НАША ГРУППА

НАША ГРУППА

Занятия будут в моторном классе. Иду туда. На подставке стоит настоящий авиационный мотор — его агрегаты, детали. На стенах чертежи и схемы.

Невысокий, коренастый парень сосредоточенно рассматривает детали. Лицо у него упрямое, энергичное. Широкие брови насуплены. Подхожу к нему:

— Здравствуй!

Он поднимает глаза, улыбается, и его лицо сразу становится мальчишески добродушным.

— Тебя как зовут? Я — Панченко Иван.

— Мы тезки; я тоже Иван. Учишься или работаешь?

— Слесарем работаю на заводе. А ты?

— Учусь в техникуме. На механическом отделении.

— Это хорошо: с машинами, значит, знаком. Да ты не беспокойся, что много пропустил, нагонишь — товарищи помогут.

В класс входят, громко разговаривая, несколько ребят.

Панченко говорит:

— А вот еще комсомольцы с нашего завода. Мы все вместе работаем и вместе учимся. Знакомьтесь, ребята!

Мы окружили мотор. Для меня все ново. С завистью слушаю, как ребята сыплют авиационными терминами.

Рядом со мной стоит Петраков — крепыш с круглой румяной физиономией. Он говорит:

— Летать бы поскорее!..

Леша Коломиец — высокий, живой паренек с серьезным, открытым лицом и карими вдумчивыми глазами — возмущается:

— Летать!.. Для этого надо знать теорию полета, заниматься упорно. А ты сразу — летать!

Ребята были согласны с Коломийцем.

— Там видно будет, кто научится летать, а кто нет, — замечает Панченко. — Ясно одно: не зная теории, самолет в воздух не поднимешь. Да тебя и не пустят в самолет. Вот ты у станка работаешь, а ведь станок надо хорошо знать, понимать, чем он, как говорится, дышит. Терпением запастись надо, чтобы освоить все это! — И он добавляет: — Вызываю Петракова на соревнование.

— Да куда там… — ворчит Петраков.

В тот же вечер я убедился, что попал в хороший, дружный коллектив. Ребята наперебой предлагали мне свои конспекты.

— Возьми у Коломийца, — советует кто-то, — он аккуратно все записывает, слова не пропустит.

Товарищи уговорились собраться на другой день пораньше и позаниматься со мной.

В общежитии меня ждали с нетерпением. Я долго рассказывал приятелям обо всем, что видел и слышал, о новых товарищах.

— Смотри, впереди переводные экзамены на четвертый курс, — предостерег меня Миша.

— Попытаюсь справиться, — ответил я, садясь за конспект Коломийца.

До поздней ночи тщательно переписывал конспект, перерисовывал схемки деталей самолета и запоминал: фюзеляж, элерон, маленький кабанчик, большой кабанчик, перкаль и еще множество терминов.

Я довольно легко все усваивал и быстро запоминал — очевидно, помогли общие знания техники.

Совмещать учение в техникуме и в аэроклубе действительно оказалось нелегко. С девяти до трех шли занятия в техникуме, а с пяти — в аэроклубе. Но ни одной лекции в техникуме, ни одного занятия в аэроклубе я не пропустил. По-прежнему оформлял стенгазету в техникуме. На домашнюю подготовку оставались выходные дни, поздний вечер, раннее утро.

А утром, как всегда, тренировка в спортзале техникума. По-прежнему я увлекался и легкой, и тяжелой атлетикой, участвовал в спортивных выступлениях студентов.

Кстати сказать, утренние тренировки, когда подчас так не хочется вставать спозаранок и бежать в холодный зал, постепенно вырабатывали у меня не только быстроту и выносливость, но упорство и настойчивость. Они закаляли меня, помогали выдерживать большую нагрузку.

В то нелегкое для меня время со мной часто разговаривал наш комиссар Кравченко, поддерживал меня добрым словом. Он умел найти подход к каждому учлету, все время был с нами. Кравченко знал все наши нужды и помнил, как у нас обстоят дела на работе и дома, — мы откровенно рассказывали ему обо всем.

На политзанятиях комиссар знакомил нас с международным положением. Оно все осложнялось.

— Мы все должны быть готовы к обороне, к защите завоеваний Октября, — часто говорил комиссар. — Быть может, каждому из нас придется защищать Родину.

Занятия в аэроклубе становились все интереснее. Мы проходили историю авиации. Подробно изучали самолет, авиационный мотор. Начлет Соболев читал лекции по теории авиации доходчиво, интересно, нередко повторял свое излюбленное:

— Чтобы грамотно летать, надо хорошо знать теорию.

Мы усиленно занимались, я — особенно. С помощью товарищей удалось сравнительно быстро наверстать упущенное.

И месяц спустя после поступления в аэроклуб я впервые стоял у доски. Преподаватели знакомились с моими знаниями, задавали много вопросов.

Я очень волновался, но отвечал как будто правильно. К великой своей радости, получил отличную оценку.

Не меньше, пожалуй, радовались этому и мои друзья учлеты.