СМЕРШ на японском фронте

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СМЕРШ на японском фронте

В сентябре 1931 года госсекретарь США Генри Стимсон отметил в своем дневнике довольно пророческое высказывание:

«В Маньчжурии начались тяжелые времена. Японцы, по-видимому, их наиболее воинствующие элементы, внезапно осуществили переворот».

И действительно, переворот, спровоцированный армейскими офицерами, положил начало почти 15-летнему милитаристическому угару в управлении внешней политикой государства. Дух военщины с ее восточной жестокостью вселился в Японскую империю подобно чуме. Носителями этой страшной болезни были генерал Тодзио, адмиралы Симаду, Ямамото, Ониси и Такаги.

В 1937 году Имперская армия Японии вторглась в Китай и устроила кровавую вакханалию практически открытого геноцида в городе Нанкин. В сентябре 1940 года Япония присоединилась к фашистской «оси» и к 1941 году заняла Французский Индокитай.

Все эти события, с учетом нападения Германии на СССР, беспокоили наше руководство. В конце марта 1941 года в Москву прибыл министр иностранных дел Японии Иосука Мацуока. Он на протяжении нескольких месяцев вел переговоры с Москвой. Первый переговорный раунд закончился безрезультатно. Чего же хотели японцы? Совсем «немного» — продать им Северный Сахалин. Сталин задал тогда Мацуоке вопрос: «А не шутит ли он?»

Ответ последовал — нет, и Мацуоки улетел для консультаций в Берлин. Но вскоре снова оказался в Москве. Каких-либо изменений в позициях сторон не произошло. Мацуоки засобирался домой, но в день отъезда, 13 апреля 1941 года, он получил новые указания от своего правительства — подписать с СССР «Пакт о нейтралитете», что и было сделано вечером того же дня. Этот договор был успехом для Советского Союза, ведь мы все ждали открытия второго фронта не только на Западе, но и на Дальнем Востоке. Советское руководство было осведомлено о подписанном японцами с немцами договоре — как только гитлеровцы берут Москву, японцы открывают второй фронт. Так почему же японцы неожиданно изменили намерения и почему Сталин был так уверен, что японцы снизят накал своих настойчивых требований?

Дело в том, что еще до начала контрнаступления наших войск под Москвой, а вернее, перед самым началом Великой Отечественной войны, советской разведкой была проведена секретнейшая операция «Снег», ставшая одним из ее шедевров. О ней знали только пять человек: Сталин, Берия, Фитин — руководитель внешней разведки и исполнители, его подчиненные Ахмеров и Павлов — сотрудники НКВД. Замысел операции был четким и далеко идущим — максимально воспользоваться сложными отношениями Японии с Соединенными Штатами и тем самым обезопасить Советский Союз от нападения с Востока.

Через свои связи наша разведка вышла на антифашистски настроенного заместителя министра финансов США Гарри Декстера Уайта (в переводе с анг. «белый», а отсюда и название операции — «Снег»), который имел влияние не только на своего непосредственного шефа Моргентау, но и на Президента Рузвельта.

И как результат — осенью 1941 года США начали переговоры с Японией. Американскую сторону представлял госсекретарь Хэлл, японскую — премьер-министр Коноэ. После консультаций с Рузвельтом Хэлл выдвинул требования, чтобы Япония вывела свои войска со всей материковой Азии — «ультиматум Хэлл а».

26 ноября того же года японскому послу в США адмиралу Номуре снова напомнили об ультиматуме. Японцы отвергли требования американцев, но, как известно, 7 декабря напали на Пёрл-Харбор и сразу же после этого вручили Хэллу заявление с объявлением войны США. Опасность нападения Японии на СССР теперь с достаточно большой степенью вероятности исключалась.

Вот откуда в голове у Сталина созрело смелое решение — отозвать с Дальнего Востока десятки дивизий, которые в народе названы «сибирскими», на помощь Москве.

Все это заслуги не вождя, а наших прекрасных разведчиков, о героических делах которых так мало мы знаем…

? ? ?

В декабре 1941 года в Стране восходящего солнца с ликованием встретили весть о выводе из строя в Пёрл-Харборе восьми американских линкоров — практически всего линейного флота США на Тихом океане. Но рано радовались японцы. Вскоре американские шифровальщики сумели декодировать японские шифрограммы, чем помогли военно-морским силам США нанести сокрушительное поражение Имперскому флоту под командованием адмирала Исороку Ямамото. И вот тут заговорил у японцев дух самурайства. Адмирал Ониси в разговоре с командующим 1-м воздушным флотом генералом Рикихеи Иногучи изложил свой «национальный» план борьбы с американцами. В частности, он заметил:

«Как вы знаете, сложившаяся военная ситуация крайне серьезна. Было подтверждено появление американских военно-морских сил в заливе Лейте… Наши сухопутные силы уже передислоцируются… Мы должны нанести серьезный удар по авианосцам врага и нейтрализовать их как минимум на одну неделю. По моему мнению, имеется только один путь максимально эффективного использования воздушных сил, имеющихся в нашем распоряжении. Необходимо организовать группы самоубийц для управления истребителями с 250-кило-граммовыми бомбами на борту с целью пикирования на американские авианосцы…»

Это был отчаянный план, ведь шел уже 1944 год, год коренного перелома войны за тысячи километров отсюда — на Западе. Германия шла к своему поражению.

