Глава 10 Ночь перед «шейховством»

Глава 10

Ночь перед «шейховством»

День, когда я должна была стать частью жизни моего Господина, стремительно приближался. К огромному счастью Римма пощадила мое воображение и больше не сравнивала мужские достоинства с овощами. В работе она меня ограничила и постоянно ворчала, если я вертелась возле плиты или духового шкафа.

– Если хозяйка увидит твои обожженные руки, она начнет причитать и действовать мне на нервы. Ты же знаешь, какой у нее противный голос, когда она злится! – возмущалась кухарка, требуя, чтобы я занялась чем-нибудь другим. Например, месила тесто для лепешек.

Я кивнула, не желая, чтобы у моей подруги были неприятности, и занималась тем, что не могло бы мне причинить вред. Мое положение в доме изменилось как в лучшую, так и в худшую сторону. Если обслуга относилась ко мне очень бережно, то девушки испытывали откровенную неприязнь. Особенно те, что не были удостоены внимания шейха.

– Хитрая чертовка! – зло произнесла Ясмин, при виде меня на общем собрании. – Ты пошла к нему первая и сделала что-то такое, за что он выбрал тебя и отверг нас! Как ты охмурила его?! Показала ему свой тугой бутончик? Трясла у лица сосками?

Я покривилась от пошлости, произносимой губами рыжеволосой завистницы, но сочла полезным промолчать и не реагировать на ее провокации. Я нажила себе врага – это было очевидно. И усердно молилась, чтобы поскорее настал час, когда я покину «дом невест». Джамиля говорила долго: о том, как нам повезло, что мы имеем возможность получить лучшую жизнь, и хвалила многих за старания. А затем рассказала историю Золушки, которую заметил принц, и теперь ей суждено переехать в огромный замок и наслаждаться дарами, которые посыплются на нее в ближайшее время.

– Айсу, встань! – произнесла Джамиля и тут же, словно назойливые мухи, меня облепили пристальные взгляды. – В моем сердце радость! Один из пока не оперившихся птенцов, покидает свое гнездо. Я горжусь тобой, моя деточка!

Аплодисментами меня не удостоили. Слух о том, что сватанье прошло скоропалительно, мгновенно разнесся среди воспитанниц, а если учесть, что меня и так не жаловали, этот факт лишь усугубил всеобщую неприязнь.

Вечером меня отправили в специальное помещение для подготовки к столь важному событию, как встреча с женихом. В нем совершались определенные манипуляции с телом: для начала его лишили волосяного покрова на всех участках. Процедура оказалась болезненной, но я не издала ни звука. За процессом неустанно следила Малышка Бэтси, после того, как я полысела даже в тех местах, в которых, как мне казалось не должно быть волос, она произнесла на плохом арабском:

– Молодец! Ты терпеть боль! Мне нравится, ты не кричать тонким голосом!

– я же не свинья, от которой шерсти мало, зато визгу, хоть уши затыкай! – отшутилась я, но мой юмор не оценили по достоинству, потому что смысл сказанного не был понятен старой негритянке. Эту фразу часто говорила одна из воспитанниц – украинка Оксана. Говорливая хохлушка требовала, чтобы окружающие ее называли именем, данным при рождении, не принимая других звуков в свой адрес, она не пожелала принимать и другую веру.

– Оксаной была, ею и помру, – объясняла девушка. – И молиться буду, как приучили. Режьте-убивайте меня за это!

Она была ленива и считала, что не обязана трудиться, а заставить ее никто не мог, даже Джамиля. Ее пытались морить голодом, но это тоже был напрасный труд, потому что Оксана находила способы не остаться голодной, третируя других девушек и вынуждая их приворовывать еду для нее во время общих трапез.

Хозяйка «дома невест» поспешно продала ее одному шейху в гарем, несмотря на то, что ей не исполнилось шестнадцати лет. Восточный мужчина славился своей жестокостью, и Джамиля отказывалась с ним сотрудничать долгое время, но благодаря взбалмошной девушке, она заключила сделку, не переживая за судьбу своей подопечной, а если точнее – ей было все равно, что будет с обаятельной, но непокорной воспитанницей. Помимо Оксаны на свидания ходили еще несколько девушек, они получили небольшие подарки, и вернулись после встречи слишком уставшие. Прошедшие свидания было не принято обсуждать и часть из них держали рот на замке, но одна казашка поведала, что молится, чтобы не стать женой этого чудака.

– Он придумал, что я лошадь и заставил встать на четвереньки, а потом заставил возить его. Я заплакала, и он меня прогнал. Мои колени синие и болят, – сетовала она, поклявшись, что больше не станет перчить Джамиле.

Шейх испытывал симпатию к тем, кто оказывал сопротивление. У него было два увлечения – лошади и женщины. Чем строптивее попадалась «кобылка», тем большее его тянуло к ней. На свидания с ним отправили самых «трудных» и непокорных воспитанниц, из которых самой яркой и непокорной являлась Оксана. Говорят, она довела всегда спокойного мужчину до эмоционального взрыва, чем обескуражила и еще больше заинтриговала любящего приручать шейха. Когда она уехала, все вздохнули с облегчением (особенно Джамиля) и больше мы о ней не слышали.

