Глава 5

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

В 1988 г. Маслюков был назначен первым вице-премьером в правительстве Николая Рыжкова. Об этом периоде его работы много рассказывал академик Леонид Иванович Абалкин, занимавший тогда должность заместителя председателя Совета Министров и председателя Государственной комиссии по экономической реформе. В тот момент состав правительства резко обновился – заменили весь экономический блок, и Маслюков, работавший в Совмине с 1985 г., был там практически старожилом. И снова все, кто работал вместе с Юрием Дмитриевичем, отзываются о нем как о специалисте высочайшего класса и опытном организаторе.

Конечно, наши отношения складывались непросто, – рассказывал Абалкин, – подспудно я чувствовал, что одно время нас как бы пытались столкнуть с ним. Вот, мол, пришел один из Академии наук, никогда в правительстве не работавший, другой – старослужащий правительственный чиновник, председатель Госплана. Некоторые пытались поиграть на этом. Надо сказать, что ничего у этих людей не получилось. Мы с Маслюковым начали понимать друг друга, готовили ряд совместных документов. Помню ситуацию – это было начало 1990 г., – когда были такие варианты: либо откат, который так или иначе должен был вернуть нас к концу 1930-х гг., либо переход к планово-рыночной экономике. Именно такой документ мы подготовили на имя Рыжкова, и Юрий Дмитриевич и я подписали. Спустя месяц, в начале марта, правительство приняло постановление по нашим рекомендациям о постепенном переходе к планово-рыночной экономике.

С профессиональной точки зрения правительство Рыжкова было очень сильным: стоит лишь заметить, что в Президиум входили три академика и один Герой Социалистического Труда. При этом возраст большинства работавших там людей не превышал 60 лет – исключение составляли лишь несколько «ветеранов», перешедших из старого состава. К моменту формирования нового правительства ситуация в стране качественно изменилась. Уже прошел Съезд народных депутатов СССР, уже был избран Верховный Совет, который, в свою очередь, утверждал состав правительства и был для него управляющим органом. Согласно постановлению Верховного Совета разработанный правительством проект плана на 1990 г. сразу передавался на рассмотрение депутатам – впервые это происходило без предварительного обсуждения на Политбюро. Привычная парадигма, устоявшаяся жизненная модель менялась на глазах.

В ноябре 1989 г. состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция, где речь шла о радикальной экономической реформе. Заседания конференции и пленарные заседания проходили в Колонном зале, и на каждом заседании, начиная с самого первого, в полном составе присутствовали члены Политбюро ЦК КПСС, причем не в роли пассивных слушателей, а как активные участники процесса. Разумеется, идея реформы была воспринята неоднозначно – консерваторов в Политбюро хватало. Однако общее мнение все-таки склонялось к тому, что перемены необходимы.

Юрий Дмитриевич был в числе сторонников реформирования. Будучи человеком, мыслящим очень реалистично и прагматично, он понимал, что старая система стала тормозом на пути прогресса страны. В начале 1990-х было модно говорить об ускоренных сроках перехода к рынку – вспомним программу «500 дней». Маслюков считал, что движение в этом направлении займет лет двадцать, а то и пятьдесят.

На конференции мы предложили программу, – вспоминает Леонид Иванович, – рассчитанную на ряд этапов: как надо двигаться к рыночной экономике. Никто не ждал, что это можно сделать за пятьсот дней. Это вообще в голову здоровым людям не приходило. Мы понимали, что это длительный период. Рассчитали три этапа реформы. В том числе планировались достаточно радикальные перемены: переход от снабжения к оптовой торговле средствами производства, поставке продукции по заказам потребителей – то есть это работа на конечного потребителя, на рынок, – создание банковской структуры, поскольку уже были приняты соответствующие решения, постепенная демонополизация экономики, развитие кооперативов, развитие арендной системы подряда. В общем, все это было сформулировано. Надо сказать, что Маслюков не выступал сам на конференции, но в принципе он поддерживал эти позиции. Что касается самих темпов роста, я повторю, что вообще темп – всегда очень условный показатель. Может произойти сокращение объемов промышленного производства в «группе А», в средствах производства, куда попадает вся военная техника. Но это ничего страшного для страны не представляет, если одновременно вы насыщаете рынок потребительскими товарами.

