Глава 1. ИНТЕРНИРОВАНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1. ИНТЕРНИРОВАНИЕ

В конце августа 1939 года мы закончили нашу разведку. Нам удалось найти новый путь подъема на гору, и теперь мы ожидали в Карачи грузовое судно для отправки назад в Европу. Наш пароход сильно запаздывал, а тучи войны все сгущались. Чикен, Лобенхоффер и я решили вырваться из сетей, которые тайная полиция уже начала плести вокруг нас, и сбежать при первой возможности. Только Ауфшнайтер предлагал остаться в Карачи. Он участвовал в Первой мировой войне и не верил, что такое может повториться.

Мы же планировали пробраться в Персию и уже оттуда отправиться домой. Без труда оторвавшись от следившего за нами агента и проехав на.нашей дряхлой машине с сотню миль по пустыне, мы добрались до Лас-Белы, маленького городка к северо-западу от Карачи. Но тут удача нам изменила: нас задержала группа из восьми солдат, которые утверждали, что мы нуждаемся в личной охране. Фактически мы попали под арест, хотя Германия и страны Британского содружества официально еще не находились в состоянии войны.

Вскоре наша бдительная охрана доставила нас обратно в Карачи, где мы снова встретились с Питером Ауфшнайтером. А спустя два дня Англия объявила войну Германии. И сразу начали сбываться наши самые худшие предположения. Спустя несколько минут после извещения о начале войны двадцать пять вооруженных до зубов индийских солдат строем вошли в ресторан под открытым небом, где мы сидели, и увели нас с собой. На полицейской машине нас доставили в заранее подготовленный тюремный лагерь, обнесенный колючей проволокой. Однако этот лагерь был лишь перевалочным пунктом, и через две недели мы оказались в огромном лагере для интернированных в Ахмеднагаре возле Бомбея. Нас разместили в переполненных палатках и бараках, где царила весьма нервозная атмосфера: люди бесконечно обсуждали, что их ждет дальше, спорили, ссорились, надеялись… «Нет, – думал я, – такая обстановка слишком отличается от залитых солнцем одиноких вершин Гималаев. Она не подходит для свободолюбивого человека». И я начал искать пути и средства спасения.

Естественно, не я один планировал бежать. С помощью единомышленников я собирал компасы, деньги и карты, которые удалось контрабандой пронести в лагерь. Мы смогли даже достать кожаные перчатки и кусачки для колючей проволоки, пропажа которых со склада повлекла за собой тщательное, но бесполезное расследование.

Поскольку все мы верили в скорое окончание войны, то постоянно откладывали свой побег. Но в один прекрасный день нас неожиданно перевели в другой лагерь. Пленников погрузили в колонну грузовиков, направлявшихся в Деолали. В каждой из машин находились восемнадцать интернированных под охраной одного индийца. Винтовка часового была прикреплена цепочкой к его поясу, чтобы никто не смог ее выхватить у конвойного. Впереди и позади колонны шли грузовики с солдатами.

Еще в лагере под Ахмеднагаром мы с Лобеи-хоффером решили бежать до того, как нас переведут в другой лагерь, ибо там могли возникнуть новые преграды для осуществления нашего плана. Поэтому теперь мы заняли места в самом конце кузова. К счастью, вся дорога была в колдобинах, и нас часто окутывали густые клубы пыли. Это давало нам шанс незаметно спрыгнуть с машины и спрятаться в джунглях. Охранник не должен был заметить нашего исчезновения, так как сосредоточил все свое внимание на передней части кузова и лишь изредка оглядывался назад. Путь к спасению казался простым, и мы откладывали побег до последнего момента, надеясь добраться до нейтральной португальской территории, недалеко от которой проходил маршрут колонны.

Наконец этот момент настал: мы спрыгнули с машины. Я отбежал в сторону на двадцать ярдов, спрятался в небольшой ямке за кустом и тут с ужасом осознал, что вся колонна остановилась. Послышались свистки и стрельба. Я увидел охранников, мчавшихся по противоположной стороне дороги. Вероятно, они заметили Лобенхоф-фера, а поскольку он нес наш рюкзак со всем снаряжением, мне ничего более не оставалось, как оставить надежды на спасение. К счастью, в суматохе мне удалось снова вернуться на свое место в грузовике. Лишь мои товарищи знали о моей отлучке, но, естественно, молчали.

