Часть 2  Прокопьевский психоневрологический интернат

 Часть 2

 Прокопьевский психоневрологический интернат

 Сумасшедшая ночь и безумный день

 Нас привезли в Прокопьевский психоневрологический интернат под вечер. Местные пацаны небрежно сгрузили новоприбывших инвалидов в изолятор, дежурившие сотрудники осмотрели нас, после чего заперли на замок. Не покормили и даже воды не оставили. Когда я, исплакавшаяся и мучимая жаждой, попросила у зашедшей сотрудницы дать водички, та, поджав губы, с минуту разглядывала меня, только потом расцепила рот:

— Сейчас скажу нянечке, чтобы принесла тебе попить.

 Она вышла в коридор, дверь изолятора захлопнулась, замок защелкнулся. До самой темноты я ждала воды и прислушивалась к шагам у двери изолятора, но к нам так и не подошли.

 Эту ночь не забуду до самой смерти! Ведь меня заперли в компании умственно отсталых, среди которых были настоящие идиоты: беспричинно гогочущие, бессвязно бормочущие, выкрикивающие несуразицы, издающие непристойные звуки. Зачем запирать изолятор, если в нем не было ни одного ходячего? Ведь и я, и мои «однокашники» из «слабого » корпуса Бачатского детдома не могли передвигаться самостоятельно. Они вообще лежачие, а меня привезли без коляски — казенные инвалидные коляски положено было при убытии оставлять в детдоме.

 До самого утра к нам никто не заглянул. Я лежала и облизывала пересохшие губы, но потом подумала: нет худа без добра, если б меня напоили водой на ночь, я бы сейчас захотела в туалет. А судна или горшка здесь, кажется, не имеется, да и кто подаст мне его? Ладно, полежу, подожду, все равно должны зайти проведать, утешала я сама себя. Но как ни напрягала слух, за дверью изолятора царило безмолвие. Тогда я крикнула один раз, второй, третий. Проснулся лежащий по соседству пацан-крикун и загорланил, издавая животные звуки.

— Не кричи, все равно до утра не придут, — подала голос лежащая рядом Любка, более-менее вменяемая.

 Накануне вечером, едва нас затащили в этот изолятор, вместе со всеми зашел нетрезвый дежурный санитар и, как конфетами, накормил Любку таблетками аминазина. Сначала дал одну, через минуту сунул еще две и приготовился всучить третью порцию.

— Она же умрет от передозировки! — не выдержала я.

 Санитар испуганно посмотрел на меня, пьяно икнул и смылся.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Любку.

— Спать хочу, — сказала она и затихла.

 Пацан-крикун тоже затих, и меня постепенно сморил сон.

 Проснулась, наверное, около десяти утра, за окном было светло и солнечно. Зверски хотелось в туалет, ведь увезли из Бачатского детдома где-то в двенадцать дня накануне и с тех пор не предложили судна, в дороге я не писала и здесь целую ночь терпела. В голову полезла дурная мысль — может, нас тут специально бросили? Через месяц откроют — а тут трупы!

 Ведь никто же из нас не ходит…

 Но вот раздались шаги, дверь отомкнули, зашла медсестра с парнями-помощниками и приказала:

— Грузите всех на телегу и везите в «слабый» корпус. А там поднимите на второй этаж, в бывший красный уголок.

 Я отметила про себя: ну надо же, та же терминология, что и в нашем детдоме, «слабый» корпус.

 И ужас в том, что туда собираются определить и меня, нормально мыслящую и умственно развитую. Вот она — сила неверного диагноза!

 На телеге, запряженной усталой лошадью, нас доставили в самый дальний угол территории ПНИ, подвезли к обшарпанному зданию и занесли на второй этаж. Там уже находились характерные больные с серьезными нарушениями умственного развития и психическими отклонениями. Один из них стоял возле окна и старательно рвал штору на мелкие ленточки, другой, скинув с себя штаны и трусы, бегал по свободному проходу. А ведь это были не маленькие мальчики, а взрослые мужчины.

 Меня посадили на диван. Персонал ушел. Когда я услыхала отдаленные голоса и расслышала, что всех нас оставят здесь ночевать, пока не освободятся места в палатах, то заревела зверем, наверное, произведя такое же впечатление, как детдомовские крикуны из «слабого» корпуса. Но мне было не до впечатлений.

