Глава 6 ЛЕС УРОЧИЩА БРАНИЛЕЦ

Глава 6

ЛЕС УРОЧИЩА БРАНИЛЕЦ

Зажав зубами мундштук трубки, полковник Брандт рассматривал с тревожным выражением лица и чрезвычайным вниманием штабную карту совершенно нового района, который попал под его командование. Клаус, Хайнц и Манфред бурно дискутировали, и он остановил взгляд на мгновение на большой нервной руке Клауса, выглядевшей великолепно на плоской карте. Прекрасная человеческая рука. Его собственная культя показалась ему безобразной.

— Наша артиллерия должна располагать возможностью вести заградительный огонь с пяти опорных пунктов. Вот база. Важно надежно удерживать все основные пути проникновения, а коммандос обеспечат окружение и охоту, — объяснял Клаус. Затем, повернувшись к полковнику, он добавил: — Вы не думаете, что мы могли бы реабилитировать Ханса Фертера?

— Не беспокойтесь, это уже сделано. Фертер запросил новое назначение.

Четыре офицера возобновили обсуждение.

Их оперативная зона располагалась в излучине Десны между селениями Бороденка и Бранилец, затем тянулась дугой вокруг высоты 214, отстоящей от реки на тридцать километров.

Множество речушек, несколько болот, четыре озера, малое число дорог, пригодных для автотранспорта, притягивали к этому району партизан, которые могли перемещаться отсюда в четырех важных направлениях: на Брянск, Мглин, Унечу и Новгород-Северский.

Военная судьба, потеря полковником Брандтом руки воссоздали команду егерей такой, какой она была год назад. Больше не надо было бросать танки к сердцу Украины. Теперь боевые действия велись изо дня в день.

КП полковника размещался в Яролишеве, база коммандос — в Алешенке, на расстоянии шести километров. Четыре укрепленные деревни и пять опорных пунктов составляли основу обороны и оперативную зону.

Потребовалось десять дней, чтобы обустроиться на новом месте. Клаус и Хайнц обошли все опорные пункты и тщательно выстроили систему оповещения ракетами и по радио. Со своей стороны, братья Ленгсфельд проверили расположение всех защитных минных полей.

Теперь можно было начинать рейды.

Одним из важных мероприятий, предпринятых Брандтом с подачи Клауса, было введение выборов старост — а не назначение вермахтом — в наиболее важных деревнях. Он провел также своего рода перепись населения. Но она проходила не просто, потому что недоверчивые и пугливые жители деревень скрывались или являлись в регистратуру и давали фальшивые имена. Манфред, со своей стороны, предпринял попытку переписать весь домашний скот. Если предположить, что партизаны с приближением зимы будут нуждаться в мясе, то важно лишить их столь необходимого питания. Эрнст Райхель ставил тавро на животных, которое сам изготовил.

Что касается Гюнтера, то он вслед за Людвигом, ставшим поваром-медсестрой, ввел регулярные консультации для жителей пяти опорных пунктов. Но как говорил Большой Мартин, все это самообман. И партизаны не будут наблюдать со слезами на глазах за действиями всех этих «служек» с автоматами на плече.

Перемирие продолжалось между тем потому, что партизаны провели полную реорганизацию. Перед наступлением на лес урочища Любки Мясенко получил из Москвы приказ разделить свой отряд на два. Сам он должен был отправиться в Клетню, где принять командование над новым отрядом численностью девятьсот человек. Яковлев и его бывший отряд отправлялись на юг для обустройства в лесу урочища Бранилец.

Перед расставанием два командира подвели итог действиям за последние недели. Они оказались достаточно благоприятными. Разрозненные группы партизан были объединены в формирование, достаточно многочисленное, дисциплинированное и боеспособное. Сто восемьдесят убитых и двадцать один пропавший без вести — это не очень высокая плата за такой результат.

Они отметили, что массовые казни мирного населения и разрушения, осуществлявшиеся фашистами, производят противоположный эффект. Немцы думали, что это вызовет страх и приведет к покорности. Но это было ошибкой, за которую они уже дорого заплатили. Отныне в каждом городе, в каждом доме некоторое безразличие в поведении многих рядовых людей замещалось активной ненавистью. Люди ничего не забывали.

Прибыв в свой новый лагерь, Яковлев должен был провести полное военное и политическое обустройство. Нужно было заново рыть землянки, наладить связи, организовать наблюдение за дорогами. Крупные операции немецкой армии в августе имели фактически единственным результатом трату времени на партизан. Их невозможно было заставить исчезнуть.

Гайкин, ответственный за разведку, был удивлен добытой им информацией об организационных мероприятиях, проведенных немцами. По его мнению, только у солдат из деревни Миликонец могли возникнуть такие идеи. Вскоре его догадка подтвердилась, и, когда Яковлев узнал об этом, он потирал руки от удовольствия, довольный тем, что выяснил.

Район их нового пребывания был спокойным. Урожай, как правило, собирали под присмотром вооруженных групп. Деревенские жители, хотя и с некоторой неохотой, изъявляли желание сидеть смирно.

Вначале Яковлев приказал уничтожить пять чересчур активных старост. Так как ему нужно было произвести впечатление на жителей, он решил, что пять убийств следует совершить в одну ночь.