* * *

В том же 1988 г. Юрий Дмитриевич возглавил Госплан. Его заместителем стал Артем Андреевич Троицкий, начальник отдела энергетики, в чью компетенцию входили вопросы развития топливно-энергетического комплекса, то есть нефтяной, нефтеперерабатывающей, газовой, угольной промышленности и электроэнергетики. Вместе они проработали четыре года, до момента ликвидации Госплана.

Знаете, вот я прожил уже восемьдесят с лишним лет, трудового стажа, выражаясь старым бюрократическим языком, у меня больше шестидесяти двух лет, – признается Артем Андреевич. – Естественно, я многих людей повидал и как коллег, и как руководителей. И из всего этого калейдоскопа я внутренне выбираю для себя как людей наиболее высокого потенциала – и как руководителей, и по-человечески, – троих человек: Алексея Николаевича Косыгина, длительно бывшего председателем Совета Министров СССР, Николая Константиновича Байбакова – председателя Госплана в период до Юрия Дмитриевича Маслюкова, и самого Юрия Дмитриевича. Для меня эти трое по своим человеческим достоинствам совокупно стоят в одном ряду.

В Госплан Юрий Дмитриевич попал в очень тяжелый период. Если говорить, что тут самое важное, надо прежде всего представить себе ту ситуацию, которая сложилась тогда в стране. Когда уже был, по существу, кризис промышленного производства и когда начались атаки демократов, так тогда называли этих людей, с требованием отказа от плановой экономики и перехода на рыночную. Вот в этот период ему пришлось руководить экономикой. Я бы сказал, что он прекрасно понимал обстановку: страна находилась в таком положении, что уже не было, по существу, планового хозяйства, но еще не было и рынка. И все плыло по течению волн.

Маслюков тогда разработал определенные предложения, они были внесены на рассмотрение в Верховный Совет, больше того, их даже ждали, было уже назначено время. Должен был докладывать об этих предложениях Горбачев. Но Михаил Сергеевич все искал компромисса с теми, кто требовал полного рынка, и в результате, пока продолжались эти уговоры, подошло время обсуждения в Верховном Совете – а обсуждать-то и нечего. Николай Иванович Рыжков вынужден был выйти на трибуну Верховного Совета и сказать: у нас все есть, мы все подготовили, но Михаил Сергеевич считает необходимым это доработать. В конце концов эти предложения так практически и погибли.

Юрий Дмитриевич руководил развитием экономики, которая в стране тогда была. И при нем, в общем, имело место некоторое движение вперед, пусть и небольшое. Он умел гармонично сочетать и развитие различных отраслей относительно друг друга, и развитие регионов в балансе с общим развитием экономики страны. Все это он обеспечивал. Но ситуация была тяжелая, вообще вся экономика в то время пошла на спад – не потому, конечно, что Юрий Дмитриевич пришел на хозяйство, а из-за того, что было сделано до него. Главное то, что он руководил разработкой планов развития народного хозяйства, как это в то время называлось, начиная, по-моему, с плана 1989 г. и заканчивая 1992 г. То есть страна жила – пусть тяжело, потому что уже не было надлежащего потенциала, – но она жила по тем планам, которые разрабатывались под руководством Юрия Дмитриевича Маслюкова.

Ну а вопрос закрытия Госплана, конечно, по большому счету не имеет отношения к экономике, это политический вопрос. Делали это те люди, которые пришли к власти после того, как эту власть взял в руки Борис Николаевич Ельцин, и которые реализацию собственных идей ставили в конечном итоге гораздо выше благополучия страны. Ведь весь внутренний рынок, неподготовленный к конкуренции с западной промышленностью, был по существу отдан в руки Западу. В результате российская промышленность рухнула. И все остальное, что произошло потом, произошло именно в связи с этим.