Потом я увидел Лобенхоффера. Он стоял с поднятыми руками перед линией направленных на него штыков. Меня охватил ужас при мысли о нашем будущем,,но мой друг ни в чем не был виноват. Он спрыгнул с машины, держа в руках тяжелый рюкзак, в котором, похоже, что-то звякнуло и привлекло внимание часового. Поэтому Лобенхоффера схватили еще до того, как он успел скрыться в джунглях. Это приключение преподнесло нам горький, но полезный урок, а именно: при любой совместной попытке бегства каждый должен иметь с собой все необходимое.

В тот же год нас снова перевели в другой лагерь. На этот раз мы ехали по железной дороге и попали в самый большой лагерь для военнопленных в Индии, расположенный в нескольких милях от города Дехра-Дун. Выше над городом находилась горная станция Массури, летняя резиденция британцев и богатых индийцев. Наш лагерь состоял из семи больших секций, разделенных двойными рядами колючей проволоки, вся его территория была огорожена еще двумя рядами проволочных заграждений, между которыми постоянно двигались патрули.

Условия нового лагеря полностью изменили наши планы. Находясь на равнине, мы ставили себе целью после побега достичь одной из нейтральных португальских территорий. Теперь же прямо перед нами возвышались Гималаи. Как заманчиво для альпиниста выглядела идея пробраться в Тибет по извилистым тропам! А после мы могли бы добраться до линии японских войск в Бирме или Китае.

Теперь план побега нуждался в самой тщательной корректировке. К этому времени надежды на скорое окончание войны рухнули, и нам оставалось либо вообще отказаться от нашего замысла, либо приступить к систематической его подготовке. Переход по густонаселенной территории Индии был нереален, он требовал наличия крупной суммы денег и прекрасного знания английского. Ни тем ни другим я не обладал. Зато мысль о Гималаях не покидала меня. Даже если мои планы не осуществятся, рассуждал я, глоток свободы в высоких горах того стоит.

Поэтому я приступил к ускоренному изучению хинди, тибетского и японского, штудируя в библиотеке различные произведения о путешествиях по Азии. Особое внимание я уделял тем книгам, где описывались места, по которым мог пройти мой возможный маршрут. Я делал выписки из подобных книг и копировал наиболее важные карты. У Питера Ауфшнайтера, моего солагерника в Дехра-Дун, имелись собственные книги об экспедициях в Азию, снабженные картами. Он тщательно прорабатывал их и отдавал все свои заметки и наброски мне. Я делал с них по две копии: одну – чтобы взять с собой во время побега, а вторую про запас, на случай потери оригинала.

С учетом трудностей планируемого пути мне также важно было сохранить хорошую спортивную форму. Поэтому каждый день я часами тренировался на открытом воздухе независимо от погоды, а ночью, притаившись в темноте, изучал привычки охранников.

Меня очень беспокоило почти полное отсутствие денег. Хотя я продал все, без чего мог обойтись, моих сбережений не хватило бы на приобретение необходимых для жизни в Тибете вещей, а тем более – на взятки и подарки азиатским чиновникам. И все же я систематически работал над своими планами. Некоторые друзья помогали мне, хотя сами не намеревались бежать.

Сначала я планировал бежать в одиночку, чтобы не связываться с компаньоном, что могло снизить мои шансы на успех. Но однажды мой друг Рольф Мэйджнер сообщил мне, что один итальянский генерал вынашивает аналогичные планы. Я уже слышал об этом человеке. Поэтому однажды ночью мы с Мэйджнером пробрались сквозь проволочное заграждение в соседнее крыло, где жили сорок итальянских генералов. Моего будущего компаньона звали Марчезе. Он был типичный итальянец: немного за сорок, стройная фигура, приятное обращение и весьма приличная одежда. Его крепкое телосложение произвело на меня особое впечатление. С самого начала мы испытывали трудности в общении. Он не говорил по-немецки, я – по-итальянски, оба знали лишь несколько английских слов. Но с помощью нашего товарища мы объяснялись на ломаном французском. Марчезе рассказал мне о войне в Абиссинии и своей прошлой попытке бежать из лагеря.

К счастью, он получал оклад английского генерала, и деньги для него не составляли проблемы. Он мог приобрести для нашего побега вещи, о которых я сам не смел и мечтать. Что ему было нужно, так это партнер, знакомый с Гималаями, поэтому мы довольно быстро заключили союз, в котором я отвечал за все планирование, а он – за деньги и снаряжение.