Группа из десяти партизан отправилась из лагеря в деревни. Одним из пунктов назначения был Яролишев. Но оттуда передали информацию: убийство совершила сама жена старосты.

Пять убийств никого особенно не удивили: ни немецких солдат, ни тем более жителей. Когда старосту Яролишева обнаружили в постели с перерезанным горлом и табличкой на груди «Предатель Родины», люди качали головами и после выражения соболезнований вдове ждали дальнейшего развития событий.

Ханс Фертер занялся расследованием. По зрелом размышлении он счел убийство преступлением соседей, если не убийством из ревности. Правда, имелась табличка, но в военное время она могла послужить отличным алиби. Вместе с Густавом Хальгером он допросил соседей, обыскал дом, побеседовал с вдовой убитого. Не надо было обладать большим умом, чтобы убедиться в ее виновности. Через двое суток вдову публично судили. Выяснилось, что у нее было много любовников. Ее приговорили к казни и повесили.

Крестьяне были озадачены, Яковлев взбешен, а Фертер ожидал второго тура.

Полковник Брандт полностью отказался от вспомогательной полиции и сохранил в своем распоряжении полуроту казаков (из формирований предателей, созданных немцами при содействии таких деятелей, как генерал царской армии и атаман войска Донского в 1918 году П. Краснов (1869–1947; повешен). — Ред.), постоянно осуществляющих верхом на лошадях тщательное наблюдение. Десять из них угодили в засаду. Их ужасно изуродованные трупы партизаны поместили в корзину и принесли под стены опорного пункта номер два. Когда об этом узнали соратники погибших, они организовали карательную экспедицию, которой Ханс Фертер не мог помешать. Он смог лишь отобрать трупы убитых мирных жителей, чтобы оставить только мужчин — умерщвленных женщин и детей похоронили тайком — и с табличками «Партизаны» на шеях поместить в ту же корзину и показать в деревнях.

Ханс Фертер отлично понимал, чего хочет добиться от немцев Яковлев: вовлечь в цепную реакцию репрессий, чтобы разрушить возникшую видимость спокойствия. В этой игре партизаны будут всегда выигрывать. Поэтому нужно было начать новую охоту до наступления зимы.

В Алешенке, где базировались коммандос, насчитывалось сто пятьдесят жителей, большинство из которых — женщины. Они жили по-солдатски. Вермахт содержал их, но взамен они должны были обрабатывать свои огороды и сады (идея Людвига) и сохранять стада коров и овец деревни. Все это делалось, чередуя смены караулов и учебные стрельбы.

Покидая Ревны, Клаус набрал одиннадцать солдат, чтобы полностью укомплектовать свои взводы. Все они были привлечены из спецподразделений, которые входили в начале лета в другие дивизии и были предназначены для формирования будущих команд егерей. Один из новобранцев выделялся среди других — парень из Оденвальда (низкие горы на стыке Баварии, Гессена и Баден-Вюртемберга. — Ред.) Антон Брахт, который прогуливался с флейтой. Братья Ленгсфельд возмущались!

Егеря подкормились, пообщались с женщинами (унтер Байер вел строгий учет, потому что должен был знать двадцать четыре часа в сутки, где находится каждый солдат). Хайнц выбрал худенькую брюнетку, особенно удобную в постели, когда их любовные игры переходили в бешеную страсть. Она успокаивалась и смирялась только на время готовки пищи и стирки белья.

Манфреда впервые не устраивала такая безмятежность. Отстраняясь все больше и больше, становясь судьей и арбитром, он полагал, что два противника, как на ринге, взяли передышку, наблюдая друг за другом. Но такое ожидание не сулило коммандос ничего хорошего: напротив, оно вредило им. В такой войне оно было неприемлемо.

Когда Ханс Фертер потребовал возобновления патрулирования, Манфред почувствовал некоторое облегчение. Другие фактически тоже. Людям, хорошо натасканным на спецоперации, не хватало серьезных дел, чтобы в полной мере воспользоваться тем, что им может предложить жизнь.

К северу от Алешенки, на другом берегу реки Трескины, располагались две укрепленные деревни, которые решили именовать № 1 и № 2 из-за их ужасно сложных названий. Из них наблюдали за лесом урочища Бранилец. Сообщалось обо всех подозрительных перемещениях. Клаус решил послать туда взводы Манфреда и Хайнца.

В течение недели оба взвода патрулировали район днем и ночью, лишь на несколько часов возвращаясь в опорные пункты за информацией и коротким отдыхом. Все это не вызывало большого интереса. В последний день, по чистой случайности — или по убеждению, — Манфред и его люди задержали на дороге к укрепленному пункту № 1 телегу, везшую троих мужчин и одну женщину. Возможно, ничего бы не произошло, если бы один из русских не проявлял чрезмерного испуга. После этого телегу обыскали. Нашли сотню листовок. Женщина выглядела — или казалась — полной дурой, но она была связана с тремя мужчинами, поэтому их всех повели по дороге к Алешенке.

Тщательный обыск испугавшегося крестьянина позволил обнаружить чертеж опорных пунктов, преграждавших дорогу к лесу, и что-то похожее на план атаки. Этого крестьянина допрашивали достаточно основательно, после чего он, наконец, признался.

