24 октября – Екатерина ФУРЦЕВА
24 октября – Екатерина ФУРЦЕВА
Смерть этой женщины до сих пор окутана плотной пеленой разных домыслов и слухов. Когда в октябре 1974 года средства массовой информации сообщили о ее смерти от сердечного приступа, многие удивились этому диагнозу: внешне эта женщина всегда олицетворяла собой жизнелюбие и отменное здоровье. И даже близкие люди и коллеги по работе, которые знали, что на самом деле в ее жизни не все было гладко, были шокированы этой преждевременной кончиной. И уже на следующий день по Москве пошли слухи, что смерть эта не была естественной, что Фурцева покончила с собой. С тех пор минуло больше 30 лет, но так и нет точного ответа – как и почему умерла эта, может быть, самая удивительная женщина советской эпохи.
Екатерина Фурцева родилась 24 ноября 1910 года в городе Вышний Волочек Тверской губернии в рабочей семье. Ее родители трудились на ткацкой фабрике и мечтали, что их дети – дочь и сын – пойдут по их стопам. Сын их надежд не оправдает, а вот дочь Катя не подведет: действительно станет ткачихой, а потом дорастет до министра.
Закончив семь классов средней школы, Фурцева поступила учиться в фабрично-заводское училище. Закончив его в 1928 году, пошла работать ткачихой на ткацкую фабрику. Работу совмещала с активной общественной деятельностью – Фурцева возглавляла на фабрике комсомольскую ячейку. Благодаря этой деятельности она впервые вышла замуж: на одном из комсомольских слетов познакомилась с начальником политотдела по комсомолу Саратовского авиационного техникума и переехала жить в Саратов. Муж хотел, чтобы она больше времени посвящала дому, семье, но Фурцева в четырех стенах чувствовала себя как птица в клетке и рвалась на волю – в общественную работу. Вот где она буквально преображалась, заряжалась настоящей энергией. В стране тогда происходили грандиозные перемены, и быть в стороне от этого процесса активная Фурцева не могла, да и не хотела.
В середине 30-х мужа Фурцевой переводят с повышением в Москву. Здесь Фурцева по рекомендации ЦК ВЛКСМ зачисляется студенткой института тонкой химической технологии, хотя у нее нет даже аттестата зрелости (только справка об окончании семи классов). Однако училась Фурцева без всякой охоты, в основном на тройки. Зато в общественной работе ей нет равных: став секретарем комсомольской организации института, она увлекает коллег своей неуемной энергией и поистине наполеоновскими планами. И даже рождение дочери не мешает ей в ее деятельности: оставляя ребенка на попечение матери, Фурцева продолжает учиться и нести на своих плечах груз общественной работы. Муж Фурцевой смотрит на успехи жены на этом поприще весьма скептически: он не видит в ней задатков выдающейся общественницы, считая, что место жены – на кухне. «Два активных общественника в семье – это чересчур», – не уставал повторять он. Однако Фурцева к этим словам не прислушивалась. Из-за чего их семья вскоре распалась. В первый день войны муж ушел на фронт, а спустя некоторое время от него пришло письмо, где он сообщал, что нашел другую женщину и домой не вернется.
После окончания института Фурцеву направили на партийную работу. Сначала она была членом районного совета физкультуры, затем ее избрали сначала вторым, а потом и первым секретарем Фрунзенского райкома партии. С повышением изменилось и материальное положение Фурцевой. Если до этого она с матерью, дочкой и вечно пьющим братом ютилась в маленькой комнатке в обычной коммуналке, то теперь им вручили ордер на новую двухкомнатную квартиру в центре города. Правда, чуть позже с этой жилплощадью вышла незадача. В 44-м в нее вернулись бывшие законные жильцы, которые в начале войны покинули ее, уехав в эвакуацию. Однако Фурцева приложила все силы, чтобы это жилье осталось за ней: бывших жильцов вызвали в райком партии и уговорили съехать в другую квартиру.
Став секретарем РК, Фурцева рьяно взялась за свое образование. Поскольку все эти годы она уделяла мало внимания учебе и до сих пор даже читала с ошибками, ей пришлось срочно наверстывать упущенное. Дома, перед зеркалом, она по десятку раз читает партийные доклады, заучивая их наизусть и по ходу дела исправляя ошибки. Поскольку память у нее была отменная, на этом поприще Фурцева достигает хороших результатов. Ее эмоциональные доклады без бумажки пользуются неизменным успехом у слушателей, поскольку в те годы это было редчайшим явлением – выступать без текста.