* * *

Многие спрашивают: как так получилось, что Юрий Дмитриевич, занимавший такую высокую правительственную должность, в частности, при Горбачеве, сумел оказаться никоим образом не вовлеченным в ГКЧП? Тем более это странно, если учесть, что многие из руководителей ГКЧП каждый день сталкивались с Маслюковым по работе, а Павлов за излишнюю тягу к алкоголю даже несколько раз изгонялся из дома Светланой Ивановной, бдительно следящей за сохранением нормального рабочего состояния всех членов правительства. Наверное, это было связано с тем, что Юрий Дмитриевич был человеком, к которому грязь не прилипала. Любые сомнительные действия и мероприятия были крайне далеки от него. Хотя при этом он понимал все проблемы, с которыми сталкивалась Россия, и нельзя сказать, что он был поклонником линии, проводимой Горбачевым. Однако несогласие – это одно, а вот предательство – совсем другое.

В 1991 г. Маслюков был заместителем председателя Совета Министров СССР, председателем Государственной военно-промышленной комиссии. В понедельник, 19 августа, в 10 часов утра он собрал заведующих отделами и заместителей председателя и спросил, кому что известно о происходящем. Никто ничего не знал. Тогда Маслюков велел передать всем директорам подведомственных предприятий и организаций следующее: во-первых, продолжать выполнять производственные задания, не снижая темпа, во-вторых, усилить охрану объектов, чтобы исключить вынос с территории предприятий оружия, легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ, и в-третьих, усилить охрану подведомственных детских садов, санаториев и других детских учреждений. Военно-промышленная комиссия находилась тогда на улице Горького (ныне Тверская), в бывшем здании Министерства оборонной промышленности. Люди стояли у окна и смотрели, как танки едут от Белорусского вокзала к Красной площади и обратно. «Что ж, – сказал Юрий Дмитриевич, – думаю, этого путча еще часа на два хватит».

Надо сказать, что Маслюков никогда не допускал в своем коллективе никаких публичных обсуждений, касающихся политических вопросов. Важно подготовить документацию по конкретной технической проблеме, обосновать свою точку зрения и постараться отстоять ее. Дальнейшая оценка вопроса с политической точки зрения – забота политиков. В этом снова проявляется один из его главных принципов: каждый должен на своем месте делать свое дело.

Повторюсь: предательство для Маслюкова было невозможно. Как любой человек, обладающий государственным мышлением, он глубоко переживал трагедию распада Советского Союза, бездарность периода горбачевских реформ. При этом он понимал, что, как это часто бывает в бизнесе, иногда нужно каждый день ходить на работу, чтобы потерять меньше денег, чем ты бы потерял, если бы на работу не пошел. Точно так же Юрий Дмитриевич ходил каждый день на работу, чтобы не дать стране скатываться в тартарары с такой страшной скоростью, при этом наблюдая, как его идеи и предложения не только не находят себе подтверждения, но и никоим образом не реализуются.

Конечно, от этого должны были опускаться руки, тем более что потом он оказался брошен в свободное плавание дикого рынка, где надо было хитрить, ловчить, звонить, просить… Но Маслюков не был мелким лавочником. Он не обладал психологией спекулянта или человека, который благодаря нужному знакомству может привязаться к бюджету, сесть на него и радостно сосать средства. Невозможно представить себе Юрия Дмитриевича в бытность его, например, депутатом Госдумы, пытающимся пойти и где-то «порешать» какие-то вопросы или берущим взятку за то, чтобы отправить депутатский запрос. Это все было настолько чуждо и настолько от него далеко, что никому даже в голову не приходило обратиться к Маслюкову с подобным предложением. Он совершенно не был приспособлен к таким действиям. Он просто сидел и наивно ждал, что к нему обратятся за экспертизой, за советом для большой работы.