Несколько раз в неделю я ползком пробирался к нему, чтобы обсудить детали, и за это время стал специалистом по преодолению проволочных заграждений. Естественно, существовало несколько вариантов побега, но я был склонен остановиться на одном. Дело в том, что на всем протяжении внешнего ограждения лагеря через каждые восемьдесят ярдов были построены навесы с остроконечными, покрытыми соломой крышами, где охранники спасались от тропического солнца. Если б нам удалось перебраться через одну из этих крыш, мы бы преодолели сразу два ряда колючей проволоки.

В мае 1943 года наши приготовления были завершены. Деньги, провиант, компасы, часы, ботинки и маленькие альпинистские палатки – всем запаслись.

Однажды ночью мы решили сделать попытку. Как обычно, я прополз под заграждениями в крыло Марчезе. Там меня ждала лестница, которую нам удалось утащить и спрятать во время небольшого пожара в лагере. Мы прислонили ее к стене хижины и затаились в темноте. Приближалась полночь, и через десять минут должна была состояться смена караула. Часовые готовились сдать вахту и медленно прохаживались взад-вперед. Через несколько минут они достигли места, достаточно отдаленного от нас, но как раз в это мгновение над чайной плантацией поднялась луна.

Момент настал. Сейчас или никогда!

Оба часовых отошли на максимальное расстояние. Я поднялся с корточек и поспешил к заграждению с лестницей в руках. Приставив ее к изгороди, я быстро поднялся и перерезал проволоку, которая преграждала доступ к соломенной крыше. С помощью длинной рогатины Марчезе отодвинул проволоку в сторону, что позволило мне забраться на крышу. Мы договорились, что итальянец незамедлительно последует за мной, когда я раздвину проволоку руками. Но он замешкался на несколько ужасных секунд. Ему показалось, что уже поздно и охранники возвращаются. И в самом деле, послышались их шаги. Не оставив Марчезе времени на сомнения, я подхватил его под руки и затащил на крышу. Он перебрался через нее и тяжело плюхнулся по другую сторону навеса. Перед нами открывался путь к свободе.

Однако мы наделали достаточно шума. Охрана переполошилась и открыла стрельбу. Но когда их выстрелы разорвали тишину ночи, мы уже скрылись в джунглях.

Марчезе, демонстрируя свой южный темперамент, первым делом обнял и расцеловал меня, хотя момент мало подходил для выражения бурной радости. В небо взмывали осветительные ракеты, кругом раздавались свистки, свидетельствовавшие о том, что погоня идет за нами по пятам. Спасая свои жизни, мы бежали изо всех сил, пользуясь кратчайшим путем, который я тщательно изучил во время своих отлучек из лагеря. Погоня отстала…

Мы не выходили на дороги и огибали немногочисленные деревни, которые встречались на нашем пути. Сначала наши мешки казались легкими, но постепенно становились все тяжелее. Однажды, завидев нас, жители какой-то деревни забили в барабаны. Мы сразу догадались, что они подняли тревогу. Это была одна из тех трудностей нашего побега, которую любому представителю белой расы даже трудно себе представить. В Азии каждый сахиб всегда путешествует в сопровождении слуг и никогда ничего не несет сам. Что же могли подумать местные сельчане, завидя двух тяжело нагруженных европейцев, идущих пешком по сельской местности!

Тогда мы решили продвигаться ночью, зная, что индусы избегают бродить по джунглям в темноте, боясь диких животных. Нас самих перспектива встречи с хищниками не очень прельщала, так как в лагере мы часто читали газетные сообщения о зверях -людоедах – тиграх и леопардах.

На рассвете мы спрятались в вади (высохшем русле реки) и просидели там до темноты; спали и ели, изнывая от изнуряющей жары. За все это время мы видели лишь одного человека, пасущего коров. К счастью, он нас не заметил. Особен-4ю мы страдали от жажды: у каждого из нас было только по одной бутылке воды, которую нужно было растянуть на весь день. Неудивительно, что к вечеру мы с трудом владели собой: хотелось поскорее возобновить путь, а ночь казалась слишком недолгой, чтобы покрыть значительное расстояние. Нам предстояло найти самую короткую дорогу через Гималаи в Тибет, а это означало несколько недель изнурительной ходьбы, пока мы не сможем почувствовать себя в безопасности.