И вот 25 октября 1944 года в 7.25 девять японских самолетов поднялись с аэродрома Мабалакат и взяли курс на восток, в безграничные просторы Тихого океана. Люди в самолетах жаждали отдать свои жизни за адмирала Ониси и императора Хирохито. На их шеях были повязаны белые шарфы. Их шлемы, тщательно подогнанные по голове, практически скрывали белую ткань, обернутую вокруг лба каждого пилота. Это были хашимаки — куски ткани, которые носили сотни лет назад воины-самураи феодальной Японии для того, чтобы они впитывали пот, а волосы не попадали в глаза. Перед полетом все они написали прощальные письма своим семьям.

Именно в 1944 году белая ткань стала отличительной эмблемой Специального корпуса нападения — камикадзе. Но этот акт отчаяния не мог спасти японское воинство. Так, в борьбе за Окинаву мощный поршень янки стал выдавливать из траншей яростно обороняющихся японцев, загоняя их в пещеры. Но и там солдаты императора отвечали огнем на огонь противника.

Со слов адмирала-чекиста Ивана Пантелеевича Рыдченко, служившего на Тихоокеанском флоте, японцы не хотели сдаваться, дрались отчаянно. Так, одна из пещер была превращена в госпиталь для трех сотен раненых японских пехотинцев. С ними был адмирал Ота, который, боясь атаки американских войск, применявших огнеметы, приказал армейскому врачу умертвить всех раненых путем впрыскивания яда. Все до одного японцы охотно подставляли руки под иглы шприца, наполненного смертью.

В другой пещере во время боевых действий генералы Усидзима и Чо решили поужинать. После обильного чревоугодия они произнесли последний тост: «Да здравствует император!» — и, когда взошла луна, вышли со своими адъютантами из пещеры. Около выхода на матрасах было расстелено одеяло. Усидзима сел и стал молиться, потом взял у адъютанта короткий меч и распорол себе живот. Адъютант тут же подхватил холодное оружие своего шефа и отсек ему голову. Генерал Чо через несколько секунд умер такой же смертью.

Вот так проходила битва за Окинаву, на земле которой погибло более 12 тысяч американцев и было убито около 100 тысяч японцев.

Потом проводилась операция под кодовым названием «Митингхаус» — «Место встречи» с разрушительными атаками американских бомбардировщиков В-29, которые японцы считали устрашающим оружием. Цель — уничтожить военную промышленность на Японских островах, а главное, в северо-восточном секторе Токио.

Так что это был за бомбардировщик?

Словно покрытый серебром самолет, построенный корпорацией «Боинг», с четырьмя двигателями составлял 30 метров в длину, 8 с половиной метров в высоту и имел размах крыльев чуть более 43 метров. Вооружение на борту состояло из двенадцати пулеметов калибра 12,7 миллиметра и 20-миллиметровой пушки в хвостовой части. В-29 мог набрать высоту 11,5 километра, скорость — 600 километров в час с дальностью полета 6500 километров и бомбовой нагрузкой в 9 тонн.

Вечером 25 марта 1945 года 1300 моторов вспороли тишину наступившей ночи — 325 огромных В-29, как кондоры-великаны, тяжело отрывались от взлетной полосы из-за максимального боекомплекта с места стоянки и лениво взмывали друг за другом в чернильное небо.

Практически только один этот рейд обеспечил экономический коллапс Японии. Большинство заводов, находящихся в японской столице, превратились в пепелище. Люди от ужаса сходили с ума. Но апокалипсис для японцев был впереди, после сброшенных в утренние часы с бомбардировщиков В-29 двух атомных бомб — «Малыша» на Хиросиму 5 августа с самолета «Энола Гей» и «Толстяка» на Нагасаки 9 августа с самолета «Машина Бока».

Вот как описывал картину атомного взрыва черного в прямом и переносном смысле «Толстяка» (с внешними параметрами: три метра двадцать пять сантиметров в длину и полтора метра в диаметре) в Нагасаки английский историк и публицист Уильям Крейг:

«Толстяк» взорвался над северо-западной, промышленной частью города — местом расположения военных заводов и плотной жилой застройки на высоте 475 метров. В момент взрыва возникла интенсивная бело-голубая вспышка, как при взрыве большого количества магния… Одновременно распространялся ужасный грохот, сокрушительная ударная волна и обжигающее температурное поле… Грибообразное облако в Нагасаки разносилось ветром, и картина, открывавшаяся под ним, становилась все более ужасающей.

Большая часть города была охвачена огнем. Целые толпы беженцев пытались вырваться из этого ада. Деревья вырывало с корнем. Волосы опалены либо выжжены вовсе, люди жалобно стонали от черных раздувшихся ожогов. Одних непрерывно рвало, другие жестоко страдали от диареи. С наступлением темноты добровольцы в свете пожаров стали собирать трупы. Тела складывали штабелями».

Вскоре Токио был оккупирован. Всего лишь через тридцать дней после атомной бомбардировки Нагасаки военнослужащие 1-й кавалерийской дивизии США патрулировали улицы столицы.

? ? ?

Эхо Второй мировой войны, а для нас, граждан вчерашнего Советского Союза, — Великой Отечественной войны, — перекочевало с Запада на Восток и отозвалось в боевых действиях с сателлитом фашистской Германии — милитаристской Японией.

В начале августа 1945 года советские войска, сосредоточенные на Дальнем Востоке, завершали подготовку к выполнению договоренностей с союзниками. Союзные стороны в лице лидеров СССР, США и Великобритании на Ялтинской конференции решили окончательно добить последнего воюющего сателлита Германии.