В ходе допроса Ханс Фертер делал записи, которые противоречили его предыдущим заметкам, и он невольно совершил первую ошибку.

Полковник Брандт, введенный в курс дела, разрешил Клаусу действовать, и коммандос в большом возбуждении начали готовить Яковлеву засаду.

Согласно плану, изъятому у партизана, первую атаку, намечавшуюся через шесть дней, нацеливали против опорного пункта № 2, который образовывал вершину треугольника, одну сторону которого составляла река Трескина, а другую — дорога из Яролишева.

Клаус решил перебросить туда всех коммандос и сначала изучить обстановку.

Отъезд состоялся после полудня, чтобы добраться до опорного пункта с наступлением ночи. С общего согласия решили воспользоваться дорогой.

Погода была отличной. Люди в прекрасном настроении вспоминали о больших прошлых боевых делах, а Хайнц подгонял их. К семи вечера они пересекли мост. Сразу за ним дорога шла по каменистому участку, довольно необычному в этой местности. Валуны, кустарник, желтоватая земля, где ничего не могло цвести. Вышли на простор, ландшафт был красив, но любоваться им долго не пришлось.

Перед ними громыхнул мощный взрыв. Дорога, казалось, раскололась надвое и вздыбилась до неба. В тот же момент со всех сторон сразу зазвучал астматический шум стрелявших русских пулеметов и вой мин, выпущенных из минометов. Ха-Йот опустился в яму на дороге и быстро задействовал свою рацию. Ползя по сухой потрескавшейся земле, егеря постарались укрыться, чтобы ввести в бой свое оружие, в то время как взвод унтера Байера отступал к реке. Но прежде чем они до нее дошли, взорвался, в свою очередь, мост.

Хайнц сжал зубы: они плохо начали. Под вопросом успешный исход операции. Надо было рассредоточиться, и побыстрее.

Большой Мартин собрал окровавленными руками все камни, какие можно было достать, для укрытия своего пулемета. С другой стороны, нашлось время, чтобы выстроить оборонительные стенки и уверенно стрелять из-за этого надежного укрытия.

Унтер Байер осмотрел то, что осталось от моста. Два егеря прыгнули в воду, чтобы собрать как можно больше досок. Двое других начали крепить веревки с обоих берегов реки, чтобы наладить переправу под прикрытием пулеметов.

Клаус предупредил по радио гарнизон опорного пункта № 2. Он считал, что ни отвага, ни оружие не спасут их шкуру, и всего несколько минут могут оказаться роковыми для него и его людей. Унтер Байер должен был предупредить его о своих приготовлениях, но возможность самостоятельного успешного отхода коммандос была исключена. Может, в последнюю минуту они предпримут попытку прорыва, когда уже нечего будет терять…

Хайнц, тесно прижавшись к земле, внимательно наблюдал за огневыми точками русских. Ему показалось, что партизаны медленно разбивались на две группы и в центре дороги появилось свободное пространство.

Пятнадцать егерей присоединились к Ха-Йоту и превратили воронку от взрыва в настоящий опорный пункт. Они вели беспрерывный огонь, чтобы любой ценой помешать партизанам перейти в наступление, иначе худо дело.

Едкий запах расползался по обожженным скалам. В результате взрывов снарядов разлетались на куски камни. Слышались крики, за ними — стоны. Пулеметы на время прекращали стрельбу, чтобы дать возможность вынести убитых и раненых, и вновь продолжали вести огонь.

Первые бронемашины с подкреплением появились в момент, когда огонь партизан стал ослабевать.

Затем — прямо театр какой-то — все исчезло. Клаусу показалось, что он помешался или совершенно оглох.

В них больше никто не стрелял с противоположной стороны. Егерям и солдатам подкрепления понадобилось несколько минут, чтобы убедиться: партизаны ушли совсем.

Увы, о немедленном преследовании не могло быть и речи. Под прикрытием бронемашин эвакуировали убитых и раненых: пятеро погибло, одиннадцать ранено. Отличный результат. Руку Манфреда слегка поранило осколком. Лицо Клауса, не замечавшего ранения в щеку осколком камня, было в крови.

Люди расспрашивали друг друга, переговаривались в полном замешательстве.

Быстро приходили в себя.

С севера донесся грохот ожесточенной перестрелки. Вторая группа партизан атаковала опорный пункт.

Пока солдаты собирались, пока заботились о раненых, партизаны сожгли и разграбили опорный пункт № 2 и без особого труда вернулись в лес урочища Бранилец.

На тлеющие руины опорного пункта спустилась ночь, когда Клаус с командиром подкрепления решили его восстановить. Несмотря на усталость, люди стали копать окопы, сооружать пулеметные гнезда и позиции для легких орудий, заграждения из колючей проволоки. Увы, боеприпасов оставалось мало, потому что склад их взлетел на воздух вместе со всем остальным.

К счастью, полковник Брандт сообщил по радио, что прибудут новые подкрепления.

Посоветовавшись с Манфредом и Хайнцем, Клаус решил послать дозор, который сам и должен был возглавить. Набралось двадцать добровольцев. Их отбирал Хайнц, потому что участвовать в рейде хотели все.