На следующий вечер после побега мы перевалили через первую гору. На вершине немного передохнули. В трех тысячах футов под нами лагерь для военнопленных мигал своими бесчисленными огоньками. В одиннадцать часов все огоньки разом погасли, и только прожекторы, расположенные вокруг лагеря, давали представление о его огромных размерах.

Тогда впервые в жизни я понял, что такое свобода. Нас распирало от радости, и мы с сочувствием вспоминали о двух тысячах пленных, вынужденных жить там, за колючей проволокой.

Однако времени для раздумий было мало. Нам предстояло найти дорогу в долину Джумна, о которой мы практически ничего не знали. В одной из небольших долин на нашем пути встретилась расщелина, настолько узкая, что мы не могли в нее протиснуться. Пришлось ждать до утра. Окрестные места выглядели настолько заброшенными и уединенными, что я без опаски использовал предоставившуюся возможность, чтобы покрасить свои белобрысые волосы и бороду в черный цвет. Я также смазал лицо и руки смесью перманганата, коричневой краски и жира, чтобы придать им темный оттенок. После этого я отдаленно стал походить на индуса. Это могло помочь, если в трудную минуту нам придется утверждать, что мы совершаем паломничество к святому Гангу. Что же касается моего спутника, то он был достаточно смугл и на расстоянии мог сойти за местного жителя. Естественно, мы рас считывали избежать более тщательного обследования.

Мы тронулись в путь еще до темноты и вскоре пожалели об этом. Проходя по склону, мы натолкнулись на нескольких крестьян, которые сеяли рис. Стоя наполовину раздетыми в мутной воде, они удивленно глазели на двух мужчин с тяжелыми мешками на спине. Крестьяне показывали пальцами на вершину холма, где виднелась деревня, видимо пытаясь нам сказать, что там находится единственный выход из ущелья. Во избежание ненужных вопросов мы сразу повернули в указанную сторону и через несколько часов бесконечных подъемов и спусков вышли наконец к реке Джумна.

Между тем наступила ночь. Мы планировали пройти по берегу этой реки до ее слияния с одним из притоков, Агларом, а затем проследовать вдоль него до самого водораздела. Оттуда оставалось недалеко до Ганга, который должен был привести нас к Гималайской гряде. Большая часть нашего пути пролегала по пустынной местности. Лишь несколько раз мы встречали у реки тропинки, протоптанные рыбаками. В то утро Марчезе чувствовал себя очень усталым. Я приготовил для него хлопья с водой и сахаром и уговорил хоть немного поесть. К сожалению, участок, где мы устроили привал, мало подходил для стоянки. Кругом ккшели большие муравьи, они кусались, глубоко вгрызаясь в кожу, и не давали спать. Казалось, что этот день никогда не закончится.

К вечеру нетерпение моего товарища усилилось, и мне показалось, что он почувствовал себя лучше. Марчезе тоже был уверен, что до следующей ночи его недомогание пройдет, однако вскоре после полуночи совсем сдал. Он не был готов к таким неимоверным физическим нагрузкам, ка кие приходилось испытывать сейчас нам. И здесь, слава богу, пригодились мои упорные тренировки и закалка. Зачастую мне приходилось нести поклажу моего товарища, привязав ее поверх своего рюкзака. Следует заметить, что мы обмотали свои рюкзаки индийскими джутовыми мешками, дабы не вызывать подозрений.

Последующие две ночи мы шли вверх по течению Аглара. Нам часто приходилось брести по воде, если путь по берегу преграждали джунгли или валуны. Однажды, когда мы отдыхали на берегу между двух скал, несколько рыбаков проплыли мимо, но нас не заметили. В другой раз, когда нам не удалось избежать встречи с рыбаками, мы попросили их на ломаном хинди продать немного форели. Похоже, наш вид был достаточно жалок, и рыбаки не просто дали, а даже приготовили нам рыбу, беспрестанно болтая и покуривая свои маленькие индийские сигареты, совершенно непригодные для европейцев. Марче-зе (который до нашего побега был заядлым курильщиком) не сдержался и попросил закурить, но после пары затяжек потерял сознание и упал как подкошенный. К счастью, он быстро оправился, и мы смогли продолжить путь.

Позже мы повстречали несколько крестьян, которые несли масло в город. К этому времени мы чувствовали себя более уверенно и попросили продать немного нам. Один из них согласился. Однако, когда он стал перекладывать из своего горшка в наши почти растаявшее масло своими черными, грязными руками, нас чуть не стошнило от отвращения.