Каждый из тройки — Сталин, Рузвельт и Черчилль — полагал, что «Карфаген должен был обязательно разрушен», так как миллионная группировка японских войск, оккупировавших Маньчжурию (с учетом частей в Корее, Китае, на Курилах и Южном Сахалине), стояла у наших дальневосточных границ. Несмотря на то что вышколенная Квантунская армия оставалась в местах постоянной дислокации и особо не проявляла активности, но исключать возможность неожиданного удара со стороны японцев было нельзя.

Кроме того, ее спецслужбы вели активную разведывательную, диверсионную и террористическую деятельность. Что же касалось союзников, то американцы не могли простить японцам их коварства и своего позора — внезапного уничтожения Тихоокеанского флота в Пёрл-Харборе. А британцы и голландцы — потопленных надводных кораблей и нескольких субмарин.

Вместе с тем японская военщина готовилась к «континентальному прыжку» в рамках военно-стратегического плана под кодовым названием «Теория спелой хурмы». Жестокость японских правоохранителей общеизвестна. Считается, что самые страшные концлагеря — японские. Человеконенавистнические опыты над советскими военнопленными, широко применяемая практика жутких казней, когда за попытку бегства практиковалось отрубание головы самурайским мечом.

А чего стоил в своем изуверстве отряд № 731 под руководством «доктора» Сиро Исии?! Это в нем при режиме строжайшей секретности размножались штаммы разных инфекционных болезней и вынашивались конкретные планы бактериологической войны против СССР.

Отряд располагался с 1936 года на территории шести квадратных километров в почти 150 зданиях и строениях около деревни Пинфан к юго-востоку от Харбина. Его разместили в Китае, а не в Японии по нескольким причинам. Во-первых, из-за режимных соображений. Во-вторых, из-за опасности заражения своих сограждан в случае ЧП. В-третьих, в Китае всегда под рукой были «бревна» — материал для испытания (китайские пленные, корейцы, американцы, россияне — из числа белоэмигрантов, живших в Харбине, и советские военнопленные). Подопытный материал должен быть абсолютно здоровым. А потому жертв усиленно подкармливали, а потом испытывали на них различные штаммы инфекционных болезней. «Фавориткой» у Исии была чума, с выведенной им чумной бактерией, которая по вирулентности в 60 раз превосходила обычную болезнь этой формы. Зараженного человека заживо, без анестезии, препарировали, вытаскивая органы и наблюдая, как болезнь распространяется внутри — таким больным сохраняли жизнь и не зашивали их целыми днями.

Испытывали людей на выживаемость после отравления и заражения цианистым водородом, ипритом, чумными блохами и мухами. При борьбе с китайскими партизанами сотрудники отряда заражали колодцы с питьевой водой штаммами брюшного тифа. Убедившись в эффективности биооружия, Токио разрабатывал планы применения его против США и СССР. С боеприпасами проблем не было. После того как наши войска захватили лагерь, специалисты вздрогнули от ужаса: к концу войны в запасниках «отряда 731» накопилось столько бактерий, что если бы они были рассеяны по земному шару, то этого было бы достаточно, чтобы уничтожить все человечество.

Разрабатываемым планом «Вишня расцветает ночью» японцы планировали атаковать американцев на их территории. Каким же путем? Путем доставки к побережью США двух-трех легкомоторных самолетов подводными лодками с целью распыления над Сан-Диего инфицированных чумой мух.

По показаниям пленных, сотрудники отряда для определения возможностей человека сопротивляться обморожению испытуемого заставляли опускать руки или ноги в бочку с холодной водой, а потом ставили под искусственный ветер до тех пор, пока конечности не получали обморожение. Определяли «кондицию» палочкой, стуча по обмороженному участку — он должен был издавать звук как при ударе о деревяшку.

Для нужд ВВС Японии проводились эксперименты в барокамерах. Вот признание одного из офицеров «отряда 731»: «В вакуумную барокамеру поместили подопытного и стали постепенно откачивать воздух. По мере того, как разница между наружным давлением и давлением во внутренних органах увеличивалась, у него сначала вылезли глаза, потом лицо распухло до размеров большого мяча, кровеносные сосуды вздулись, как змеи, а кишечник, как живой, стал выползать наружу. Наконец человек просто заживо взорвался».

Так японские врачи-палачи определяли допустимый высотный потолок для своих летчиков. Для выяснения наиболее эффективного лечения боевых ранений людей взрывали гранатами, расстреливали, поджигали из огнеметов.

Отмечались элементы и такого «любопытства»: у подопытных вырезали из живого тела отдельные органы, отрезали руки и ноги и пришивали назад, меняя местами правые и левые конечности, вливали в человеческое тело кровь лошадей или обезьян, ставили под мощный поток рентгеновского излучения, оставляли без еды или без воды, ошпаривали различные части тела кипятком, тестировали на чувствительность к электротоку, заполняли легкие человека большим количеством газа или дыма, вводили в желудок живого человека гниющие куски мяса.

После таких экспериментов покалеченные люди шли на дальнейшие опыты в газовые камеры, а внутренние органы после вскрытий поступали в распоряжение микробиологов. Всего за время существования «отряда 731», только по установленным данным, погибло более 3000 человек. Конец существования лагеря положили воины Красной Армии.

9 августа 1945 года советские войска начали победоносное наступление против японской армии, и «отряду» было приказано «действовать по собственному усмотрению». 10–11 августа японцы стали жечь документы исследований и аппаратуру лабораторий. От оставшихся в живых «бревен» решили избавиться — их отравили газом, а потом сожгли. Многие важные документы и слайды злой гений отряда Сиро Исии передал американцам, которые свою программу развития биологического оружия начали лишь в 1943 году. Враги стали друзьями, так, дали возможность преступнику безбедно жить в Японии до 1959 года, когда он умер от рака. И это на фоне жестокой казни «отрядовцами» пленных военных летчиков США со сбитых бомбардировщиков В-29. Им мечами отрубали руки, вспарывали животы, а потом обезглавливали.