В конце 40-х Фурцева по-прежнему руководит райкомом, однако не забывает и о личной жизни. У нее случается роман с секретарем Московского горкома партии Николаем Фирюбиным. Встречаются они тайком, но отпуск неизменно проводят вместе – в Сочи. Поскольку Фирюбин был женат и имел двоих детей, этот роман грозил ему большими неприятностями. Влюбленных даже пытались увещевать по партийной линии, но они продолжали встречаться. Наконец в 1951 году Фирюбин сделал окончательный выбор: развелся с первой женой и два года спустя женился на Фурцевой, которая тогда уже работала 2-м секретарем Московского горкома партии. Но эта свадьба им дорого стоила: вместо медового месяца Фирюбина отправили советником посла в Чехословакию.
Что касается Фурцевой, то ее опала не коснулась. Более того, ее продолжали ценить за организаторские способности, активность и красоту. Последнее имело немаловажное значение, поскольку в советских партийных органах женщин на руководящих постах было не очень много. А тем более таких красивых женщин, какой была Фурцева. Говорят, сам Сталин ценил ее за это и на одном из совещаний даже специально поставил ее рядом с собой, чтобы она попала в общий с ним кадр. Хрущев тоже не был слепцом по этой части и часто брал Фурцеву в свои зарубежные поездки – пусть для антуража, но Фурцевой это было приятно. Как вспоминал бывший партийный работник Владимир Селиванов: «В те годы бытовало какое-то превратное мнение о женщине – партийном работнике: с умом, мол, но с непривлекательной внешностью. Екатерина Алексеевна Фурцева была с умом и очаровательной внешностью. Она была попросту красива. К ней вполне применимо понятие – гордая красота. Без малейшего намека на вычурность, строгого покроя юбка, белоснежная кофточка с кружевными манжетами и воротничком, на высоком каблучке туфли. Ею любовались все секретари райкомов Москвы, ее любили, и она это знала…»
Именно Хрущев в 1954 году рекомендовал Фурцеву на пост 1-го секретаря Московского горкома партии, а два года спустя сделал ее секретарем ЦК КПСС. Фурцева ему этого не забыла, и в июле 1957 года, когда карьера Хрущева грозила рассыпаться в прах – так называемая «антипартийная группа Молотова – Кагановича» собиралась снять его с поста Первого секретаря партии и отправить руководить сельским хозяйством, – именно Фурцева спасла Никиту Сергеевича. Она лично обзвонила всех членов ЦК КПСС, проживающих в Москве, и подняла их на защиту Хрущева. В результате тот остался во главе партии, а заговорщики были сняты со своих высоких постов.
Пройдет всего три года, и Хрущев ответит Фурцевой черной неблагодарностью. В мае 1960 года он снял Фурцеву с поста секретаря ЦК после того, как ему доложили, что она позволила себе построить роскошную дачу в Подмосковье. Снятие выглядело унизительно. Фурцева в своем кабинете вела очередное совещание, когда в разгар его в кабинет вошел мужчина и без всяких слов обрезал провода правительственных телефонов. Этого унижения Фурцева, которая хорошо помнила, как еще недавно спасла Хрущева, пережить не смогла. Она приехала на свою дачу в Барвихе и вскрыла себе вены. Но рядом оказалась домработница, которая заподозрила неладное и вызвала врачей. Фурцеву спасли.
Судя по всему, ни Хрущев, ни кто другой из руководства страны не ожидал такого поступка от Фурцевой. Они-то думали, что она твердокаменный коммунист с железным характером, а она оказалась всего лишь обыкновенной слабой женщиной. Это открытие потрясло их и… разжалобило. И в день 50-летия Фурцевой Хрущев в компании Брежнева и Микояна приехал на дачу к Фурцевой, чтобы поздравить ее с юбилеем. Имениннице было вручено множество подарков, но самыми дорогими были два: орден Ленина и новость о том, что ее мужа ввели в состав кандидатов в члены ЦК КПСС. Кроме этого, Фурцеву оставили при делах, назначив министром культуры СССР. И хотя после секретарского поста в ЦК это было явное понижение, Фурцева была благодарна: без любимой работы она бы однозначно долго не прожила.