Наконец долина расширилась. Мы шли мимо рисовых и кукурузных полей. Найти хорошее убежище на день становилось все труднее. Однажды утром нас нашли крестьяне, и, пока они задавали нам множество нескромных вопросов, мы собрали свои пожитки и поспешили уйти. Не успели мы найти себе новое укромное местечко, как повстречали еще восемь человек. Они кричали и требовали, чтобы мы остановились. Казалось, на этот раз удача от нас отвернулась. Посыпались бесчисленные вопросы, но я на все давал лишь один ответ: мы паломники из отдаленной провинции. Как ни удивительно, мы прошли это испытание, и через некоторое время нас отпустили. С трудом верилось, что нам все же удалось от них отделаться. Даже пройдя значительное расстояние, мы никак не могли успокоиться – нам все чудились за спиной шаги преследователей.

Похоже, в тот день над нами висело какое-то проклятие, и кругом нас ожидали одни неприятности. В конце концов мы пришли к печальному выводу, что, миновав водораздел, мы все еще не покинули долины Джумны, а это означало отставание от намеченного срока на пару дней.

Нам снова пришлось карабкаться в гору, и вскоре мы оказались в густом лесу рододендронов, настолько безлюдном, что мы уже понадеялись хорошенько выспаться в течение дня. Однако неожиданно появилось стадо коров, и нам пришлось передвинуть свой лагерь дальше, чтобы никто не мешал нашему дневному отдыху.

В последующие ночи наш путь пролегал по сравнительно малонаселенной местности. На свое несчастье, мы довольно скоро поняли причину отсутствия людей. Здесь практически не было воды. Жажда настолько измучила нас, что один раз я совершил непростительную ошибку, которая могла бы иметь ужасные последствия. Встретив на пути небольшой пруд, я тут же бросился в него и, не приняв никаких мер предосторожности, стал пить воду большими глотками. Результаты были печальными. Оказалось, что это один из тех прудов, куда водные буйволы обычно прячутся от жары, и там больше грязи, чем воды. За надрывным кашлем последовала рвота, и прошло немало времени, прежде чем я оправился от своего купания.

После этого происшествия жажда стала настолько невыносимой, что мы были уже не в состоянии продолжать путь и легли отдыхать, хотя до рассвета было еще далеко. Когда настало утро, я взобрался на крутой склон в поисках воды и нашел ее. Последующие трое суток мы чувствовали себя немного лучше. Наш путь пролегал по сухому пихтовому безлюдному лесу. Индусы встречались довольно редко, и мы не боялись быть обнаруженными.

На двенадцатый день нашего путешествия мы наконец достигли берега Ганга. Самый набожный индус, наверное, не радовался бы так при виде священных вод этой реки! Теперь мы могли следовать по Дороге паломников до истоков Ганга, а это намного упрощало задачу, или нам просто хотелось в это верить. Наша система ночных переходов и дневного отдыха до сих пор вполне себя оправдывала, и мы решили не рисковать и дальше придерживаться ее.

Но возникала еще одна проблема: продукты у нас практически закончились. От бедного Марчезе остались кожа да кости, хотя он и не сдавался. К счастью, я чувствовал себя довольно сносна и еще имел достаточный запас сил.

Все свои надежды мы возлагали на чайные и продуктовые магазины, которые встречались повсюду вдоль Дороги паломников. Некоторые из них работали до поздней ночи. Их легко можно было узнать по слабому мерцанию масляных ламп. Подправив свой грим, я вошел в первый же из встреченных нами магазинов, откуда меня тут же выставили с криками и оскорблениями. Они явно приняли меня за вора. Этот печальный опыт в некоторой степени все же обрадовал меня – мой вид был достаточно убедительным.

Дойдя до следующего магазина, я вошел туда, держа деньги в руках нарочито открыто. Это произвело хорошее впечатление. Тогда я сказал продавцу, что мне нужно купить продукты на десять человек, чтобы он правильно отреагировал на покупку сорока фунтов еды, сахара и лука.

Продавцы с большим интересом изучали мои бумажные деньги, чем меня самого, поэтому через некоторое время я покинул магазин, неся тяжелый куль с продуктами. Следующий день был удачный. Наконец мы имели достаточно еды, и Дорога паломников после долгой ходьбы по пересеченной местности казалась нам гладким проспектом.