Опорный пункт № 1, ближе к лесу, теперь остался в изоляции, и именно с этой стороны нужно было сейчас провести рекогносцировку.

Двадцать коммандос разделились на две группы и двинулись по обочинам дороги: по левой — группа Клауса, по правой — во главе с Хайнцем.

Егерей поглотила ночь, ее тишина успокаивала. Они быстро продвигались, ориентируясь по отчетливой линии дороги, которая вилась змеей, уводя в лесную тьму.

Шедший впереди Карл Вернер заметил темное пятно. Дерево, неподвижное транспортное средство? Он дал колонне сигнал остановиться. Соблюдая чрезвычайную осторожность, коммандос залегли. Пятно перед ними зашевелилось, оно деформировалось, как амеба. Послышались глухие звуки и шепот. Полдесятка партизан минировали дорогу, полностью изолируя также опорный пункт № 1.

Хотелось захватить этих типов, но времени было в обрез, и дорогу следовало сохранить неповрежденной. Коммандос открыли огонь. Раздались крики, потом пятно на дороге застыло без движения. Если были дозорные, они либо сбежали, либо их убили. Взрывчатка должна была остаться. Клаус позвал братьев Ленгсфельд. Задание было не слишком увлекательное, но у них не было выбора.

Ловкость и точность движений братьев восхищала Хайнца. Каждое их движение было осторожно, выверено и в целом эффективно. Нужно было сохранять хладнокровие, точно слышать каждый шум, каждый щелчок, чувствовать подушечками пальцев каждую деталь. Не делать ошибок и учиться выжидать. Братьям понадобилось двадцать минут, чтобы разминировать дорогу.

После того как братья убедились в полном устранении всякой опасности, они дали знак коммандос приблизиться и стали проверять взрывчатку партизан. Вольфганг в особенности внимательно изучал минную ловушку, затем вынул записную книжку и зарисовал ее схему.

Убитых партизан обыскали, раздели и положили на обочине дороги.

Отряд егерей двинулся дальше, совершил длинный обходной путь вокруг опорного пункта № 1, где, видимо, все было спокойно, и с первыми признаками рассвета вошел в укрепленную деревню. Через несколько минут люди заснули в крытом гумне, даже не позавтракав.

Через сутки коммандос отправились в Алешенку.

Ханс Фертер чувствовал за собой вину в связи с тем, что не разгадал ловушку. Что касается задержанного партизана, у которого обнаружили пресловутый план, то его повесили в тюремной камере в день выхода коммандос.

Клаус, Хайнц и Манфред укоряли себя за то, что поверили на мгновение, будто выиграли партию и будто дороги принадлежат им. Хайнц был прав, думал Клаус, когда говорил, что войны не выигрываются благими делами. Впрочем, их благие дела развеял осенний ветер. Крестьяне, которым партизаны, безусловно сообщили о засаде и о том, что опорный пункт № 2 сожжен, стали крайне агрессивными. Только за двадцать четыре часа Гюнтер провел семь консультаций — в основном для детей, — в ходе которых осматривал в среднем тридцать — сорок больных.

Полковник Брандт собрал всех офицеров.

Клаус и Манфред выглядели усталыми и подавленными.

— Господин полковник, — отрапортовал Клаус, — семь месяцев усилий ничего не дали. Мы пришли к тому же, с чего начали в предыдущем марте.

— Не к тому же, — перебил его Фертер. — Не надо иллюзий. Это уже не те банды, которые скрывались в лесах прежде, но армия, структурированная и сознающая свою силу.

— Значит, это провал?

— Стратегически и психологически безусловно.

— Мы, по ошибке, несколько искусственно разделяем проблемы гражданского населения и партизан, — сказал Хайнц. — Но мы не сможем решить по-настоящему первую проблему, если упустим из виду вторую. Сегодня мы окажем плохую услугу мирному населению, если будем жалеть парня, который приходит из-за того, что получил взбучку. Я не верю, что он пришел за защитой… Я уже однажды говорил, что на войне нет права, кроме права того, кто сильнее. Помните, как в июле 1941 года приветствовали наши танки в ряде деревень! И потом, прекратите вопить о захоронениях, — продолжил Хайнц, — война еще не закончилась, насколько мне известно.

— Признайте, однако, что все это выглядит довольно парадоксально. 6-я армия практически вышла к Волге (23 августа севернее Сталинграда к Волге прорвался 14-й танковый корпус Виттерсгейма. — Ред.), на Эльбрусе водружен немецкий флаг (21 августа немецкие горные стрелки под командованием капитана Грота установили флаги на обеих вершинах Эльбруса (5642 и 5621 м). — Ред.), а в тысяче километрах от этих мест приходится гоняться за бандой крестьян.

Ханс Фертер молча слушал своих товарищей. Он думал о том, что Яковлев наконец добился от них того, что хотел: полагаться на силу, а не пропаганду. Механизм разогнался. На один удар последует ответ двумя другими до того момента, когда оба противника истощат силы. И в ходе этой недостойной смертоносной игры на весы положены не бездушные вещи, но люди. Фертер почувствовал головокружение, когда представил, что ожидает сотни тысяч русских…

Полковник Брандт раздал конфиденциальные инструкции штаб-квартиры группы армий и громко зачитал некоторые параграфы, которые счел полезными.