А как не вспомнить партизана Лазо в годы Гражданской войны, сожженного японцами в топке паровоза.

Таков был наш враг на Дальнем Востоке.

? ? ?

Огромный объем работы, как накануне Великой Отечественной войны, так и в последующем на советско-японском фронте, провели военные контрразведчики, в том числе ставшие сотрудниками СМЕРШа, Тихоокеанского флота (ТОФ). С началом войны обстановка была опасна не только на западе страны, но и на востоке. Расчеты, сделанные стратегами в Генштабе ВС СССР, показали, что японская армия и флот могут довольно быстро сломить сопротивление сухопутных частей Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии, надводных, подводных сил и береговой обороны ТОФ и захватить значительную часть территории Приморского и Хабаровского краев.

Японская разведка работала тонко и дерзко. Контрразведке СМЕРШ длительное время не удавалось найти нить в разведцентры Страны восходящего солнца. Не случайно руководство СМЕРШа самокритично оценивало свою работу и доносило в Центр: «Как в первом полугодии 1943 года, так и во втором мы не добились серьезных оперативных успехов, не сумели вскрыть и разоблачить ни одного агента японской разведки…

Нами выявлено и учтено в частях и учреждениях Флота 258 человек, которые по своему социально-политическому прошлому и связям могут служить наиболее вероятными кадрами для японской разведки… Разрабатывалось в этом направлении 49 человек, из них 14 — по делам-формулярам, а 35 — по учетным делам…»

С другой стороны, были и очевидные оперативные удачи. Органы военной контрразведки Тихоокеанского флота, зная о существовании на территории Маньчжурии специальных подразделений Квантунской армии, которые в обстановке глубокой секретности разрабатывали способы применения против СССР бактериологического оружия, делали все возможное для контроля за лицами, имевшими отношение к работе с бактериологическими культурами. Их выявляли, с ними работали…

Большую деятельность флотские чекисты проводили по осиному гнезду шпионажа — Генеральному консульству Японии во Владивостоке, а также дипкурьерам из Токио в Москву и обратно. Они вели фото-, радио- и визуальную разведку. Как правило, «дипломаты» являлись сотрудниками или работали на 2-е управление Генштаба Японии, 3-й отдел Главного морского штаба, разведотдел штаба Квантунской армии, русский отдел Исследовательского бюро Южно-Маньчжурской железной дороги.

Из воспоминаний кадрового японского разведчика Асаи Исаму:

«Мы, сменяя друг друга, считали стыки рельс, чтобы на отдельных участках установить точное расстояние. В других случаях, отвлекая внимание сотрудников НКВД, фотографировали различные военные объекты, мосты и тоннели…»

По рассказам контр-адмирала И.П. Рыдченко, с которым довелось автору этих строк служить в Прикарпатском военном округе, японцы были охочи до фотографирования с борта торговых, почтовых и пассажирских пароходов. Тогда по решению военной контрразведки флота вход в бухту Улисс, где базировались подводные лодки, при проходе таких судов перекрывали специальными баржами, на которых были установлены брезентовые щиты высотой до десяти метров. Японцы были мастерами выведывания «пьяной информации», спаивали наших военнослужащих, добавляя в спиртное специальные препараты, расслабляющие волю.

Докучали военной контрразведке агенты-двойники из числа аборигенов — китайцев, корейцев и японцев. Некоторые служители «плаща и кинжала», чтобы больше заработать, умудрялись подставлять себя для перевербовки то советской, то японской стороне до десяти раз. Японские руководители спецслужб считали за правило тезис: «Надо добиваться использования агентуры противника против самого противника», требуя у подчиненных выполнения этого требования.

? ? ?

Во время учебы автора в ВШ КГБ при СМ СССР, в середине шестидесятых, перед слушателями выступал участник Великой Отечественной войны Павел Крамар.

Пройдя все ступени оперативной работы, он стал руководителем Особого отдела КГБ по Белорусскому военному округу. В своих воспоминаниях чекист делился особенностями работы военных контрразведчиков на Дальневосточном театре военных действий (ТВД) против японских спецслужб, в частности разведывательных органов Квантунской армии. В деталях он останавливался на проведенных, и с его участием, операциях в ходе использования оперативных групп для розыска и ареста агентов-двойников и военных преступников.

Японская Квантунская армия помимо войсковой разведки и контрразведки располагала широко разветвленной территориальной сетью добывающих органов в лице так называемой Японской военной миссии (ЯВМ). Для проведения диверсионных и террористических актов она имела специальные отряды «Асано».

Однажды, это было в августе 1945 года, руководство Отдела контрразведки СМЕРШ 1-й Краснознаменной Дальневосточной армии приняло решение вместе с наступающими войсками войти в город Лишучжень, захватить помещения дислоцированной там ЯВМ, организовать розыск вражеской агентуры и офицеров миссии.

Павел Крамер рассказывал:

— Начальник Отдела полковник Михаил Абрамов возглавить группу поручил мне, в ту пору капитану, заместителю начальника отделения. В состав группы были включены оперуполномоченный — специалист по розыску старший лейтенант Николай Тимофеев, два автоматчика и водитель.

