Куртуазная комедия[173]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Куртуазная комедия[173]

Скорее всего, если вы взяли на себя труд купить, позаимствовать или украсть эту книгу, вам довелось посмотреть «Черную Гадюку» или, по меньшей мере, услышать о ней, однако вы простите меня, если я опишу ее основные особенности — для блага американских и иных читателей. Действие второго сезона этой «исторической комедии положений» разворачивается в елизаветинской Англии; Роуэн Аткинсон играет заглавную роль Эдмунда, лорда Черная Гадюка, елейного, коварного, каверзного и привлекательно аморального придворного. Тони Робинсон и Тим Мак-Иннерни исполняют, как и в первом сезоне, роли его грязнули-слуги Болдрика и идиота-друга лорда Перси соответственно. Что касается двора, Миранда Ричардсон играет юную королеву Елизавету, Патси Берн — ее свихнувшуюся на идее большой груди кормилицу, а я — персонажа, которого описал мне Бен, лорда Мелчетта, подобие Уильяма Сесила, лорда Баргли, — раздвоенная борода, раздвоенный язык и подбитая мехом мантия.

Репетиции происходили в принадлежавшем Би-би-си здании «Норс-Эктон», уже знакомом мне по «Подпольным записям», «Хрустальному кубу» и эпизоду «Бэмби» из «Молодняка». Режиссером была очаровательная и одаренная Мэнди Флетчер. Пожалуй, мне следует объяснить разницу между режиссером многокамерных телевизионных съемок и режиссером кино или театра. В последних двух мирах режиссер-постановщик — это абсолютный монарх, принимающий все творческие решения и в конечном итоге отвечающий за то, что мы видим на экране или на сцене. В случае телевидения такую роль исполняет продюсер. Нашим был Джон Ллойд. Мэнди же полагалось решать, как следует перемещаться камерам, и координировать их движение — с тем, чтобы наилучшим образом передать придуманное Джоном и актерами. Я вовсе не хочу умалить ее роль и мастерство — просто очень многие думают, будто всем относящимся к сценарию, комическим идеям, управлению актерами и так далее ведает режиссер. На деле же это определялось нашим продюсером, тем более что ни Ричард Кёртис, ни Бен Элтон на репетициях присутствовать не любили.

Когда будет написана история британской телевизионной комедии, имя Джона Ллойда займет в ней видное место. Выпускник Кембриджа и участник «Огней рампы», он был ровесником своего друга и, время от времени, соратника Дугласа Адамса. После Кембриджа Джон стал работать на радио Би-би-си, где создал «Викторину новостей», «В кавычках» и другие викторины и комедийные шоу, а затем перебрался на телевидение и поставил «Недевятичасовые новости». Главным сценаристом этого шоу был Ричард Кёртис, одной из звезд — Роуэн Аткинсон. Естественно поэтому, что именно Джон и стал продюсером и «Черной Гадюки» Ричарда и Роуэна. Через год после того, как он спродюсировал первый сезон «Вылитого портрета», которым занимался потом до самого конца, Джон начал работу и над тремя последовательными сезонами «Черной Гадюки», лишь время от времени отвлекаясь на благотворительные и иные небольшие проекты. В 2003 году мы с ним приступили к работе над еще одним детищем его плодотворного мозга — над QI. Промежду прочим, — хотя за упоминание об этом Джон меня не поблагодарит — он был также сценарным консультантом нескольких эпизодов «На природе», и, стало быть, можно считать, что в течение большей части тридцати лет моя карьера шла в одной упряжке с его. Должен также сказать, не откладывая это на потом, что человек он совершенно сумасшедший.

Как я уже говорил, рассказывая о происхождении эпизода «Бэмби» из «Молодняка», у успеха десятки родителей, а неудача — всегда сирота. В конечном счете «Черную Гадюку II» публика приняла на ура, о чем мы, репетируя, знать, разумеется, не могли. Права объяснять, почему так случилось, у меня не больше, чем у кого бы то ни было — связанного с этим сериалом или не связанного. То, что привнес в него — в смысле энергии, фантастической словесной игры, блестящих анахронизмов и общего jeux d’esprit [174] — Бен Элтон, переоценить, разумеется, невозможно, как невозможно переоценить тонкость слуха Ричарда Кёртиса, его остроумие, мастерство и сверхъестественное понимание масштаба и силы Роуэна Аткинсона. Огромное значение для успеха сериала имело и превращение сыгранного Тони Ричардсоном Болдрика из не лишенного ума прихлебателя в до жути тупого подонка. Лорд Перси Тима Мак-Иннерни был божествен, как и кормилица Патси Берн. Многие называли исполнение Мирандой Ричардсон роли юной и ужасающе непостоянной королевы абсолютной вершиной всего сериала, а саму королеву — одним из лучших комических персонажей, когда-либо появлявшихся на британских телеэкранах.

Ну и актеры второго плана были у нас великолепные. Том Бейкер играл морского волка по имени капитан Ром Красная Борода. Играл великолепно, да и вел себя совершенно очаровательно. Если репетировалась сцена, в которой он не участвовал, Том исчезал и возвращался с подносом, полным сладостей, хрустящего картофеля, шоколадок, бутербродов, орешков и прочих вкусностей, раздавал все это репетирующим и нередко убегал за добавкой. В те времена, когда он снимался в «Докторе Кто», Том не вылезал из лондонских пабов и клубов и нередко приходил в «Норс-Эктон» часа в три-четыре утра. Дружелюбные охранники впускали его, и он укладывался спать на какой-нибудь матрас в одной из репетиционных. А когда появлялась съемочная группа, его будили, и он приступал к работе. Ему была присуща манера так глядеть на тебя серьезными, слегка выпученными глазами, что ты не мог понять, считает он тебя идиотом или богом.