«Совершенно секретно

Приложение к приказу № 1615/42

Командованию сухопутных войск <…>

Совершенно секретно

<…>

Тема: Борьба против партизанских банд.

Фюрер получил донесения, свидетельствующие о том, что некоторые воинские формирования, ведущие борьбу с партизанскими бандами, должны быть привлечены к ответственности за свое поведение во время боевых действий. В связи с этим фюрер приказывает:

1. Противник использует в войне партизанские банды фанатиков, которые образуют коммунистические формирования и которые не останавливаются ни перед какими актами насилия.

Теперь борьба с ними больше, чем когда-либо, становится вопросом жизни и смерти. Эта борьба не имеет ничего общего ни с рыцарским духом солдата, ни с Женевской конвенцией.

Если не использовать в борьбе с партизанскими бандами на Востоке или на Балканах крайне жестоких мер, мы не сможем в ближайшем будущем справиться с этой чумой. Поэтому войска имеют право и должны без всяких ограничений использовать в этой борьбе все средства, в том числе против женщин и детей. Только это условие приведет к успеху.

Всякое попустительство является преступлением в отношении немецкого народа и солдат, сражающихся на фронте, которым приходится выносить все последствия нападений банд партизан. Поэтому нельзя прощать малейшую жалость к партизанским бандам и их пособникам.

При осуществлении инструкции „О борьбе против партизанских банд на Востоке“ необходимо руководствоваться этими принципиальными положениями.

2. Ни один немец, участвующий в борьбе против партизанских банд и их пособников, не может быть привлечен ни к дисциплинарным санкциям, ни передан военному трибуналу за такие действия в данной борьбе.

Командиры подразделений, участвующие в антипартизанской борьбе, должны принять меры к тому, чтобы все их офицеры были в курсе требований этого приказа, чтобы о нем немедленно были проинформированы юристы и чтобы любой приговор, противоречащий этому приказу, не был приведен в исполнение.

Подписано: Кейтель (начштаба ОКВ — Верховного главнокомандования вермахта. — Ред.)

Копия заверена в Генштабе сухопутных сил

Подпись (неразборчиво)».

Это никоим образом не было решением проблемы, так как немецкие войска крайне нуждались в мирном населении оккупированных территорий. Политика систематических репрессий могла только осложнить положение. Солдаты нуждались в минимуме мер по обеспечению безопасности, если продолжительная напряженность ситуации не пробуждала в них страх и не высвобождала стремления убивать и разрушать. Просто так. Ни за что.

Клаус с трудом поднялся, чтобы посмотреть большую настенную карту. Важно заставить партизан выйти из их логова, потому что гоняться за ними не было смысла: у полковника Брандта не было достаточно войск для обеспечения операций по окружению в августе. Как слепой, ищущий тротуар или стену, Клаус машинально водил своими длинными нервными пальцами по дорогам и рекам на карте. Он позвал Хайнца и Манфреда, чтобы разъяснить им свой план.

Для начала войска были приведены в боевую готовность. Три танковых взвода в сопровождении артиллерии на механической тяге патрулировали дороги с утра до вечера, обеспечивая повсеместный контроль. В десять часов вечера полковник Брандт организовал во всех опорных пунктах проверку документов. Задерживались все гражданские лица, не значившиеся в списках жителей деревень, независимо от возраста и пола. Ханс Фертер посоветовал снять с них отпечатки пальцев. Он понимал, что это бесполезно без соответствующих технических средств, но, зная психологию, рассчитывал на проявление рефлекса страха.

Заново произвели перепись голов крупного рогатого скота и на центральных площадях деревень вывесили большие стенды с указанием числа животных.

В это время коммандос перевязывали свои раны, готовясь выступить из Алешенки в укрепленный пункт № 2. Специалисты инженерных войск восстановили мост через Трескину, который в значительной степени прикрыли минными полями, и по всей длине дороги вырубили вдоль обочин деревья, засыпали кюветы.

Помимо своих людей, Клаус повел с собой артиллерийский дивизион, предназначенный для укрепления пункта № 2, и около тридцати местных жителей, отобранных во время проверки документов.

В шести километрах до укрепленного пункта он обнаружил то, что искал: деревню, расположенную на холме, которую с трех сторон окружал лес. К северу она выходила на большой равнинный участок местности. Все жители этой деревни Кучино были переселены в Яролишев — в том числе информаторы Яковлева. И коммандос занялись строительными работами, чтобы блокировать подход к деревне с этой равнины. Люди построили большой блокпост, выходящий на равнинный участок, а по флангам два слегка забетонированных дота. Местные жители рыли грунт, прибегая к помощи взрывчатки, заливали цемент, пилили деревья в обстановке возбуждения и криков коммандос. Им потребовалась неделя, чтобы завершить все работы.

В это время каждую ночь десять человек коммандос проникали в лес урочища Бранилец, составляли план местности, минировали определенные участки. Два-три раза в день орудия укрепленного пункта № 1 обстреливали лес урочища Бранилец по наводкам Клауса. На следующую ночь дозорная группа определяла ущерб от артиллерийского огня и наносила его на карту. Затем, по окончании работ, местные жители охотно вернулись в Яролишев.