* * *

В 1990-е гг. люди, в чьих руках были основные рычаги управления российской экономикой, были всерьез увлечены теорией свободного рынка. Но на практике все оказалось далеко не так радужно, как хотелось бы. Выяснилось, что недостаточно «создать среду», в которой все должно развиваться само по себе. Государство, исключающее, если угодно, интеллект из процесса экономического развития, оказывается в положении нерадивого садовника, который завез к себе на участок чернозем и удобрения, создал «среду», а на грядке без присмотра разрослись сорняки и задушили все вокруг. Близкий знакомый Юрия Дмитриевича Маслюкова и его коллега по работе в Военно-промышленной комиссии хорошо помнит, какая волна хаоса накрыла экономику в период перестройки и после нее:

Рынок – это когда предложение превышает спрос. Если предложение ниже спроса, это черный рынок. Никакому управлению он не поддается и все гробит. Вот такой пример: в СССР недостаточно производилось холоднокатаного стального листа, это был дефицит. Практически все, что выпускалось, шло в автомобильную промышленность, потому что там этот вид продукции приносил наибольшую прибыль. Потом, в годы перестройки, стали агитировать всех переходить на прямые договоры, с тем чтобы любой мог купить то, что ему нужно. Но производство-то не выросло! Я от директоров предприятий много раз слышал совершенно одинаковые истории: едет заместитель по общим вопросам заключать договор на металл, а зам. по сбыту металлургического комбината ему говорит: «Так у меня полно желающих! Раньше фонды были, этому даю столько-то, тому столько-то, а теперь кому хочу, тому даю». Получается, надо его «заинтересовать», чтобы он «захотел», а иначе – останавливай производство, сырья-то нет. Другой пример: едет заместитель по общим вопросам заключать договор на поставку микросхем в рамках сложившейся кооперации, а ему говорят: «Мы тут слышали, вашему директору «Волгу» новую выдали, на старой он семь лет отъездил. Так пусть отдаст нашему директору, а мы вам микросхемы». И если учесть, что многое у нас тогда было под обрез, такие вещи цвели пышным цветом. Но главное, что и сейчас по сути ничего не поменялось. Только теперь это называется административной рентой.

Маслюков прекрасно видел всю недальновидность проведенных в 1990-е гг. экономических реформ. По его глубокому убеждению, такие ключевые отрасли, как горнодобывающая промышленность, машиностроение, тяжелая промышленность или энергетика, обязательно должны были остаться в руках государства. Можно и нужно было приватизировать легкую промышленность, текстильную промышленность, коммунальное бытовое обслуживание, автосервисы и т.п., причем не хаотично, не пуская все на самотек, а на контролируемой и конкурентной основе, сравнивая государственные и частные организации аналогичного профиля.

Простые наблюдения позволили бы понять, какие из них лучше работают и больше зарабатывают, где выше уровень обслуживания, к кому идут клиенты, где лучшие условия труда для работников. Таким образом можно было определить, какие сектора экономики в принципе можно отдавать в частные руки – а главное, кому можно отдавать. На подобных локальных «полигонах» были бы отработаны правила игры, правила взаимоотношений между государством и предпринимателями, позволяющие четко определить, что государство может требовать от этих людей и, в свою очередь, на что они вправе рассчитывать со стороны государства. Замечу, что при подобном подходе с почти стопроцентной вероятностью удалось бы избежать того чудовищного всплеска безработицы и колоссального обнищания людей, с которым мы столкнулись в 90-е гг.

Если называть вещи своими именами, то мы сейчас постепенно пытаемся выстроить систему баланса частного и государственного сектора в промышленности. Однако тот государственный сектор, который у нас сейчас есть, управляется хуже, чем управлялся бы частный сектор, и хуже, чем управлялся бы госсектор, будь у нас по-прежнему структура Госплана. Поэтому попытка как-то криво, некорректно и неточно реализовать идеи Юрия Дмитриевича, конечно, печальна.