Однако наша радость была недолгой. На следующем привале к нам подошли мужчины, собиравшие дрова для очага. Они увидели Марчезе, который из-за жары лежал полураздетый. Он настолько исхудал, что можно было сосчитать ребра, и казался действительно больным. Естественно, мы выглядели подозрительно, так как не пользовались обычными придорожными закусочными для паломников. Индусы пригласили нас в свою хижину на ферме, но мы отказались пойти с ними, объяснив это плохим состоянием здоровья Марчезе. Тогда они ушли, но скоро вернулись. Стало ясно, что они заподозрили в нас беглецов, поскольку попытались шантажировать, утверждая, что один англичанин с восемью солдатами ищет в округе пару беглых заключенных и посулил местным жителям вознаграждение за любую информацию, которую они смогут ему предоставить. Они обещали скрыть встречу с нами, если мы дадим им денег. Но я придерживался своей легенды, будто бы я доктор из Кашмира, в подтверждение чему демонстрировал мой медицинский саквояж.

Индусы снова покинули нас благодаря то ли вполне натуральным стонам Марчезе, то ли моей актерской игре. Следующую ночь мы провели в постоянном страхе, ожидая возвращения крестьян вместе с официальным представителем власти. Но нас больше никто не беспокоил.

При таком положении вещей нам с трудом удавалось восстановить свои силы днем. Фактически днем мы находились в большем напряжении, чем ночью, – не в физическом, а в постоянном нервном напряжении. К середине дня наши бутылки с водой обычно пустели, и казалось, что день никогда не закончится. Каждый вечер Марчезе героически шел вперед и, несмотря на изнеможение, продолжал идти до полуночи. После этого ему нужно было поспать пару часов, чтобы преодолеть еще один отрезок пути. К утру мы разбивали лагерь и наблюдали из своего убежища за дорогой, по которой нескончаемым потоком шли паломники. Несмотря на их довольно странное облачение, мы завидовали им. Счастливчики! У них не было причин скрываться от кого-либо. В лагере мы слышали, что в летние месяцы этим путем проходит около шестидесяти тысяч человек, и теперь лично убедились в этом.

Следующий переход был довольно длинным, но уже к полуночи мы добрались до священного города Уттар-Каши. Вскоре мы затерялись в его узких.улочках. Марчезе присел в темном уголке вместе с нашей поклажей, а я отправился в одиночку искать, куда нам идти дальше. Через открытые двери храмов можно было видеть лампады, горевшие перед пучеглазыми идолами. Время от времени я прятался в тени, чтобы не быть замеченным монахами, переходящими из храма в храм. Мне потребовалось не меньше часа, чтобы снова найти Дорогу паломников, продолжение которой находилось на другой стороне города. Из множества прочитанных мной туристических книг я знал: теперь нам предстоит пересечь так называемую «внутреннюю границу». Эта линия проходит параллельно настоящей границе на расстоянии примерно 60 – 120 миль. Всем путешествующим по этой территории, за исключением местных жителей, необходимо иметь при себе пропуск. А поскольку у нас его не было, требовалось с особенной тщательностью обходить полицейские посты и патрули.

Мы шли вверх по склонам долины, становившейся все более и более безлюдной. Днем мы без труда находили подходящее убежище, и я мог часто покидать его в поисках воды. Однажды я даже разложил небольшой костер и приготовил кашу – это была наша первая горячая пища за две недели.

Мы уже поднялись на высоту почти в 7000 футов и ночью часто встречали становища бхутия, тибетских торговцев, которые в летнее время ведут свои дела в Южном Тибете, а зимой возвращаются в Индию. В жаркий сезон многие из них живут в небольших деревушках, расположенных на высоте более 10 000 футов, и выращивают ячмень. Весьма неприятной особенностью этих деревушек были сильные и злые тибетские собаки, лохматые и низкорослые, с которыми мы повстречались впервые.

Однажды ночью мы достигли одной из таких деревень, обитаемых только летом. Деревня выглядела довольно уютно, крыши лачуг покрывали дранка и камни. Однако за деревней нас поджидал неприятный сюрприз в виде быстрого ручья, вышедшего из берегов и превратившего всю округу в болото. Перейти его не представлялось возможным. В конце концов мы оставили тщетные попытки найти переправу и решили дождаться дня, чтобы понаблюдать за окрестностями из своего укрытия. Нам не верилось, что Дорога паломников могла закончиться на этом самом месте. На следующее утро мы с удивлением наблюдали за группой паломников, перешедших ручей именно там, где мы не сумели. К сожалению, деревья помешали нам толком рассмотреть, как переправлялись индусы. А несколько позже произошло еще одно удивительное событие – новые группы паломников больше не появлялись. На следующий вечер мы снова попробовали перейти ручей в том же месте и снова потерпели неудачу. Наконец меня осенило: перед нами бежал поток, питающийся талой водой с горных вершин. С полудня и до позднего вечера уровень воды был самый высокий, а ранним утром вода спадала.