Каждое утро в шесть часов подъем флага сопровождался настоящей церемонией с горном и трубами. Весь день в деревне и вокруг блокпоста царило тревожное возбуждение. Ночью тишину нарушал лишь звон караульного колокола, который звучал каждые полчаса. И наступало ожидание.

Теперь настала очередь партизан нервничать, ходить кругами. Более половины их информаторов были арестованы или погибли. С приближением зимы осложнялось продовольственное обеспечение. Между тем партизаны теперь были уверены в победе, и Яковлев решил покончить с коммандос.

Местные жители, работавшие в Кучине, естественно, много болтали. Некоторые даже ходили в лес урочища Бранилец. Получив от них некоторые сведения, Яковлев решил осмотреть это место, чтобы выяснить наилучшие условия для нападения. В сопровождении Ковалева и Гайкина он провел одно долгое утро с биноклем в руке, объясняя Ковалеву все мелочи, которые можно было использовать. Прежде всего он указал ему точные секторы обстрела со стороны блокпоста. И они были дьявольски большими. К счастью, вокруг был лес.

По возвращении в лагерь Яковлев, вспомнив методы Мясенко, также построил макет деревни. Затем он решил послать дозорных, чтобы те разведали фланги. Разведчики доложили ему результаты своего наблюдения. С каждой стороны на пятьсот метров вокруг деревни протянуты два ряда колючей проволоки, вероятно чтобы затруднить подходы.

Но с юга немцы оставили открытый проход. После обстоятельного обдумывания и обсуждения с соратниками Яковлев остановился на следующем плане. Тридцать партизан будут атаковать блокпост в лоб в целях создания шумного эффекта и отвлечения внимания противника. Пятьдесят человек вместе со специалистами по преодолению препятствий попробуют прорваться с двух флангов. Большая часть отряда будет атаковать с юга, после того как резервная группа блокирует подступы с каждой стороны опорного пункта, чтобы помешать доставке подкреплений. Отход к лагерю предполагался к западу, в направлении высоты 214, делая большой крюк.

9 сентября с наступлением ночи Яковлев и его люди выступили из партизанского лагеря.

В то же время коммандос всем составом покинули Кучино, как это делали каждый вечер. Яковлев не знал, что уже более десяти дней в деревню скрытно малыми группами прибывало подкрепление — пехота Брандта. Они и составили надежный гарнизон. Именно они звонили каждую ночь в колокол.

Клаус и Манфред, по обыкновению, расположились к западу, в лесу, в месте предполагаемых передвижений партизан. Хайнц и унтер Байер несли дозорную службу к востоку, связываясь по радио с двумя другими группами.

В одиннадцать часов вечера гарнизону сообщили о первых передвижениях партизан. Клаус привел в состояние боевой готовности артиллерийский дивизион укрепленного пункта № 1.

Установить численность партизан было нелегко. Рейнхардту и Людвигу, которые уселись на одном дереве, было не до смеха, когда они увидели, что под ними крадутся советские партизаны.

— Ни тебе кашлянуть, ни чихнуть, — пробурчал танкист, поднимаясь выше по дубу. — Должно быть, случится что-то невероятное…

У каждого егеря была своя конкретная задача. Но больше всех были заняты делом братья Ленгсфельд. Прежде всего они позаботились о блокпосте, где не было никого и ничего, кроме шикарного фейерверка, который можно было запустить по собственному желанию с командного пункта. Что касается двух малых блокпостов, то они были до краев заполнены взрывчаткой. И когда она взорвется, там ничего не останется. Братья предусмотрели также вспышки бенгальских огней к моменту, когда артиллерия откроет заградительный огонь по единственному свободному проходу с южной стороны, где планировался главный удар партизан.

Когда передвижения, казалось, завершились, Хайнц и его группа повернулись спиной к намеченному месту боя и направились в лес Бранилец: у них было задание точно определить местоположение лагеря партизан.

Унтер Байер и его люди оседлали дорогу, ведущую к опорному пункта. Манфред и Клаус последовали за партизанами, избегая малейшего шума. Целые ночи коммандос кружили вокруг этого участка леса. Они оставили много меток, заметных только им, и каждый егерь ориентировался по ним как в ясный день.

Когда прозвучали первые очереди, как раз на юге, Клаус включил свой хронометр. Ровно через пятнадцать минут пулеметы, установленные в центре, повели огонь разрывными пулями по охапкам соломы, которые солдаты разложили в тридцати метрах от проволочных заграждений, служивших только для корректировки огня. Кроме того, это угрожало лесным пожаром, и, если бы поднялся ветер, досталось бы всем. Больший или меньший риск в эту несколько сумасшедшую ночь не имел значения.

Потом все пошло очень быстро.

Большинство партизан, скопившихся на южной стороне, продвигалось к опорному пункту, не обращая внимания на спорадическую, странную стрельбу. Как обычно, прозвучал звон колокола, и Ковалев, остановившись, сморщился. Должно быть, фашисты были до смешного уверены, что их комедия будет продолжаться!

Клаус ждал нападения, находясь позади партизан, Ха-Йот, со своей стороны, был готов дать знать артиллерии.