* * *

На протяжении различных этапов советской истории вопрос о сочетании частной и государственной собственности в экономике решался по-разному. Лучше всего известен период НЭПа, но и в 1930 – 1940-е гг. частная деятельность не была запрещена – частные портные, зубные врачи, парикмахеры существовали во множестве. Около 10 – 11% сельского хозяйства составляли так называемые единоличники, которые, выражаясь современными терминами, формировали платежеспособный спрос в своем сегменте потребительского рынка – именно для удовлетворения этого спроса и была изначально создана система потребкооперации. Разумеется, командные высоты были за коллективными формами хозяйствования и госпредприятиями – они попросту были более рентабельны и приносили большую прибыль. Искоренение частной инициативы началось при Хрущеве – что и породило впоследствии дефициты и чудовищную неповоротливость управления потребительским сектором экономики.

Идея о тотальном государственном контроле всего и вся оказалась губительной. Попытка решать вопросы о производстве кастрюль и зубных щеток в масштабах страны изначально была обречена на провал. Частные предприниматели разобрались бы с этим быстрее и эффективнее, а задача госпредприятий сводилась бы к обеспечению их энергией и дешевыми средствами производства. Юрий Дмитриевич прекрасно это понимал. И прекрасно понимал другую сторону проблемы: ни один частный предприниматель не решится вложить крупные суммы в фундаментальные научные исследования, скажем, в исследования управляемого термоядерного синтеза, потому что никто не знает, когда на самом деле удастся создать соответствующие технологии – может, через десять лет, может, через двадцать, а может, никогда. А значит, невозможно предсказать и то, когда окупятся эти расходы и окупятся ли они вообще. Такие стратегические вложения с крайне длительным периодом отдачи может себе позволить только государство. И только государство, по мнению Маслюкова, может позволить себе в наших условиях вкладывать серьезные деньги в медицину, образование, подготовку квалифицированной рабочей силы.

Кроме того, выяснилось, что только государство может быть действительно эффективным собственником крупных предприятий и отраслей промышленности. Простые расчеты, сделанные Маслюковым, показали, что пока ни одна российская компания не доказала на практике, что уровень их менеджмента выше, чем при советском государственном управлении. А расследование причин аварии на Саяно-Шушенской ГЭС подтвердило печальные наблюдения: тот частник, который появился в России после приватизации, не является эффективным собственником.

Именно поэтому Маслюков был уверен, что бесполезно надеяться сколь-нибудь существенно ускорить переход к рынку: это непростой и длительный процесс, занимающий несколько десятилетий. К сожалению, предприниматели, способные управлять собственностью успешнее, чем государство, не возникают сами по себе, их надо воспитывать. Необходимо понимать, что ты должен внедрять новые технологии, нести ответственность перед обществом, обеспечивать социальную защиту своих работников, – иначе ты не собственник, не предприниматель, а просто жадный временщик, неспособный видеть дальше своего носа. Необходимо отдавать себе отчет в том, что идея о социальной ответственности бизнеса вовсе не является пережитком социалистического строя или чьей-то недавней прекраснодушной выдумкой. В конце концов, еще в Евангелии сказано: «…от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут».

И здесь мы вновь возвращаемся к роли государства – ведь именно оно должно контролировать и направлять процесс взращивания эффективных собственников. Мировой опыт показывает, что арсенал законодательных методов регулирования накоплен весьма обширный: это и налоговая политика, и таможенное регулирование, и лицензирование отдельных видов деятельности, – нужно лишь грамотно воспользоваться этими инструментами. А с этим у нас как раз большие проблемы.

* * *

Свой взгляд на роль и место государственных планирующих органов Юрий Дмитриевич формулировал очень просто. Государство должно видеть и знать свой портрет сегодняшнего дня, а также должно иметь представление о том, каким оно хочет видеть себя завтра и послезавтра, куда оно идет. Для этого должен быть какой-то орган. Можно называть его Госпланом или Центром перспективных исследований, но факт остается фактом: чтобы обеспечить поступательное развитие экономики, стремление государства к определенной цели, нужна организация, которая будет говорить, что можно осуществить в данный момент, чего нельзя, на что хватает имеющегося потенциала и что необходимо сделать для выравнивания имеющихся слабых мест. Все остальное успешно решает рынок – но условия игры на нем опять-таки обязано задавать государство.