И я оказался прав. Когда с первыми лучами солнца мы приблизились к ручью, то обнаружили примитивный мост, сложенный из полузатопленных бревен. Стараясь не потерять равновесия, мы перешли на другой берег. К сожалению, нам пришлось преодолевать таким хитроумным способом еще не один и не два ручья. Когда я уже пересек последний из них, Марчезе, шедший сзади, поскользнулся и упал в воду, но, к счастью, на бревна, иначе его унесло бы потоком. Промокший до нитки и измотанный, он наотрез отказывался двигаться дальше. Я просил его дойти хотя бы до укрытия, но он расстелил свои мокрые вещи для просушки и начал разжигать костер. Тогда я впервые пожалел, что не прислушался к многократным просьбам Марчезе бросить его и продолжать путь самостоятельно.

В пылу спора мы не заметили появившегося возле пас индуса, который, увидев разложенные кругом различные предметы явно европейского происхождения, начал задавать вопросы. Только тогда Марчезе понял, какая опасность нам угрожала. Он быстро собрал свои вещи, но мы не успели пройти и пары шагов: нас остановил другой индус благородного вида, возглавлявший шеренгу из десяти солдат. На отличном английском языке он потребовал предъявить пропуска. Притворившись, что ничего не понимаем, мы стали доказывать, что совершаем паломничество из Кашмира. Индус на секунду задумался над нашими словами и затем предложил решение, положившее конец всем нашим надеждам на спасение. По его словам, в соседнем доме остановились два кашмирца, и, если они нас поймут, мы сможем продолжить свой путь. Какой же злой рок принес сюда двух кашмирцев именно сейчас? Ведь именно кашмирцы появлялись здесь крайне редко.

Те двое, о которых шла речь, оказались вызванными из Кашмира экспертами по борьбе с последствиями наводнений. Когда мы предстали перед ними, то поняли, что момент нашего разоблачения настал. Как мы и договорились поступать в таких случаях, я заговорил с Марчезе по-французски. Наш индус тут же встрял в разговор, тоже по-французски, и приказал нам открыть свои мешки. Когда он увидел мою англо-тибетскую грамматику, то предложил нам сразу же признаться, кто мы такие. Ничего не оставалось, как выполнить его требование. Но свою национальность мы не назвали.

Вскоре после этого мы уже сидели в уютной комнате и пили чай, чувствуя, однако, горькое разочарование: ведь нас поймали на восемнадцатый день путешествия.

Допрашивал нас сам начальник Департамента лесного хозяйства штата Техри-Гархвал. Он изучал лесоводство в английских, немецких и французских школах и хорошо знал все три языка. Чиновник приехал в этот район с инспекцией последствий наводнения, самого страшного в этих местах за последние сто лет. Улыбнувшись, он выразил сожаление по поводу его личного присутствия здесь, добавив, что обязан выполнить свои функции, раз уж нас к нему привели.

Сегодня, когда я думаю об обстоятельствах, которые привели к нашему задержанию, мне кажется, что оно было неизбежно, что мы стали жертвами чего-то большего, чем просто неудача. И все же я ни на минуту не сомневался: мне снова удастся бежать. Однако Марчезе, до предела истощенный, оставил все надежды на повторный побег. Мой товарищ охотно отдал мне большую часть своих денег, зная, что у меня их почти нет. Воспользовавшись вынужденным отдыхом, я налег на еду, поскольку за последние несколько дней мы почти ничего не ели. Повар инспектора лесничества постоянно нас подкармливал. Половину еды я прятал в свой рюкзак. Ранним вечером мы заявили, что очень устали и хотим спать. Нашу спальню заперли снаружи, а лесовод поставил свою кровать на веранде под нашим окном, чтобы мы не могли через него убежать. Но когда он ненадолго отлучился, мы с Марчезе воспользовались случаем и устроили показную ссору. Марчезе исполнял две роли одновременно, выкрикивая оскорбления то громким, то тихим голосом, а я в это время схватил свой рюкзак, выпрыгнул в окно на кровать эксперта и побежал к концу веранды. Было уже темно. Подождав несколько секунд, пока часовые скрылись за углом дома, я спрыгнул вниз с двенадцатифутовой высоты. Почти без шума упав на мягкую землю, я вскочил, перебрался через окружавшую сад стену и скрылся во мраке леса.