Мне подравняли волосы, обработали ногти на руках и ногах, втерли в кожу благоухающее масло. После долгого массажа отвели в мою комнату, чтобы я могла выспаться, потому что на рассвете мы ждали моего жениха. Сердце мое трепетало в предвкушении новой жизни. Я пыталась мечтать о нашей совместной жизни, но у меня не хватало знаний, потому что на тот момент я немного видела и познала.

– Что значит жить хорошо? – уточнила я как-то у Риммы. Я застала ее врасплох, она долго и сосредоточенно думала, как на него ответить и даже сожгла пирог впервые за много лет.

– Хорошо жить – каждому свое. Одним купаться в золоте хорошо, а умирающему в пустыне – счастье увидеть родник с водой, и чтобы это не был мираж, – хмуро ответила она, рассматривая потемневшую выпечку.

– А что это означает? – спросила я с любопытством.

– А я уже давно мертва, Айсу, и забыла о том, что значит хорошо.

Это звучало странно. Я заметила, что на ее глазах появились слезы, и мне вдруг стало ее очень жалко. На что могла рассчитывать стареющая некрасивая женщина? Особенно та, что погребла себя под ворохом забот о чужих людях где-то посреди пустыни?.. Она не желала, чтобы я задавала вопросы, а мне не хотелось причинять ей боль.

Я пришла попрощаться с Риммой, утром мне предстояло исчезнуть из ее жизни навсегда, переехав в дом шейха. Она прижала меня к себе и долго не отпускала, что-то шепча в темечко.

– Я бы хотела пригласить тебя в наш дом, когда стану женой шейха! – произнесла я серьезно. – Я его попрошу, и он обязательно согласится. Он добрый, очень добрый!

– Мое место здесь, Айсу. На кого я оставлю мою сестру?! Джамиля и так стала слишком сентиментальной.

– Вы – сестры? – удивилась я, потому что женщины были слишком непохожи.

– Мы не по крови сестры, но по духу. Однажды она спасла мне жизнь, и я очень благодарна ей за это. Самая ценная в мире вещь – благодарность! Будь благодарна от всего сердца, и тогда Бог увидит твои помыслы, он будет милостив и воздаст по заслугам.

– Но если Бог милостив… тогда почему ты здесь, Римма? – спросила я осторожно, она изменилась в лице и строго произнесла, что ответственна за содеянное, а затем после долгой паузы добавила: – Если когда-нибудь ты будешь перед выбором убивать или нет – не делай этого, Айсу! Мертвый человек тебя не отпустит, будет преследовать все оставшиеся дни!

После прощания и «сказки на ночь» я направилась в свою комнату. Мое тринадцатилетнее сознание было возмущено новой информацией. Я никогда не думала о том, что могу оказаться в ситуации, в которой у меня возникнет подобный выбор – лишать или нет человека возможности просыпаться на следующее утро.

– Почему я не могу уехать к нему сегодня? – спросила я Джамилю, вошедшую со мной попрощаться.

– Мы и так миновали много этапов, я иду против правил, которые сама же и создала. Неужели тебе так плохо здесь, Айсу? – в ее голосе звучали нотки печали. Мне вдруг стало немного стыдно за свое нетерпение. Я торопливо извинилась и произнесла слова благодарности за опеку. Она направилась к двери, но вдруг замерла и, медленно повернувшись, спросила:

– Что ты чувствуешь? Ты испытываешь больше, чем привязанность и уважение к человеку, которого видела несколько раз?

– Мне трудно объяснить… мне кажется, если я закрою глаза, то почувствую его по запах среди тысячи других людей. Когда он рядом, моя душа улыбается и мне хочется плакать. И мне немножечко страшно…

– Почему? – удивилась Джамиля.

– Я боюсь лишиться этого ощущения! – честно призналась я.

– Наверное, ты говоришь об истинной любви, – с тоской произнесла хозяйка «дома невест». – Мне не удалось испытать это чувство, потому как в моей судьбе не встретился такой человек, которому бы открылось мое сердце. Если честно, Айсу, я удивлена, что в тебе начал раскрываться этот цветок чувств. Я много видела девушек и отдавала замуж не один раз, но никогда это не было связано с чем-то большим, чем симпатия. Причем, взаимная!

– Но разве не в чувства вы учили нас верить? Вы говорили, что любовь – самый прекрасный груз на жизненном пути.

– Это лишь красивые слова… Жизнь – такая сложная… всем надо во что-то верить! И за все надо платить. И порой слишком высокую цену. Просто наслаждайся тем, что тебе досталась редкая драгоценность и за очень низкую плату – многозначительно произнесла она. – Наверное, Аллах задремал… или приготовил для тебя серьезные испытания! Будь осторожней и продолжай верить в лучшее, Айсу. Несмотря ни на что!