На посту министра культуры Фурцева проработала 14 лет и в целом зарекомендовала себя очень хорошо. Даже несмотря на то, что в ее работе случались ошибки и даже откровенные несправедливости по отношению к некоторым деятелям культуры, Фурцева принесла много пользы. Достаточно сказать, что ни один министр культуры СССР ни до нее, ни после не оставил такого заметного следа в истории, как она. Например, именно благодаря ее стараниям в Москве стали проводиться международный кинофестиваль, конкурс Чайковского, был построен стадион в Лужниках. Именно Фурцева способствовала возрождению Театра на Таганке при новом руководителе – Юрии Любимове, а Святославу Рихтеру помогла выехать на первые зарубежные гастроли (до нее ему этого делать не давали из-за определенных сложностей в биографиях его родителей). Были у Фурцевой и свои любимчики, которые чувствовали себя за ней как за каменной стеной. Например, Галина Вишневская, которой Фурцева постоянно устраивала зарубежные гастроли, выбила ей орден Ленина, а ее мужа, Мстислава Ростроповича, спасла от смерти, когда тот попытался покончить с собой (отравился), а Фурцева подняла на ноги всю столичную медицину. Или Майя Плисецкая, которую Фурцева постоянно опекала и прощала любые звездные капризы. Другая любимица Фурцевой, Людмила Зыкина, тоже не знала никакого отказа. А когда Фурцевой не стало, чуть ли не единственная не отреклась от нее, хотя большинство прежних любимчиков Фурцевой стали поносить свою бывшую благодетельницу на чем свет стоит.
Не скроем, Фурцева могла быть несправедливой, злой и даже жестокой, однако диктовалось это не чертами ее характера, а по большей части обстоятельствами. Например, спектакль «Живой» в Театре на Таганке она закрыла потому, что действительно считала его идеологически вредным. Такова была ее партийная позиция. А казачьи хоры России она приказала объединить в один потому, что хотела сэкономить государственные деньги. Это было ее ошибкой, но она ошибалась искренне, без всякой худой мысли. Интриговать она не любила, в отличие от большинства деятелей культуры, которые в реальной жизни были далеко не эталоном добродетели. Например, сколько кляуз друг на друга они приносили Фурцевой, требуя у нее помощи, известно лишь ей одной. Некоторые из этих кляуз она действительно пускала в ход, но большинство из них клала под сукно. Чем только увеличивала число своих недоброжелателей. Когда Фурцева была жива, они ее боялись, а когда министра не стало, припомнили ей все ее реальные и мнимые прегрешения.
В своих мемуарах, выпущенных за границей, Галина Вишневская описала Фурцеву как «запойную пьяницу», которая «ни черта не смыслит». Это несправедливое утверждение, тем более высказанное человеком, которого Фурцева всегда уважала и всячески поддерживала. То, что Фурцева была слаба по части алкоголя, знали многие. Другое дело, что подавляющая часть людей даже не задумывалась о том, почему у нее возникла эта болезнь. Знай они об этом, может быть, их оценки были бы совсем иными.
Судя по всему, пристрастие к выпивке передалось Фурцевой от ее отца – простого рабочего с ткацкой фабрики. В итоге в их семье этим недугом болела не только она, но и брат, который на почве пьянства постоянно попадал в разного рода скандальные истории, еще когда Фурцева была юной девушкой. Сама Фурцева приобщилась к алкоголю в начале 50-х, когда пыталась таким образом снять многочисленные стрессы, связанные с ее тайным романом с Фирюбиным. А после того, как в 60-м она совершила неудачную попытку самоубийства, в ней что-то окончательно надломилось. И спиртное стало единственным способом уйти от самых разных проблем, начиная от служебных и заканчивая личными. Последних в жизни Фурцевой особенно хватало.