Я снова был свободен!

Все было спокойно. Несмотря на страх, я не мог сдержать смеха при мысли, что Марчезе в соответствии с нашим планом все еще продолжает ругать меня, а эксперт лесного хозяйства продолжает караулить нас в своей кровати под окном.

Однако следовало торопиться. Я побежал. Но в спешке не заметил отары овец. Не успел я опомниться, как оказался среди них и сторожевая собака схватила меня сзади за штаны и не отставала, пока не оторвала кусок материи. В ужасе я рванулся в сторону, но тут же сообразил: выбранная мной дорога слишком крута. Пришлось вернуться, обойти отару стороной и выбрать другую дорогу. Вскоре после полуночи я обнаружил, что снова ошибся. И снова мне пришлось возвращаться на несколько миль назад, задыхаясь от спешки. Эти тщетные метания отняли у меня четыре часа, а рассвет уже приближался. За очередным поворотом я увидел медведя примерно в двадцати ярдах от себя. К счастью, он прошаркал прочь, не обращая на меня никакого внимания.

На рассвете я снова спрятался, хотя вокруг не было никаких признаков чьего-нибудь присутствия. Для пересечения тибетской границы мне предстояло сперва дойти до деревни, по другую сторону которой лежала свобода. Я шел без остановки всю следующую ночь и уже начал удивляться, куда подевалась пресловутая деревня. Судя по моим записям, она располагалась на противоположном берегу реки, через которую был перекинут мост. Я уж подумал, что прошел мимо, но успокоился, подумав: не заметить деревню невозможно. И беззаботно продолжил свой путь, хотя уже рассвело.

Это было моей ошибкой. Миновав пирамиду больших валунов, я оказался прямо у хижин; перед ними стояла толпа яростно жестикулирующих людей. Ночью я дважды сбивался с пути, и мои преследователи воспользовались шансом меня опередить. Мне приказали сдаться, после чего отвели в дом и предложили прохладный напиток.

Здесь я впервые встретил тибетских кочевников, пригоняющих в Индию своих овец, привозящих соль и возвращающихся домой нагруженными ячменем. Меня угостили тибетским масляным чаем с цампой, основным продуктом питания этих людей; я впоследствии им питался несколько лет, но на первое знакомство с данным «лакомством» мой желудок отреагировал весьма отрицательно.

Я провел в этой деревне под названием Неланг двое суток, потихоньку вынашивая идею следующего побега. Однако я был слишком измотан физически и подавлен морально, чтобы незамедлительно воплотить ее в реальность.

Обратный путь по сравнению с моими последними приключениями был сплошным удовольствием. Мне не пришлось нести поклажу. За мной хорошо присматривали. Встретил я и Марчезе, жившего в качестве гостя в личном бунгало специалиста по лесному хозяйству. Мне тоже предложили остаться. И каково же было мое удивление, когда спустя несколько дней к нам привели еще двух сбежавших из нашего лагеря военнопленных: Питера Ауфшнайтера, моего соратника по экспедиции в Нанга-Парбат, и некого отца Ка-ленберга. Между тем я опять стал строить планы побега. Мне удалось подружился с охранником-индусом, готовившим для нас еду; он внушал мне доверие. Я передал ему свои карты, компас и деньги, ибо знал: меня обыщут перед отправкой назад в лагерь. Я сказал индусу, что вернусь снова следующей весной и заберу у него вещи. Он торжественно обещал ожидать меня в мае.

Марчезе был все еще слаб и не мог идти, поэтому его посадили на лошадь. Впереди нас ожидала еще одна приятная задержка. Махараджа Техри-Гарвала устроил нам довольно радушный прием. После чего мы снова оказались за колючей проволокой.

Побег оставил заметный след на моей внешности. Когда на обратном пути я мылся в теплом ручье, мои волосы стали выпадать клоками. Оказалось, что краска, с помощью которой я гримировался под индуса, была ядовитой.

После столь неожиданного облысения, а также после всех перенесенных мною испытаний друзья по лагерю с трудом меня узнали.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.