ГЛАВА 50

ГЛАВА 50

«Ты что за человек?» — «Я не простого рода»[256]

Не прошло и трех месяцев со дня смерти Гамнета, как Джон Шекспир получил право иметь герб. Он стал дворянином, и, конечно, его сын наследовал титул. Вообще-то почти наверняка Шекспир был инициатором возобновления прошения, которое отец подал — а потом отказался от него — за двадцать восемь лет до того. Тогда за приобретение герба нужно было заплатить непомерную цену, но в новых, более благоприятных обстоятельствах, когда в жизни Шекспира установился материальный достаток, этого препятствия больше не было. Трудно сказать, сколько времени занимала такая процедура, но, должно быть, Шекспир взялся за это дело до смерти Гамнета. Естественно, что он желал передать титул единственному сыну-наследнику; но надежда рухнула из-за смерти Гамнета.

Герб представлял собой ребус — зашифрованное имя Шекспира. На нем был изображен сокол, сидящий на щите с копьем в лапах. Сокол распростер крылья, что понималось как «shaking» (потрясание). Девиз гласил: «Non sainz droict», что означало — «не без права». Копье было золотым, с серебряным наконечником, как придворная или церемониальная принадлежность, и сам сокол считался благородной птицей. В отличительные знаки графа Саутгемптона входили четыре сокола, и возможно, что Шекспир хотел обозначить свою близость к нему. В целом герб выглядит немного самонадеянно; несомненно, он отражал уверенность мужчин из рода Шекспиров (по крайней мере, одного из них) в собственном благородстве.

Глава Геральдической палаты пожаловал этот герб Джону Шекспиру, «по ходатайству и получив достоверные сведения», что его «предок за свою верную службу был отмечен и награжден славной памяти рассудительнейшим королем Генрихом VII». Похоже, что это выдумка Шекспира; нет никаких сведений о каком-либо Шекспире, награжденном Генрихом VII. Не исключено, что это одна из «семейных историй» которые обычно принимаются на веру.

Похоже, что Шекспира сильно занимала геральдика. В «Ричарде II» он демонстрирует значительные познания в этой области, а Катарина в «Укрощении строптивой» говорит:

Прибив меня, лишитесь вы дворянства,

А кто не дворянин, тот без герба.

На что Петруччио отвечает:

Впиши же и меня ты в свой гербовник.[257]

В той же пьесе есть эпизод, очевидно взятый из книги по геральдике Джерарда Ли; что заставляет думать, что Шекспир читал такие книги уже в 1580-х годах. Шекспир хотел продемонстрировать миру свой «благородный» статус. Таков был способ исправить сомнительную репутацию, которой пользовалось большинство актеров. К тому же это косвенно связывало его по материнской линии с Арденами. Проще сказать, он восстанавливал таким образом семейную честь после внезапного и загадочного устранения от дел Джона Шекспира.

По прошествии стольких лет такой поступок может показаться проявлением тщеславия, обретением бессмысленных знаков отличия, но в конце шестнадцатого века дворянский титул указывал на хорошее происхождение.

За носившим титул признавалось право иметь надежное место в общественной иерархии. Геральдика, с ее сочетанием знака и реальности, почитания и зрелища, стала воистину навязчивой идеей тюдоровской эпохи. Существовало не менее семи стандартных геральдических описаний. В этом, по крайней мере, Шекспир был человеком своей эпохи. Действие его пьес разворачивается в крупных поместьях или при дворе; никто из его главных героев не принадлежит к «низкому сословию», как говорили в то время; все они — дворяне, знать или короли. Единственное исключение составляют «Виндзорские насмешницы» где все действующие лица — обычные горожане. Народ в массе своей характеризуется им как «чернь».

Но права Джона Шекспира на дворянский герб не были бесспорны. Начиная с конца 1590-х годов герольд Йорка сэр Ральф Брук оспаривал решения герольдмейстера ордена Подвязки сэра Уильяма Детика, обвиняя его в присвоении дворянского звания недостойным лицам. Речь шла если не об откровенном мошенничестве, то, во всяком случае, о должностном преступлении. В перечне Брука, состоявшем из двадцати трех «ничтожных лиц», которые получили герб не по праву, имя Шекспира стояло пятым. На вопрос о его заслугах Уильям Детик отвечал, что тот «был членом магистрата Стратфорда-на-Эйвоне: мировым судьей. Он женился на дочери и наследнице Ардена, хорошего происхождения и способной». Здесь слышна, по крайней мере, одна фальшивая нота. Мэри Арден была отпрыском весьма скромной ветви клана, и, похоже, Шекспиры преувеличивали знатность ее происхождения. Так же, как и утверждение, что их предка наградил Генрих VII, тщеславие оставляло позади реальность.

То обстоятельство, что спор стал достоянием общества, мягко говоря, вызывало у Шекспира досаду, его благородный герб и девиз были поставлены под сомнение. Тем не менее это не помешало ему три года спустя подать прошение об объединении гербов Шекспиров и Арденов. Он мог сделать это «в угоду матери; но отчасти и из-за своей спеси», как говорили горожане о Кориолане[258], что предполагает настойчивость и осведомленность в подобных делах.

Шекспир подвергся ядовитой критике также со стороны коллег. В пьесе «Всяк в своем нраве» Бен Джонсон вывел тщеславного деревенского простака Солиардо, получившего собственный герб. «Я теперь могу писать, что я дворянин, — говорит он, — вот моя грамота, она обошлась мне в тридцать фунтов, клянусь!» На гербе красовалась голова вепря и девиз: «Не без горчицы». Есть основания полагать, что это намек на шекспировское «не без права». Горчица могла означать сверкающее золото на шекспировском гербе. Итак, обретение знатного происхождения не обошлось без злобных комментариев.

Однако, что достаточно характерно, Шекспир умел подшучивать и над самим собой. В «Двенадцатой ночи», появившейся в период, когда Брук призывал к ответу Детика за присвоение герба Шекспирам, дворецкий Мальволио претендует на благородное происхождение. Его убеждают носить желтые чулки с подвязками наискось — и низенький человечек превращается в пародию на шекспировский герб. Тоже желтый, с черной лентой по диагонали. Мальволио, несомненно самый простодушный и смешной персонаж пьесы, в эпизоде с подвязками жеманно прохаживается по сцене, пародируя изысканность манер. «Иные родятся великими, иные достигают величия», — читает он полученное им письмо[259]. Если Шекспир, что вполне вероятно, играл Мальволио, то шутка едва ли могла быть выразительнее. Это было вполне в духе Шекспира — пародировать собственные притязания на дворянство и в то же время добиваться его со всей серьезностью, высмеивать то, что было для него наиболее важным. Так проявлялась его инстинктивная двойственность во всех мирских делах.