— Как вы попали в город Лишучжень, где находилась штаб-квартира Японской военной миссии? — спросил один из слушателей.

— В этом городе мы оказались, как говорится, на броне — с войсками 257-й танковой бригады. Воины этой прославленной части 11 августа 1945 года быстро выбили неприятеля из города и продолжали дальше теснить японцев. А мы остались в городе для выполнения своей задачи.

— А как происходил сам процесс розыска? — последовал очередной вопрос.

— Дело в том, что у нас имелись списки вражеских разведчиков и их агентуры из числа китайцев, корейцев, японцев и русских эмигрантов из числа белогвардейцев. Китайцы и русские эмигранты к нам относились с уважением и встречали советские войска с красными флажками и возгласами «шанго», что обозначало — «хорошо», «рады встрече», «прекрасно». Здание ЯВМ находилось, как сейчас помню, на окраине города. Когда мы вошли в один из кабинетов, то стало ясно — японцы покинули помещение недавно, явно спешили. На столах валялись бумаги, в шкафах висело обмундирование и цивильная одежда, в углу стоял несгораемый шкаф. Один из наших автоматчиков исполнил роль «медвежатника» — вскрыл сейф. Там оказались списки тридцати японских пособников. Читая один из документов, мы обратили внимание на начальника охранного отряда ЯВМ, колчаковского полковника Белянушкина. В ходе опросов и допросов соотечественников нами было установлено, что полковник остался в городе после ухода японцев в качестве резидента. Мы задержали белогвардейца. В кабинете он представился: полковник русской армии Белянушкин. Я его спросил, кто ему присвоил это высокое воинское звание? Ответ был неожиданным — Колчак! При допросе он стал просить о пощаде.

И вот тогда мне вспомнился давний рассказ отца о том, что через их деревню шли отступающие колчаковцы. Они по злобе срочно собрали сочувствующих советской власти крестьян, привязали их к хвостам лошадей и галопом проскакали несколько сот метров. Жертвы, естественно, были растерзаны.

Белянушкин в попытке смягчить свою участь за злодеяния колчаковцев принял вербовочное предложение советского капитана военной контрразведки. Перевербованный резидент японской разведки оказался ценным источником. С его помощью удалось выйти на агентурную сеть противника численностью в 20 человек, оставленных ЯВМ в городе Лишучжене для проведения враждебной деятельности.

— И все же главной задачей для вашей опергруппы, наверное, было найти руководство ЯВМ и ее начальника, знавшего практически весь агентурный аппарат, — поинтересовался один из преподавателей. — Вы его задержали? Если да, то как вышли на матерого разведчика?

— В этом деле помогли китайцы, которые опознали в числе задержанных японцев руководителя местной ЯВМ господина Ясудзава, переодетого в форму японского солдата. Правда, пришлось его еще поискать — «прошерстили» целых три фильтрационных пункта, пока нашли «героя японской драмы». Потом через связи Беля-нушкина вышли на один из охранных отрядов ЯВМ и группу «Асано» — диверсантов, которых склонили к явке с повинной. Все сделали тихо, не зря существует оперативный афоризм: «Там, где начинается стрельба, заканчивается контрразведка!»

— А где допрашивали Ясудзаву и как он вел себя? — задал вопрос кто-то из слушателей.

— Основную работу проводили в его же лишучжен-ском кабинете. А что касается поведения, то что ему оставалась делать, как не признаваться. Правда, вначале пыжился, на вопросы не отвечал, повторяя весь час одну и ту же фразу: «Надо достойно умереть! Японцы это умеют!» А потом «поплыл» и стал сдавать свою агентуру. Через двое суток нами было арестовано по наводке Ясудзавы более полсотни человек, сотрудничавших с японской разведкой против РККА.

? ? ?

Согласно данным, опубликованным в разное время в открытых источниках — отечественной литературе и Интернете, в 1941–1945 годах наибольшую опасность для ТОФ представляли спецслужбы Японии. Характером их деятельности интересовался в первую очередь Разведывательный отдел (РО) штаба ТОФ. Но именно эта линия работы военных разведчиков вызывала большое беспокойство у командования и военных контрразведчиков флота. В обобщенных аналитических справках указывались следующие недостатки: низкий уровень кадрового состава, поверхностная, а потому неудовлетворительная подготовка агентуры, проблемы не только с качеством негласных источников, но и их количеством, отчего страдала работоспособность агентурной сети, высокая степень засоренности агентуры, большое количество двойных агентов.

Военные разведчики воспринимали критику в свой адрес без обид. Так, заместитель начальника РО по информации штаба ТОФ К.В. Денисов, служивший на этой должности с 1938 по 1943 год, вспоминал: «Анализ результатов боевых действий ТОФ в период хасанских событий показал, что нашего столь агрессивного соседа — Японию мы знали еще очень слабо. Информации о военном, морском, воздушном и других видах ее вооруженных сил и об их потенциалах у нас была еще в зачаточном состоянии. А возможности оформления технической информации о состоянии и направлении развития вооруженных сил, и в частности ВМС Японии, находились на уровне XIX века: еженедельные разведсводки для командования соединений и частей флота докладывались устно начальником отделения информации (а спустя некоторое время — дежурными офицерами разведотдела) и затем размножались ротапринтом».

Засоренность агентурной сети Разведывательного отдела штаба ТОФ, особенно агентами-двойниками, была такова, что военная контрразведка была вынуждена предпринять соответствующие меры. В рамках борьбы с этой напастью в 1943 году армейскими чекистами было заведено агентурное дело под кодовым названием «Черная переправа». Так, анализ работы агентурной группы РО ТОФ в г. Посьете, состоящей из четырех негласных сотрудников, которую возглавлял кореец «Агай», кстати, награжденный за «хорошую работу» в 1939 году орденом Красная Звезда, показал, что приобретенные им три агента являются агентами-двойниками.

