После войны
После войны
Это может показаться странным, но о последних годах жизни Сталина очень мало известно. Даже о его молодости мы знаем гораздо больше, хотя никто особо не заботился о том, чтобы зафиксировать события его жизни, жизни активиста малоизвестной партии. О последних же годах жизни «вождя народов» информации вроде бы море, но она опять не в логике характера. Что мы знаем? Был болен, врачам не доверял, прогрессирующая подозрительность, мания преследования, собрался поубивать все Политбюро по очереди и т. п. … Но на самом-то деле, если проследить, откуда идет информация, то почти вся она из трех источников: воспоминания Хрущева, Микояна и Светланы Аллилуевой, самые большие и подробные рассказы, да еще и такие эмоциональные! В том-то и дело, что очень эмоциональные и запоминающиеся – ну а как с достоверностью?
Что касается хрущевских мемуаров, то при сопоставлении этого труда с другими источниками видно, что в них нельзя верить ни одному слову, и это не преувеличение – в них на самом деле нельзя верить ни одному слову! Микоян, добросовестно колебавшийся вместе с генеральной линией партии и усидевший «от Ильича до Ильича», тоже явно идет в русле хрущевских выдумок, перекликаясь с Никитой Сергеевичем. С большими оговорками можно доверять и Светлане. Странно сложилась ее судьба после смерти отца: в отличие от брата, никакие репрессии дочери Сталина не коснулись, более того, ей беспрепятственно позволили выйти замуж за иностранца и покинуть страну – чем-то же все это было оплачено! Какие услуги она могла оказать правительству?
Других же свидетельств крайне мало, и они четко делятся на две категории: мемуары людей команды Хрущева и разрозненные, случайные воспоминания прочих.
Тут тоже все непросто. Перед тем как иметь дело с источником, надо очень внимательно смотреть: а кто автор и какое положение он занимал при незабвенном Никите Сергеевиче, потому что это положение тоже должно было быть оплачено.
Чем оплачивались назначения при Хрущеве? В том числе и так: маршал Рокоссовский к моменту начала антисталинской кампании занимал пост заместителя министра обороны. И когда все это началось, его попросили написать что-нибудь о Сталине, естественно, в определенном, нужном Хрущеву ключе. Маршал отказался наотрез. На следующий день, приехав на службу, он застал в своем кресле маршала Москаленко. Рокоссовского даже не соизволили предупредить…
Так это делалось. И поэтому, сталкиваясь со свидетельствами очевидцев, надо очень внимательно смотреть, чьи это свидетельства.
Впрочем, интересно не это. В конце концов вранье Никиты Сергеевича и его присных всегда можно вычленить: во-первых, все они говорят одно и то же, а во-вторых, интонация заказной лжи, если это делает непрофессионал, всегда отличается от интонации подлинных воспоминаний. А вот что на самом деле интересно: даже твердокаменный Молотов, когда речь заходит о послевоенных годах, начинает крутить, вилять и явно чего-то недоговаривает. Даже прямой, как железнодорожная колея, Каганович, едва доходит до этого времени, умолкает.
Есть, правда, еще архивы. Запутанные, засекреченные, наполовину недоступные. Архив самого Сталина ищут до сих пор. Ищут, ищут —не найдут… Есть свидетельства, что при Хрущеве было уничтожено несколько составов архивных документов. Составов – в смысле, железнодорожных. Так что в качестве свидетельства времени остались одни мемуары Никиты Сергеевича и его сподвижников о том, что «вождь народов»-де из ума выжил. А вдруг не выжил? А вдруг он был так же нормален, как и перед войной и раньше, и очень хорошо знал, что делал? А кстати – что он делал-то?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.