Сигнал Яковлева совпал по времени с пулеметными очередями, имевшими целью поджечь солому. Крайне удивленные, партизаны бросились в атаку, несколько встревоженные этими необычными проблесками.

Клаус позволил партизанам начать атаку, затем дал знак Ха-Йоту и посмотрел в свой бинокль. Через пятьдесят секунд разорвался первый снаряд.

Егеря оставались на месте, выжидая.

Яковлев выругался.

Абсолютно необходимо было вырваться из этого огневого мешка, и единственное логичное решение заключалось в том, чтобы прорваться через укрепленный пункт. Немецкая артиллерия должна была прекратить обстрел, чтобы не поразить своих собственных солдат.

Яковлев поднялся и выкрикнул приказ.

Партизаны приостановили на короткое время атаку, поняв, что их единственное спасение в проникновении в эту проклятую деревню. Там снаряды не станут их искать.

Как раз этого и ожидал Клаус.

Коммандос открыли огонь по врагу изо всех видов оружия. На востоке загорелся лес. Синеватые сполохи пожара освещали группы дезорганизованных советских партизан, которые рвались вперед и орали как одержимые.

В центральном опорном пункте солдаты стали проявлять беспокойство. Разумеется, Клаус объяснил, что могло произойти. Но одно дело — просто ожидать, и другое — видеть, как на вас прет вся эта масса. Они неуверенно стреляли, боясь случайно повредить сложную систему, которую братья Ленгсфельд оставили на их усмотрение.

Один солдат вспомнил приключенческий фильм, в котором неслось стадо диких слонов, не оставляя позади себя ничего.

Ковалев сновал повсюду, ободряя людей, перемещая на новые позиции пулеметчиков, побуждая двигаться вперед. Затем он сформировал боевую группу, чтобы поддержать арьергард.

Советские партизаны пересекли деревню, беспрерывно стреляя, и направились вниз к блокпосту, остававшемуся безмолвным. Унтер Байер уже давно отбил атаку тридцати партизан, призванных имитировать нападение. Последние, не зная, что делать после почетного поражения, отступили на восток.

Когда взорвались два малых блокпоста, это стало настоящим бедствием. К счастью для партизан, солдаты гарнизона, ошеломленные событиями, взорвали блокпосты слишком поздно.

Артиллерия прекратила стрелять, как только взводы Клауса и Манфреда оказались в зоне обстрела. Коммандос бросились преследовать партизан, но те разбились на малые группы и растворились во тьме.

Впервые охота завершилась пленением тридцати раненых партизан, которых соратники не смогли взять с собой. Оставив Манфреда и Байера следить за порядком на месте и наблюдать за пожаром, Клаус отбыл в лес, к намеченному ранее пункту встречи с Хайнцем.

У того была другая задача. Слишком заметные следы партизан вывели коммандос к границам их лагеря к двум часам ночи. Перед тем как снять пять часовых, которые, конечно, не предполагали дерзкого нападения этой ночью, лагерь обложили со всех сторон, землянку уничтожили гранатой. Воспользовавшись лошадьми партизан, Хайнц и его команда встретили Клауса в седлах.

Но сейчас нужно было уходить из леса, где рыскали партизаны. Оба офицера согласились двигаться прямо на восток, к дороге, и в дальнейшем вернуться в Кучино.

Ковалев и Яковлев получили ранения. С помощью своих людей им удалось добраться до леса и скрыться на несколько часов в убежище для отдыха.

Митя, со своей стороны, принял командование над группой примерно в тридцать партизан и спешно, словно за ним гнался черт, отправился к лагерю. По прибытии он обнаружил две группы людей, которые ранее атаковали немецкий опорный пункт с флангов и из-за пожаров вышли из боя. Яковлев и Ковалев отсутствовали, но партизаны заверили их, что командиры живы.

На развалинах землянки они восстановили огневые точки, чтобы продержаться до возвращения их товарищей. Когда, наконец, после полудня появились Яковлев и Ковалев, предусмотрительный Митя приготовил около двадцати носилок. Его инициативу приветствовали, поскольку Яковлев приказал немедленно уходить на запад. Осталось лишь несколько человек, чтобы сориентировать партизан, самостоятельно добиравшихся до прежнего лагеря.

Измученные, не спавшие и не евшие сутки, Яковлев и его люди прошли в ночи еще тридцать километров. Затем устроили привал, и Яковлев разрешил, наконец, людям отдохнуть.

В Кучине коммандос все восстановили. Клаус сурово отчитал солдат центрального опорного пункта и получил резкую отповедь их командира, пехотного гауптмана (капитана), который сказал, что он и его люди здесь не для этого.

Хайнц от волнения даже выронил сигарету.

— А можно ли узнать, господин гауптман, для чего вы в России?

— Чтобы воевать, лейтенант, но не этими бандитскими методами.

Но ведь у него были пленные. Пехотный гауптман пожелал расстрелять их на основании приказа ОКВ от 18 августа. Хайнц не возражал, но заметил, что казнь без зрителей не будет иметь практического значения. Важно, чтобы пленные, по крайней мере, принесли какую-то пользу! Клаус составил собственное мнение по этому вопросу. Он решил отправить их в Яролишев.