Через год, в 1944 году, РО ТОФ вербует еще трех агентов и направляет их в Северную Корею. После возвращения их из-за кордона выяснилось, что все они были перевербованы японской разведкой. Отмечались признаки работы агентов-двойников в городах Пусане, Дайрене, Гензане, Дзенсене, Тойко и др. Характерными особенностями их «работы» были: трудно поддающиеся расшифровке радиограммы с объяснениями неисправности радиоаппаратуры, тяжело проверяемая информация, незначительная ее глубина и просьбы прислать деньги и новые указания или задания на разведку.

Так, арестованный Отделом контрразведки СМЕРШ Гензанской ВМБ агент РО ТОФ Л ян Е Хан, перевербованный японцами, вплоть до 5 августа 1945 года передал 26 радиотелеграмм дезинформации. «Работая» агентом-двойником, он получал от японцев «жалованье» в размере 200 иен в месяц, военные разведчики ТОФ тоже платили ему за «услуги». Таких примеров было множество. Поэтому с начала боевых действий, как уже упоминалось, были сформированы и направлены на территорию Кореи, Маньчжурии, Южного Сахалина и Курильских островов оперативные группы (ОГ) для разоблачения японской агентуры и поимки сотрудников спецслужб противника.

31 августа 1945 года Отдел контрразведки СМЕРШ ТОФ адресовал начальникам отделов и ОГ директиву, в которой говорилось: «Анализ первых дней работы оперативных групп и отделов, находящихся на территории противника, занятой нашими войсками, показывает, что некоторые органы, видимо, не знают структуру японских разведывательных органов и их линий подрывной деятельности против СССР, поэтому проводят работу только по линии задержания сотрудников полиции, работая над которыми ничего ценного для нас не достигают.

В связи с этим для ориентировки и руководства в работе кратко разъясняю структуру японских разведывательных органов…»

Дальше в директиве описывались структурные звенья японских спецслужб и перечислялись конкретные примеры почерка в деятельности их агентуры.

Оперативный состав флота продолжал фиксировать активизацию японской разведки и спецслужб других стран и их ухищрения. Поэтому 6 декабря 1945 года начальник Отдела военной контрразведки СМЕРШ ТОФ генерал-майор Мезленко Д.П. подписывает новую директиву с обобщением полученных материалов. В ней говорилось, что, согласно ориентировке Управления контрразведки НКВМФ СМЕРШ, разведывательные органы иностранных государств для переброски своей агентуры в целях шпионажа как на территории Советского Союза, так и на территории других государств, где дислоцируются части Красной Армии и Военно-Морского флота, используют благоприятные для этой цели возможности передвижения по дорогам на автомобильном и гужевом транспорте.

По полученным данным, водители автомашин, принадлежащих флотам, флотилиям и управлению тыла Военно-Морского флота, а также работники связи, особенно частей, находящихся на территории Германии, Польши, Румынии, Болгарии, Австрии, Венгрии, Маньчжурии и других, совершенно свободно за соответствующее вознаграждение провозят на своих машинах через границы любого гражданина или гражданку, в том числе различного рода спекулянтов, явно сомнительных лиц, а среди них могут быть и, несомненно, есть шпионы.

Далее директива применительно к условиям Тихоокеанского флота конкретно указывала пути проникновения вражеской агентуры:

— по грунтовым дорогам со стороны Кореи и Маньчжурии;

— на транспортах и кораблях флота из портов Кореи, Маньчжурии, Южного Сахалина и Курильских островов;

— агентура американской и других разведок через демаркационную линию в Корее в пункты дислокации частей ТОФ;

— используя физическую маскировку, агентура японской разведки из числа японцев, корейцев и китайцев может проникать в северные районы Дальнего Востока под видом других национальностей;

— переход через границу скрытно, а затем продвижение в глубь нашей территории автотранспортом и другими средствами.

Далее директива предлагала в целях предотвращения проникновения агентуры иностранных разведок на территорию СССР ряд действенных мер. Они были использованы сотрудниками СМЕРШа и приносили реальную отдачу.

С августа 1945-го по январь 1946 года оперативными сотрудниками ОКР СМЕРШ ТОФ только в Корее было задержано и проверено 1695 человек, из них 62 арестовано, 62 передано органам СМЕРШ НКО и 33 — органам НКГБ СССР.

Так, осенью 1946 года флотскими чекистами МГБ Гензанской военно-морской базы была арестована группа в количестве десяти человек военных разведчиков корейской армии, которая называлась «Кван Пок Кун», созданная в Китае корейским реакционным правительством Ким Ку. Все члены этой группы прошли основательную разведывательную подготовку и направлялись в Северную Корею для ведения шпионской деятельности против частей Советской армии и Флота и для сбора сведений о военно-политическом и социально-экономическом положении в Северной Корее. В ходе следствия все задержанные признали себя виновными.

Военными контрразведчиками в течение 1946 года были задержаны и арестованы десятки агентов временного корейского правительства в Сеуле, которые вели разведывательную деятельность на территории Северной Кореи против советских воинских частей в пользу американского разведоргана при Военно-политическом управлении США в Сеуле. Американцы активно использовали различные земляческие и особенно молодежные организации Кореи — «Союз молодежи Северной Кореи и Маньчжурии», «Союз молодежи по ускорению установления независимости Кореи» и другие. Под видом активистов этих организаций они проникали на нашу территорию и вели разведывательную деятельность против Советской армии и Флота, а также армии Народно-демократической Кореи. Они собирали данные о политико-экономическом положении страны и пытались создавать подпольные формирования для борьбы с противником, каким для них являлся Советский Союз и его армия.