Когда в 20 – 30-е гг. XX в. в СССР было принято решение осуществлять индустриализацию, важно было четко понимать, что и в каких количествах страна должна производить, учитывая имеющиеся на тот момент ресурсы, а чего делать не нужно. Для решения всех этих вопросов необходим был специализированный государственный орган, формирующий промышленную политику, прогнозирующий дальнейшее развитие экономики и обеспечивающий сбалансированное развитие различных отраслей, – так появился Госплан. Строго говоря, организации, которые занимаются планированием – или, во всяком случае, разработкой долгосрочной экономической стратегии, – есть в любой развитой стране: например, в США все заказы в области военных разработок ведет Управление научных исследований и разработок Пентагона – DARPA. И, разумеется, в каждой крупной компании есть свой отдел планирования. Подобные механизмы работают во всем мире, и их наличие никак не отрицает принципов рынка. Это и есть то, что принято называть конвергенцией – соединением плановых начал и рыночных инструментов в единое целое.

Надо заметить, что терминологические споры о рыночной экономике и командно-административной системе вообще мало занимали Маслюкова – он не считал нужным тратить время и интеллектуальные усилия на то, что, по его мнению, было не более чем игрой слов. В самом деле, возьмем для примера сельское хозяйство США. Много ли там найдется государственных предприятий? А между тем в министерстве сельского хозяйства Соединенных Штатов работает более ста тысяч человек. Они точно так же занимаются проблемами продовольственной безопасности страны, развития сельских районов, вырабатывают и контролируют исполнение политики в области сельского хозяйства и продовольственного обеспечения, как это делали, скажем, сотрудники Минсельхоза СССР. Разница лишь в методах. Что делает министерство сельского хозяйства США, если статистика показывает, допустим, перепроизводство кукурузы и дефицит пшеницы? Резко снижает государственные закупочные цены на кукурузу и одновременно повышает цены на пшеницу – и большинство фермеров следующей весной засевают свои поля именно пшеницей, а не кукурузой. А как решались аналогичные вопросы в СССР? Председателей колхозов и совхозов вызывали в райсельхозуправление и прямо говорили, что они должны сеять в будущем году, а в чем потребности в данный момент нет. При этом, что характерно, и в том и в другом случае достигается практически один и тот же результат.

Можно ли однозначно утверждать, что именно идеи Маслюкова повлияли на изменение общественного восприятия экономической парадигмы? Трудно сказать. Юрий Дмитриевич не был человеком, для которого первенство в вопросах подобного рода имело сколь-нибудь принципиальное значение. Но то, что его голос был одним из самых громких, учитывая те посты, которые он занимал, – несомненный факт. И если в середине 1990-х, когда Маслюков был председателем комитета в Государственной Думе, упоминание о средне– или долгосрочном прогнозировании вызывало изжогу у многих руководителей в сфере экономики, а слово «планирование» считалось чуть ли не ругательным, то сейчас в списке приоритетных направлений, перечисленных на главной странице сайта Министерства экономического развития РФ, указано и «Стратегическое планирование». Хотя, к сожалению, путь от заголовка на сайте до реального стратегического планирования будет долгим.

У нас сегодня просто нет долгосрочной стратегии, – считает академик Абалкин. – Та программа, которая у нас принята до 2020 г., вообще нереальна, требует совершенно иных подходов. Это скорее миф, чем реальность нашей экономической жизни. Нам нужна достаточно четко выстроенная стратегия по этапам, с перспективой, с пониманием того, что накопившиеся проблемы не решить ни за пять, ни, может быть, даже за десять лет.

Нужна стратегия с выверенными целями, конечными результатами, которая должна получить, в принципе, одобрение общества. Это не подарок от кого-то одного – новый вариант счастливого будущего, а концепция, которая должна пройти широкое обсуждение в академических институтах, в крупнейших вузах страны, в системе неправительственных организаций, Союзе предпринимателей, Торгово-промышленной палате, профсоюзах, – получить одобрение и начать реализовываться. Ее можно через пять лет уточнить, жизнь меняется, не стоит на месте, что-то надо корректировать. Это неизбежно. К сожалению, стратегии у нас сейчас нет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.