежду — к отчаянию и ожесточенности.
Когда автобус привез Кореневу на перевал, мороз достиг семнадцати градусов. Кинокамера, подготовленная к съемкам в благодатном Крыму, замерзла. Актриса, легко одетая (в соответствии со сценарием — снег ведь только что выпал!), терпеливо ждала, когда закончится ремонт аппаратуры и все будет готово. Казалось, что она была благодарна погоде за это испытание, за эту дрожь и холод. Она не хотела греться в автобусе, а я не уговаривал ее…
То, как она сыграла, можно видеть в фильме. Это документировано. Я подчеркиваю это слово: хорошая актерская игра в кино — это документирование подлинных человеческих чувств. Добавлю только, что после съемки меня испугали ее руки. Они были в кровавых ссадинах и ранках ото льда и снега, который она сжимала в кулаках.
Вот за это мы пригласили ее на роль Ярославны. Мы знали, что эту сцену — сцену высокого трагизма и бешеной смены чувств — она сыграет наверняка. Я верил в это, ибо давно уже следил за ее творчеством, знал ее возможности по «Сентиментальному роману».
Вообще, актрисы в «Ярославне» подали актерам-мужчинам хороший пример раскованности и профессионального отношения к делу.
Мы снимали сцену, где русский воин Злат и польская девушка Янка купаются в озере. По-советски целомудренный, абсолютно поэтический кадр: обнаженные, они идут спиной от камеры к озеру. Русского воина играл Николай Караченцов, а польскую девушку Ханка Микуч.
Пока мы ехали на натуру к лесному озеру, Коля Караченцов все время хорохорился:
— Ну, я вам сейчас покажу! Ну, вы увидите!
Приехали на место.
Ханка только спросила:
— Игорь, раздеваться? — Все с себя немедленно скинула и спокойно пошла к воде.
Что было с Караченцовым! Мы бегали за ним по всем кустам, еле изловили. Потом долго уговаривали. Он поставил жесточайшее условие — убрать всю съемочную группу. И только я да оператор Валера Федосов были свидетелями его наготы.
По нынешним временам нашу картину можно было бы назвать блокбастером. Фильм снимался, как и «Гонщики», в широком формате. Был проделан колоссальный объем работы: построены восьмидесятиметровый дракар — варяжский корабль, целый обоз старинных повозок, в самом большом павильоне в Сосновой Поляне воссоздан внутренний вид киевского собора Святой Софии, закуплены горы мехов (приданое Анны).
Древний замок искали в Венгрии, в Чехословакии, в Польше. Нашли под Краковом — красивое горное гнездо Нездице высоко в Татрах.
Отдельно хочу упомянуть замечательных польских профессионалов, работавших с нами во время экспедиции в Польше, — продюсер Урсула Орчиковска, директор Зигмунд Вуйчик, второй режиссер Анджей Райтер. И конечно, замечательный актер Веслав Голас, сыгравший польского короля Казимира, дядьку нашей Анны.
События тысячелетней давности. Наша античность.
Никогда еще я не тратил столько времени на чтение разных источников. А сколько тетрадей извел, делая выписки, срисовывая картинки.
Листаю одну из них:
— Конь, сабля, стрелы — Восток. Броня, щит, меч — Запад.
— «Ваши боги — дерево».
— В скандинавских сагах Ярослава называют хромым Ярислейфом, да еще и скупым.
— Обычно плыли на ладьях. Лошади шли берегом. Но варяги и лошадей грузили на борт.
— Хитрость считалась мудростью.
— При Ярославе в Киеве было уже 400 церквей и 8 торгов.
— Меха, меха, меха, воск, мед, рабы… Самое дорогое — чернобурые лисы.
— От варягов пришло правительственное начало, от греков — христианство.
— Варяги, как воины, приходили в Киев без жен. Если оставались, то женились на славянках. Женская кровь, дети быстро их размывали.
— Грибная похлебка — обычно.
— Мечи имели имена.
— Доски столов вешали после обеда на стену.
— Дерн на крышах. (Это я видел в Осло!)
— Анне не надо было перекрещиваться, церковь была едина. Раскол произошел в 1054 году.
— Это теперь у Софии Киевской — 19 куполов польского барокко, а сначала их было 13. Стены были не беленые, а кирпично-розовые (плинфа), полосатые.
— Стена собора, на которой была изображена семья Ярослава — строителя этого храма, рухнула в семнадцатом веке, и рисунок этот сохранился только в зарисовках художника Вестерфельда (1651 г.).
— Верблюды на улицах Киева.
— Дерево посреди дома — частая деталь в скандинавских жилищах, цветы и трава на полу.
— Знак времени — золотое колечко, оказывается, холодеет перед утренней зарей.
— Варягами (vaeringjar) скандинавы называли своих соотечественников, служивших в страже византийского императора.
— Князь Святослав гребет вместе с дружиной. Средний рост, плоский нос, голубые глаза, густые брови, мало волос в бороде, длинные косматые усы. Волосы на голове выстрижены, кроме одного клока, в ухе серьга с карбункулом и двумя жемчужинами… (Лев Диакон.) Таким мы и сделали варяжского предводителя в исполнении Александра Суснина.
Эти заметки писать не переписать: три толстые тетради.
Поборник «пафосного» отношения к родной истории Илья Глазунов в одной из своих гневных статей поместил нашу «Ярославну» в один ряд с фильмами «Андрей Рублев» и «Как царь Петр арапа женил», как примеры издевательского отношения, глумления над национальными чувствами.
Я подумал, что, раз уж мы попали в такую компанию, не так уж плохи наши дела.
А если серьезно, ни за одну картину я не получил столько ругани и упреков. Член-корреспопдент АН СССР писал, что мы исказили образ русской княжны, в том числе и внешний образ. Это к тому, что она у нас без кос, без кокошника и т. д.
Я растерялся. Нас, вероятно, сгубило «горе от ума». Мы слишком много изучили материала.
Например, я узнал, что варяги выбривали головы, оставляя посреди макушки длинный чуб. Такими мы и сняли варягов на их дракаре.
«Откуда у вас запорожцы?» — недоумевали многие.
А ведь чубы или «оселедцы» запорожцы стали носить, подражая князю своему Святославу — варягу по происхождению.
Горе от ума!
XI век в Киеве — это наша древность, наша античность. Киевская Русь — это время, когда не было понятия «русский», было киевское славянство.
О какой же русской княжне речь, если русских тогда еще не было? Возьмите Ключевского — там все написано. Дистанция в полтысячи лет! По историческим хроникам, по литературным памятникам, византийским записям известно, что быт Киева был един с византийским. Девушки в то время стриглись — все подростки были одинаковы. И только вышедшие замуж начинали отпускать косы, и по длине волос можно было определить их семейный стаж.
Поражало то, что главную безграмотность обнаружили специалисты. Они-то должны были быть в курсе всех этих подробностей.
Но стереотипы оказались живучими диктаторами.
Мы ведь сделали все, чтобы выглядеть несерьезно, чтобы нас воспринимали легко. А у нас, оказывается, непозволительно говорить об истории с улыбкой и фантазировать на историческую тему.
Ведь только народ, умеющий иронизировать, шутить над собой, смотреть на себя с улыбкой, — только этот народ нравственно здоров, мудр и открыт.
В Париже кассета с «Ярославной» вошла в серию «Школьникам, изучающим историю». Французскую историю…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.