В начале 1947 года военными контрразведчиками завершилась одна из оперативных разработок — в городе Сейсине была вскрыта подпольная группа во главе с корейцем Ли Гван Уком. На следствии было установлено, что арестованные члены этой глубоко законспирированной группы занимались сбором шпионской информации по штабам, подразделениям и частям советских войск в Корее.

Весной того же года была арестована группа агентов разведки правительства Ким Ку. При аресте у членов группы были обнаружены улики — разведывательные донесения на имя начальника «Северо-восточного представительства» в Мукдене Ким Ин Сека и руководителя его отделения в городе Инькоу Ким Гук Пона.

В течение 1946–1947 годов военными контрразведчиками велась оперативная разработка под кодовым названием «Сеульцы». Фигурантами ее были корейские граждане Юн Тхя Гвон, Ли Мен Хва, Ким Сен Ук, Цой Дон Ин, Ли До Бяк и другие, которые занимались сбором разведданных по советским вооруженным силам в Корее и корейской мотострелковой дивизии, дислоцированной в городе Ранане. Собранную информацию они передавали руководителю уже упоминаемого «Союза молодежи по ускорению установления независимости Кореи» Хан Чель Мину.

В это же время чекисты ТОФ вышли на сотрудника одной из миссий США. В его поведении отмечались подозрительные признаки, указывающие на сбор разведывательной информации. После собранных улик он был арестован в городе Гензане — пойман, как говорится, с поличным. Американский шпион долго не запирался и сразу же дал следствию признательные показания. Оперативные работники нашли достаточно веских материалов, уличающих его в преступной деятельности.

Как уже отмечалось, наши войска стояли в Порт-Артуре, поэтому повышенный интерес к ним проявляли, кроме японских разведывательных органов, спецслужбы Китая. Второй отдел МГБ Гоминьдана (Гофанбу) буквально навалился на советские гарнизоны с целью отслеживания оперативной обстановки. Отделом контрразведки СМЕРШ Порт-Артурской ВМБ были получены объективные данные о том, что, кроме спецслужб, разведкой против частей Красной Армии занималась группа связи во главе с генералом Ма Де Ляном, дислоцированная в Мукдене, а также отделы партийных организаций Гоминьдана, агенты которых перебрасывались через границу под видом бизнесменов, коммерсантов, купцов и прочего торгового люда.

В августе 1947 года органами военной контрразведки были задержаны и арестованы агенты китайской разведки Гян Дзи Вен, Ван Го Чин, Дзян Шу Тин. Флотскими чекистами было установлено, что Гян Дзи Вен являлся официальным сотрудником информационного отдела 2-го управления северо-восточного административно-политического органа в Мукдене.

Следствием было установлено, что в конце 1946 года Гян Дзи Вен по приказу начальника информационного отдела МГБ Гоминьдана в Нанкине дважды нелегально выезжал в город Дальний с разведывательными заданиями. В марте 1947 года он встречался с начальником 2-го управления 2-го департамента МГБ Гоминьдана генералом Ляном, который назначил своего агента резидентом в Дальнем. И уже в апреле того же года Гян Дзи Вен был заброшен вместе с радистом в Дальний, где осуществил вербовку для своей резидентуры четырех агентов из числа китайцев.

А вот второй пример — отделом контрразведки СМЕРШ Порт-Артурской ВМБ изучался китаец Сунн Хин Хо, который путем подкупа: через подарки, услуги, подачки, спаивания, организаций «медовых ловушек» — подстав женщин легкого поведения заводил связи с военнослужащими, в основном с офицерами, и поддерживал контакты с японцами. В ходе агентурно-оперативных мероприятий было выяснено, что он собирает режимную информацию об укрепрайонах, оборонительных сооружениях, командном составе наших воинских частей, дислоцированных в Порт-Артуре, Дальнем и других гарнизонах…

«Надо отметить, что военная контрразведка флота много сделала в войне с Японией в 1945 году, — писал Валентин Кодачигов, — и полностью выполнила поставленные перед ней задачи по разгрому агентурной сети японских спецслужб на территории Кореи и Маньчжурии».

Было разыскано и задержано свыше 500 сотрудников и агентов японской разведки, контрразведки и жандармерии. Были проведены операции по захвату архивов различных спецслужб Японии. Благодаря успешной деятельности контрразведки СМЕРШ удалось решить главную задачу — разгромить органы японских специальных; служб, которые в течение многих лет занимались организацией и осуществлением подрывной деятельности против нашей страны.

* * *

Что касается боевых действий, то к началу наступления советских войск общая численность стратегической группировки Сухопутных войск Японии, располагавшихся на территории Маньчжурии, Кореи, на Южном Сахалине и Курильских островах, составляла 1,2 миллиона человек со 1200 танками, 5400 орудиями и 1800 самолетами.

Заинтересованность союзников в участии СССР в окончательном разгроме милитаристской Японии сохранялась до конца войны. Об этом просили Сталина Рузвельт, Трумэн и Черчилль. Сталин выполнил обещание, данное на Ялтинской конференции президенту США Франклину Рузвельту о том, что через три месяца он начнет боевые действия. И он сдержал свое слово.

