КАЧАЛОВ ВАСИЛИЙ

КАЧАЛОВ ВАСИЛИЙ

КАЧАЛОВ ВАСИЛИЙ (актер МХАТа: Чацкий в «Горе от ума», Гаев в «Вишневом саде», Захар Бардин во «Врагах», Борис Годунов в «Борисе Годунове» и др.; скончался 30 сентября 1948 года на 74-м году жизни).

У Качалова был рак легкого. Он догадывался об этом, хотя родные всячески старались скрыть от него страшную правду. В своем письме от 27 марта 1947 года Качалов писал родным: «Самочувствие мое как будто улучшается, и настроение иногда бывает не такое уж безнадежно-тоскливое. И мысль о близком конце не так упорно и настойчиво стоит передо мной. Иногда могу относиться к мысли о смерти почти без грусти, вроде как наплевательски. Но, в общем, конечно, сознаю, что на продолжительную отсрочку надеяться уже нельзя, что „долголетний Фирс уже в починку не годится, – ему пора к праотцам“…»

2 ноября 1947 года Качалова положили в Кремлевскую больницу. По Москве пошли гулять слухи, что у великого артиста рак легкого, что жить ему осталось немного. 26 февраля В. Виленкин посетил его в больнице и в тот же день оставил в своем дневнике следующую запись: «У В. И. в больнице, с Ниной Николаевной (жена Качалова. – Ф. Р. ). Впечатление тяжелое. Очень жалуется на слабость, которая у него бывает по временам; тогда «чувствует сердце». Читал нам Межирова, которого очень хвалит за свежесть: о ливне и два стихотворения о «новорожденном». Потом вдруг начал Блока – «Открыл окно: какая хмурая…», как-то вяло. О себе рассказывает охотно, но грустно: «Все разрушается…», «Почти все время лежал…»

В начале марта врачи выписали Качалова домой, поскольку понимали, что медицина здесь бессильна. Он уехал на дачу в Барвиху, где на какое-то время ожил. Правда, самостоятельно гулять он не мог, и его обычно выкатывали в кресле-каталке на балкон. Но в середине марта он уже мог самостоятельно ходить. Далее послушаем все того же В. Виленкина:

«Все лето Василий Иванович прожил у себя на Николиной горе. Состояние его ухудшалось, просветы становились все реже. Об одном из них написала в своих воспоминаниях Ольга Леонардовна (Книппер-Чехова), которая проводила лето на качаловской даче: „Как-то вечером, после ужина, сидела я над пасьянсом, рядом сидела наша медсестра; вдруг вошел Василий Иванович, уже удалившийся было к себе в комнату, и громко обратился к нам: „Товарищи, я вас прошу прослушать… хочется попробовать, как голос звучит“. И полным звуком, с большим темпераментом прочел из «Воскресения“ Толстого весь огромный кусок о Катюше; голос звучал сильно и красиво во всех регистрах; читал он увлекательно, с самыми тонкими нюансами, казалось, никогда он так не читал, с полной отдачей себя. Это было какое-то чудо неповторимое…

В последний раз мы виделись в конце августа. Наступили холодные вечера, но Василий Иванович часто надевал пальто и берет, брал палку и выходил в сад. За ним следом по дорожкам неотступно шел белый пуделек Люк, его любимец, «утешение», «адъютант», как он его называл.

Подолгу, иногда уже в темноте, сидел в кресле на террасе, один.

Вскоре его снова перевезли в Барвиху, оттуда – в Кремлевскую больницу. В один из последних дней, заговорив о смерти с пришедшими к нему женой и сыном, он им сказал: «Страха у меня нет, но и любопытства тоже нет».

Утром 30 сентября его не стало. Среди немногих вещей, которые он взял с собой в больницу, в ящике стола лежала тетрадка с его любимыми стихами».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.