 Через десять минут вошла медсестра «слабого» корпуса. Постояла, посмотрела. Ноль внимания на мой рев — уже привыкла к подобным явлениям. Собралась уходить, взялась за дверную ручку, и тут я заорала во весь голос:

— Пожалуйста, уберите меня отсюда куда-нибудь, я же не умственно отсталая, у меня нормальные мозги, я боюсь здесь оставаться!

 Она посмотрела на меня и сказала, размышляя:

— Куда же я тебя уберу? Свободных мест в палатах нет. Ладно, сейчас придет сестра-хозяйка, что-нибудь придумаем.

 Она отогнала от штор ненормального парня и вышла. Лучше бы осталась. Как вспомню, что было дальше, так мороз по коже. Едва она вышла, как безумный, что бегал нагишом, дико завопил и направился ко мне. Мне показалось, что сейчас упаду в обморок. Понимала лишь одно — нельзя вступать с ним в беседу, надо делать вид, что не замечаю его. Я молчала, давя испуг и глотая слезы. Покрутившись около меня, безумец притих и отошел. Я немного успокоилась и, так как никто из персонала к нам не шел, даже задремала.

 Не знаю, сколько времени прошло, когда сквозь дрему я услышала шаги возле двери. Вошла та же медсестра и еще одна женщина, которая и была сестрой-хозяйкой. Как я узнала позже, сестра-хозяйка носила звучное прозвище «Пиковая дама», и только так ее звали за глаза. Она была величественная, черноволосая и действительно смахивала на пиковую даму из карточной колоды.

— Вот эту девушку надо поскорее увести отсюда, — сказала медсестра. — Она разумная, все понимает и боится тут оставаться. Нет в какой-нибудь палате свободной койки?

— Надо посмотреть, — с высокомерным безразличием ответила Пиковая дама. — Кажется, в седьмой свободная кровать.

— Скажу парням, пусть ее спустят, — обрадовалась медсестра и вышла, оставив меня в обществе Пиковой дамы.

— Белье на тебе казенное? — безучастно спросила та. — Или тебя из дома привезли?

— Нет, из детского дома для инвалидов, — ответила я.

— Из какого? — равнодушным, даже каким-то механическим голосом продолжала допрос Пиковая дама.

— Из Бачатского. — И я вздохнула, вспомнив, что в «родном» детдоме жила в палате с ходячими нормальными девочками, а не с безумцами.

— Ботинки у тебя казенные? — продолжала ревизию моего гардероба Пиковая дама.

— Да, казенные. И пальто, что на мне, тоже казенное, а также майка, панталоны, трико, — перечислила я, упредив дальнейшие вопросы. — Но у меня есть и свое белье, оно в чемодане.

— Ботинки я заберу — они тебе ни к чему на койке, — решила Пиковая дама.

— А разве у вас тут нет инвалидных колясок для неходячих? — упавшим голосом спросила я.

— Колясок у нас нет, — равнодушно ответила она и ушла, прихватив мои ботинки.

 Вернулась медсестра с двумя парнями.

— Мы тебя до завтра в седьмую палату положим, а завтра утром на пятиминутке скажу, чтобы тебя переселили в женский корпус, — пообещала она.

— Скажите, пожалуйста, а как вас зовут? — спросила я ее в надежде продолжить дружелюбный диалог.

— Зинаида Ильинична.

— А я… — представилась я.

 Однако продолжения диалога не последовало. Зинаида Ильинична внимательно на меня посмотрела, будто обдумывая, как лучше доложить обо мне начальству, и приказала парням спустить меня в седьмую палату. Спустили, разместили.

 Попав в палату, я огляделась. Светло, довольно-таки чисто. Посередине — круглый стол. Пять коек, меня положили на пустующую. На трех койках лежали старушки — недвижимые, ни на что не реагировавшие. Трупы, а не человеки… На четвертой была девушка примерно моего возраста, плохо ходившая. Зашла нянечка, я спросила про горшок.

— А горшков у нас нет, — осведомила она. — Подать тебе судно?

 Я согласилась. После нехитрой процедуры няня ушла, а я, лежа на кровати, оценивала ситуацию. Конечно, палата с полутрупами куда лучше, чем красный уголок с непредсказуемыми сумасшедшими, но провести вот так всю оставшуюся жизнь… Ведь я же тут рано или поздно сойду с ума… и сравняюсь с обитателями «слабого» корпуса.

 Когда принесли ужин, подошла та же дежурная няня с миской молочного супа, я не стала капризничать и съела все дочиста, запив кружкой чая. После чего повалилась на подушку и провалилась в забытье… Раздеться мне так и не предложили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.