Главнокомандующий американскими войсками в южной части Тихого океана генерал Макартур, оценивая трудности завершающей фазы борьбы против Японии, заявлял, что американские войска «не должны высаживаться на острова собственно Японии, пока русская армия не начнет военных действий в Маньчжурии».

Новый президент США Трумэн вторил ему:

«Я очень озабочен тем, чтобы Советский Союз как можно скорее вступил в войну против Японии, с тем чтобы ускорить ее окончание и тем самым спасти бесчисленное количество жизней американцев и китайцев».

Только о наших людях он не сказал даже полслова.

По данным нашей разведки, подтвержденным архивными материалами после разгрома Страны восходящего солнца, японское руководство готовило реальное нападение на СССР 29 августа 1941 года, когда вермахт победоносно осуществлял свою агрессивную программу «блицкрига». Однако Сталин, несмотря на неудачи первых месяцев войны, продолжал держать на Дальнем Востоке в полной боевой готовности несколько десятков дивизий, что отрезвляюще подействовало на политический истеблишмент. Властная верхушка общества, да и военные круги понимали, что вторым врагом для них будут США, которые располагали большими силами.

Конечно, военно-политические круги Японии ожидали еще и результатов войны на Восточном фронте, но когда вермахт потерпел фиаско под Москвой, пришли к опрометчивому решению — надо сначала расправиться с Тихоокеанским флотом США, а потом взяться за СССР.

Для разгрома Квантунской армии в мае — июне 1945 года советское командование к 40 дивизиям, имевшимся на Дальнем Востоке, дополнительно перебросило 27 стрелковых дивизий, 7 стрелковых и танковых бригад, один танковый и два механизированных корпуса.

С разгромом Германии ситуация в мире развивалась почти по поговорке: конец одного дела — это начало другого.

8 августа японскому послу в Москве Н. Сато было сделано мотивированное заявление Советского правительства о том, что с 9-го числа СССР считает себя в состоянии войны с Японией.

«ЗАЯВЛЕНИЕ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПРАВИТЕЛЬСТВУ ЯПОНИИ

8 августа 1945 г.

После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны.

Требование трех держав — Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией. Тем самым предложение японского правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву.

Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к Советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем самым сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира.

Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.

Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции.

Ввиду изложенного Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

На бледном, почти что мраморном лице посла заходили желваки. Потом оно начало краснеть. Глаза тоже налились кровью. Он тяжело вздохнул, так как прекрасно понимал момент истины с неизбежностью этого шага Советской стороны.

— Хорошо, я передам текст этого заявления в Токио, — заскрипел Сато и передернулся. Он тут же покинул помещение Министерства иностранных дел СССР.

В этот же день на Дальнем Востоке объявили военное положение.

Вот как оценивал ситуацию на Дальнем Востоке хорошо знавший эту военную и решаемую с позиций Генерального Штаба ВС СССР проблему генерал армии С.М. Штеменко:

«Генеральный штаб пристально следил за недобрым поведением соседа. Восточный партнер Гитлера по оси Берлин — Рим — Токио интересовал нас не только как источник непосредственной военной опасности для СССР. «Японская проблема» имела и другое значение: она прямо связывалась с задачей сокращения продолжительности Второй мировой войны. Этого требовало истекающее кровью человечество. Без разгрома империалистической Японии мир на земле немыслим. Наконец, необходимо помочь народам Азии, и в первую очередь Китая, сбросить ярмо иностранного ига».

Решением Государственного Комитета обороны (ГКО) главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке, включавшими в себя три фронтовых объединения — Забайкальский, 1-й и 2-й Дальневосточный фронты, был назначен маршал A.M. Василевский. Он выступал в роли генерал-полковника Васильева.

Военные действия начались 9 августа 1945 года. В 00 часов 10 минут по местному времени на Забайкальском фронте на территорию противника начали вклиниваться наши передовые отряды. А через четыре с половиной часа выступили и главные силы, сначала не встречая на своем пути почти никакого сопротивления.

Войска 1 — го и 2-го Дальневосточного фронтов пересекли государственную границу в час ночи.

Корабли Краснознаменной Амурской флотилии вошли в устье Сунгари и завязали бой в укрепленном районе японцев. Торпедные катера на Тихом океане произвели первые атаки кораблей противника.

Авиация, в свою очередь, наносила удары по японским войскам и другим военным объектам.

Начало войны было успешным.

? ? ?

Три фронта возглавляли: Забайкальский — маршал Р.Я. Малиновский, выступавший в роли генерал-полковника Морозова, 1-й и 2-й Дальневосточный фронты соответственно — маршал К.А. Мерецков — в роли генерал-полковника Максимова и генерал армии М.А. Пуркаев.

Силами Тихоокеанского флота командовал адмирал И.С. Юмашев, Северной Тихоокеанской флотилией — контр-адмирал В.А. Андреев, а Краснознаменной Амурской флотилией — вице-адмирал Н.В. Антонов.

Руководство военно-воздушными силами осуществлял главный маршал авиации А.А. Новиков.

Надо отметить, что в подразделениях и частях фронтов на Дальнем Востоке против Квантунской армии воевали уже закаленные в жестоких боях с хвалеными вояками «непобедимого вермахта» наши солдаты и офицеры, генералы и адмиралы, что называется, люди, аттестованные войной.

«Начиная боевые действия на Дальнем Востоке, — писал командующий 1-м Дальневосточным фронтом, Маршал Советского Союза К.А. Мерецков, — мы твердо верили в справедливость нашего дела.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.