Благодаря присланным полковником Брандтом грузовикам коммандос быстро переместились на базу, где их с нетерпением ожидал оживленный Ханс Фертер. Но как сказал ему Клаус, перед встречей с ним им нужно сначала умыться, поесть и поспать. Хайнц нашел перед сном необходимое время для выхода своего гнева. Но, успокоившись, он безмятежно проспал двенадцать часов подряд. Людвиг и другие также легли спать…

Допрос пленных дал разочаровывающие результаты, информация, полученная от них, Хансу Фертеру была известна. Слушая, что они говорят, и рассматривая свои записи, офицер думал о том, что эта операция всего лишь капля в море. Сколько времени будет ждать Яковлев, чтобы отдать новый приказ о нападении? Как долго сохранится спокойствие? Сколько дней продлится эффект от этой эфемерной победы?

Он с удивлением констатировал степень преображения партизан: они больше не были теми неуклюжими крестьянами, как предыдущим летом, но стали закаленными солдатами, уверенными в себе, дисциплинированными и решительными. Партийные кадры неплохо поработали.

Густав Хальгер и Пауль Швайдерт в качестве переводчиков долго разговаривали с одним офицером по имени Гайкин, который был ранен, прикрывая бегство Яковлева.

Гайкин рассказал им о партизанских базах в лесу, о солидарности русских людей, о своей абсолютной уверенности в конечной победе. Его спокойный, медленный голос вызывал в воображении двух немцев огромное пространство, другое измерение жизни, которое невозможно понять.

Оставалась неразрешенной одна проблема: что делать с пленными? Брандту претило выполнение официального приказа. Он видел, как егеря приносят русским сигареты и хлеб, спорят с ними, стараются выяснить, когда они могли до этого стрелять друг в друга. Гюнтер, ответственный за содержание пленных, замечал черты сходства между пленными и его товарищами. Тех и других роднила одинаковая суровая непритязательная жизнь, глубокая любовь к лесам и свободе, где нет никаких законов, никакого прошлого.

И врач, может в силу предрассудков, подумал, что у русских появился шанс остаться в живых. Он предложил, чтобы им сохраняли жизнь для обмена в день, когда, возможно, понадобится вести переговоры с партизанами.

Только Хайнц не проявлял абсолютно никакого интереса к пленным, но здравый смысл, который содержался в этом предложении, заставил его согласиться.

Когда жители деревни узнали эту новость, в Алешенке с невероятной быстротой распространилось ликование.

Братья Ленгсфельд, ставшие в определенных обстоятельствах пиротехниками, изготовили разноцветные ракеты. Партизанам это понравилось. Разумеется, фейерверк вызвал серию панических звонков, и несчастные дневальные испытывали особую неловкость при объяснении того, что происходило.

Едва восстановив силы, Яковлев собрал всех комиссаров и командиров отрядов. Перенесенный провал был слишком серьезен, чтобы его замолчать и ограничиться самокритикой.

Он судил себя беспощадно.

Настоящий коммунист не имеет права предаваться ни тщеславию, ни гордыне, ни иллюзорной вере в то, что он вообразил после первых успехов, будто район вернулся под контроль партизан. Яковлев сказал, что ему не хватило перспективного видения, стратегического мышления.

И, несмотря на огорчение Ковалева, он объявил, что передает решение вопроса о командовании на суд партизан: им самим решать, что ему делать.

На мгновение все затихли, затем проголосовали. Большинством голосов Яковлев сохранил свой пост. В этот момент люди поднялись с мест, чтобы похлопать его по плечу, обнять, обругать. Затем один партизан запел, другие хором подхватили длинную и унылую песню, в которой говорилось о пшеничных полях и тракторах (чувствуются «глубокие» познания автора о русских — сквозь плохо скрываемую ненависть. — Ред.).

Потом состоялось серьезное обсуждение вопроса о том, что делать дальше. Гайкин в плену, теперь надо назначить нового начальника разведки. Выбор пал на молодого коммуниста из Минска Степана Строева.

В Москве, узнав о ходе боя, приняли ряд решений. Во-первых, Яковлев должен был найти и подготовить взлетно-посадочные полосы, чтобы принять подкрепления людьми и боеприпасами, в которых нуждались партизаны. Во-вторых, ему запретили нападать на опорные пункты немцев, по крайней мере в ближайшее время. Наконец, лагерь следовало переместить в другое место.

Яковлев предложил перейти в лес урочища Праня, на берегу притока Десны. Там построили три лагеря: базовый лагерь, где можно было всем собраться, и два небольших лагеря, которые можно было использовать во время перемещений.

Партизанам потребовалось четырнадцать дней, чтобы выбраться из леса Бранилец. Выйдя за высоту 214, они вступили в новую зону. Вновь пришлось становиться землекопами, лесорубами и плотниками, искать надежные дороги и минировать подступы к лагерям. Затем надо было искать удобные места для приземления парашютистов.

Во время трудного перебазирования партизаны возмещали потери лошадей, муки и оружия. К ним присоединялись местные мужчины и женщины. В лесу урочища Праня с началом осенних дождей обосновался отряд численностью четыреста человек.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.