После многозначительных слов Джамиля меня покинула, поцеловав напоследок в лоб. Я засыпала с мыслями о том, что она сказала об испытаниях за мои чувства, и в моей душе появилась тревога.

– Главное – дождаться утра, – скомандовала я себе и закрыла глаза, желая, чтобы мне приснился мой Господин.

Я проснулась среди ночи от громких криков. Небо было темное и пахло дымом, проникающим беспрепятственно через занавешенное окно без стекол. Я быстро натянула длинную рубаху, которую сняла перед сном, чтобы масло лучше впиталось в кожу, и торопливо выскочила в коридор. Казалось, что я в дурном сне, я слышала женские вопли и грозные голоса мужчин. С бьющимся сердцем я медленно вышла из коридора своего глиняного пристанища и оказалась на внутреннем дворе владений Джамили. Часть жительниц «дома невест» метались с диким криком, призывая о помощи, кого-то в этом хаосе ловили громко смеющиеся мужчины в темной одежде, украшенные связками патронов. Казалось, будто это какое-то театральное представление, в котором участвует огромное количество актеров, отыгрывающих разные эмоции.

Посреди двора стоял верблюд, на нем восседал человек, раздающий указания. Его лицо было отчужденное, страдания его не трогали. Я спряталась за выступ постройки и напряженно наблюдала за происходящим, что-то сверкнуло и, повернув голову вправо, я увидела, что кухня горит. В надежде, что моя подруга цела и невредима, я направилась в полыхающее здание, с опаской озираясь по сторонам. В царящем хаосе никто не обращал на меня внимания. Я наткнулась на одну из воспитанниц и спросила, что произошло. Та, шокированная происходящим, смогла выдавить лишь два слова: «бедуины», «смерть», после чего бросилась наутек в неизвестном направлении.

Горела только часть постройки, я вошла внутрь – было дымно, Римма лежала на полу, в одежде, залитой кровью.

– Айсу, – выдавила она хрипло, – тебе надо схорониться. Спрячься где-нибудь, чтобы эти нелюди тебя не нашли.

Я положила ее голову на свои колени и испуганно наблюдала за тем, как ее темная кожа становится светлее. Под Риммой расплывалась огромная багровая лужа, кровь вытекала сразу из нескольких ран на животе и плече. Она теряла силы и говорила медленно, с одышкой.

– Что случилось? – удивленно спросила я.

– На нас напали наемники! Джамиля сказала «нет» одному человеку. Он перепродает девушек в закрытые гаремы. Он обещал взять насильно, то, что принадлежит его брату. У них оружие! Не теряй время, измажь лицо и волосы золой из печи, чтобы быть незаметной. И испачкай одежду! – выдавила Римма, беспокоясь. Она с трудом концентрировала внимание, меня пугало ее состояние.

– Храни тебя Аллах, девочка! Мне пора, – устало прошептала кухарка и, закатив глаза, обмякла.

Я повторяла ее имя много раз, но понимала, что в моих руках уже неживой человек. Было жарко от пламени, слезы смешивались с капельками пота, вымачивая рубашку, которая вмиг становилась сухой от высокой температуры. Я бросилась к плите и достала золу. Вымазавшись в ней, я поспешила покинуть кухню. Прежде чем уйти, я поцеловала руку умершей подруги. Я ей была безмерно благодарна за доброту и заботу. «Что делать дальше?» – единственный вопрос, который тревожил меня. Вдруг мне пришла в голову идея сделать уродство: соорудить горб из полотенец, чтобы не привлекать внимания напавших. Я взяла несколько тряпок и поместила их под свое платье, но они вываливались. «Если бы их пришить!» – смекнула я, разработав мысленно конструкцию. Я пробралась в домик для обучения воспитанниц, в одной из комнат которого можно было найти нитки и иголки. Это помещение пока не горело, я вошла и медленно пошла по коридору.

Я услышала из одной комнаты призыв о помощи, одну из воспитанниц прижал к полу мужчина, она была без одежды, и он насильно раздвинул ей ноги, спуская шаровары. Я не могла ей помочь, потому что понимала, вмешиваясь, я не смогу ее защитить, а лишь отсрочу ее страдания, подвергнув при этом свою жизнь опасности. Я жаждала встретить рассвет следующего дня и дождаться своего Господина. Мой план был простоять и продержаться до утра. Я все еще надеялась, что утром подоспеет эскорт, и меня заберут в лучшую жизнь. Дрожащими руками я собрала нитками и длинной иглой несколько полотенец, и они превратились в маленькое наслоение, ставшее внутренней частью моей рубашки. После чего я успешно нашла чистый балдахин и, набросив на себя, закрылась в шкафу здания, которое, как я надеялась, не будет сожжено. Секунды превращались в часы, и я боялась, что мое сердце лопнет от напряденного ожидания.