К началу 60-х ее дочь Светлана уже была взрослым человеком и жила самостоятельной жизнью. У мужа тоже была своя жизнь, и до Фурцевой все чаще доходили слухи, что в этой жизни у него есть другие женщины. А поскольку развестись они не могли (этот скандал мог плохо сказаться на служебной карьере обоих), им приходилось жить под одной крышей, будучи уже фактически чужими друг другу людьми. И если Фирюбину хватало сил не гасить свои стрессы с помощью алкоголя, то у Фурцевой было иначе – у нее характер оказался далеко не стальным. В последние годы пагубная привычка уже превратилась в болезнь и реально грозила карьере министра. На разного рода фуршетах к ней специально приставляли человека, который должен был следить за тем, чтобы Фурцева, не дай бог, не перебрала лишнего. Для Фурцевой это было унизительно, и она делала все возможное, чтобы побороть пагубную привычку.
Между тем для большинства людей Фурцева продолжала оставаться самым красивым кремлевским руководителем. Ее обслуживали лучшие портные Москвы, и фасоны ее костюмов и платьев непременно отмечали зарубежные газеты каждый раз, когда Фурцева приезжала в какую-нибудь западную страну. Эти же газеты присудили Фурцевой неофициальный титул Первой дамы Москвы.
Однако, глядя на эту красивую и элегантную женщину, мало кто из людей мог себе представить, что в душе это глубоко несчастный человек. Работа ее уже не радует, ее все чаще мучают головные боли, у нее разрушена семья, нет близких подруг. Единственным родным и близким человеком для Фурцевой долгие годы была ее мама, но в 1972 году и она умирает. Эта смерть стала последней каплей в чаше терпения Фурцевой. После нее она отпускает вожжи: пьет все сильнее и сильнее. В кремлевских кулуарах вовсю циркулируют слухи, что ее хотят уволить. Эти слухи доходят и до Фурцевой, что только усугубляет ситуацию. Она понимает, что обречена: сил побороть болезнь у нее не осталось, а отправка на пенсию грозит ей скорой смертью по причине все той же болезни. Видимо, именно тогда она все чаще стала задумываться о самоубийстве, но решиться на него пока не может. Сознание продолжает надеяться на лучшее. Однако новая «дачная» история делает трагедию неизбежной.
Летом 1974 года Фурцеву вызвали в Комитет партийного контроля и обвинили в аморальном поведении, недостойном члена партии и крупного руководителя: дескать, она позволила себе использовать при строительстве дачи для своей дочери строительные материалы по бросовым ценам, а также взяла паркет из Большого театра. Фурцева попыталась защищаться, но этим только усугубила ситуацию: бывший на том заседании член Политбюро Андрей Кириленко пререканий не терпел. В результате Фурцевой объявили строгий выговор. Но этот выговор был сродни смертному приговору: стало ясно, что работа Фурцевой в министерском кресле окончена. Когда она это поняла, в ее голове созрело трагическое решение.
В сентябре Фурцеву чуть ли не силком отправили на юг, отдохнуть. В Москву она вернулась в середине октября. На удивление своих подчиненных, абсолютно не посвежевшей, а уставшей и постаревшей на несколько лет. И в работу включилась вяло, без присущего ей энтузиазма. А спустя неделю ее не стало.
Вечером 24 октября Фурцева была на приеме в честь юбилея Малого театра. Выглядела оживленной, пила только боржоми. Однако до конца вечера не досидела и засобиралась домой, в отличие от мужа, который остался догуливать на банкете. Когда спустя два часа Фирюбин вернулся в их дом на улице Алексея Толстого, Фурцева была уже мертва. В официальном некрологе написали, что смерть наступила от острой сердечной недостаточности. Но в народе до сих пор ходят слухи, что это было самоубийство: Фурцева приняла большую дозу снотворного. Видимо, резать вены, как это было в 60-м, она не захотела, помня, как это было больно и страшно.
Минуло больше тридцати лет после смерти Фурцевой – достаточное время, чтобы объективно оценить ее жизнь и деятельность на посту министра культуры. Каких-нибудь пятнадцать лет назад в этих оценках было мало объективности – большинство оппонентов Фурцевой перехлестывали эмоции, им хотелось свести счеты и с ней, а через нее и с властью, при которой они жили и работали. Кстати, большинство из них очень неплохо жили. Теперь, когда эмоции наконец улеглись, можно спокойно констатировать: Екатерина Фурцева была далеко не ангелом, но и не монстром, а вполне земной женщиной, со всеми присущими ей достоинствами и недостатками. Человеком, который, без сомнения, был одним из самых ярких руководителей страны, которой теперь уже нет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.