Мириам Маргулис сыграла в эпизоде «Пиво» раздающую направо-налево пощечины пуританскую леди Белая Гадюка. Капитан Пылкое Сердце, которого играл Рик Мейолл, искрился, точно фейерверк, и, к особому моему удовольствию, в сериале дважды снялся Хью — сыграв одного из напыщенных собутыльников Черной Гадюки в эпизоде «Пиво», а затем, с еще большим блеском, помешанного немецкого архизлодея и мастера маскировки в последнем эпизоде, под конец которого все мы перемерли.

Отдав должное этим великолепным участникам сериала и раскланявшись с ними, я должен обратиться к тому, что было для меня истинным чудом, — к Роуэну Аткинсону, исполнявшему роль Эдмунда. Я наблюдал за ним на репетициях и ощущал ошеломленное обожание, от которого у меня отвисала челюсть. Никогда еще я не подходил так близко к столь необычайному комическому таланту. Я видел его на сцене Эдинбурга и хохотал до того, что едва не описался, он безумно нравился мне в «Недевятичасовых новостях», я знал его как слегка пугающего персонажа первого сезона, однако Эдмунд из «Черной Гадюки II» стал для меня откровением. Учтивость, саркастичность, способность управлять голосом, минимализм и физическая сдержанность не были качествами того Роуэна, какого я видел прежде. Его Эдмунд оказался сексуальным, самоуверенным, игривым, динамичным, галантным, soign? [175] и харизматичным.

Роуэн, как хорошо известно, человек замкнутый и непритязательный. Перед тем как получить степень магистра в оксфордском «Куинз-колледже», он учился на инженера-электрика в Ньюкастле и навсегда сохранил в себе нечто от спокойного, прилежного ученого. Несколько лет спустя я, произнося в роли шафера речь на его свадьбе, попытался объяснить, что он собой представляет. Создается впечатление, сказал я, что Всемогущий вдруг обнаружил: у него оказался не израсходованным десятилетний запас комических талантов — запас, который он просто забыл распределить, в чем и состояло Его Божественное обыкновение, более-менее поровну среди населения Земли. И он решил шутки ради отдать все это добро самому неподходящему для него носителю, какого удастся найти. Господь взглянул с небес на северо-восток Англии, увидел застенчивого, усердного молодого человека, гуляющего по улицам Джесмонда, размышляя о тракторах и транзисторах, и набил его доверху этим запасом таланта. Всемогущий не дал ему обычной для шоу-бизнеса жажды славы, лести, восторженного хохота — просто колоссальную партию таланта, и все. Я и теперь иногда просыпаюсь среди ночи и со стыдом думаю, что плохо выразил эту мысль, что вложил в мою речь меньше любви и обожания, чем мог бы, что не сказал ничего о мастерстве, усердии, преданности делу и сознательном применении своего дарования, которые и обратили Роуэна в того по-настоящему великого комика, каким мы его знаем. А помимо всего этого, он — восхитительный, добрый, милейший и очень умный человек, личные качества которого ни в чем не уступают его одаренности комедианта.

Когда появился, чтобы отрепетировать свой эпизод, Рик Мейолл, меня изумил контраст между его и Роуэна стилями. Я словно увидел две висящие рядом картины, Вермеера и Ван Гога, — одну наполняют изящные детали, написанные тончайшими, почти невидимыми касаниями кисти, другая выглядит буйством густых мазков. Две совершенно разные эстетики, каждая из которых блестяща до невероятия. Глядя на Рика, вы видите персонажа, выросшего из личности исполнителя. Пылкое Сердце был подчеркнутой, доведенной до крайности версией самого Рика. В случае Роуэна казалось, что его Черная Гадюка возник, словно по волшебству, из ниоткуда. Или вырос из Роуэна, как добавочная рука либо нога. Я способен испытывать зависть и негодование точно так же, как любой другой человек, однако, когда ты находишься бок о бок с двумя людьми, обладающими талантами, подняться до уровня коих тебе, и ты это знаешь, нечего и мечтать, возможность откинуться на спинку стула и просто следить за ними, как полными слез глазами следит за возлюбленной рок-звездой отроковица, — это великое облегчение.

Гримировала меня божественно прекрасная девушка по имени Сунетра Састри. Родившаяся в семье индусов-браминов, она была умна, забавна и пленительна как ни одна из девушек, с какими я годами и годами знакомился. Я совершенно серьезно подумывал о том, чтобы пригласить ее на свидание, но как-то утром, во время репетиции второго эпизода, Роуэн робко подошел ко мне и спросил, не соглашусь ли я обменяться с ним гримершами. Поскольку он отрастил для съемок бородку — в отличие от меня, которому приходилось каждую неделю наклеивать мою уродливую поросль на физиономию, — я счел его просьбу несколько странной: в гримерной он проводил столько времени, сколько требовалось, чтобы ему напудрили нос.

— А твоя тебе не нравится? — спросил я.

— Н-нет, не в этом дело, она замечательная. Просто, ну…

Взгляд его был непривычно напряженным.

— А! — сказал я, сообразив наконец, что к чему. — Дорогой мой. Конечно. Да.

Все мысли о том, чтобы назначить Сунетре свидание, меня покинули, и в оставшиеся пять недель съемок я наблюдал за тем, как отношения между ней и Роуэном становятся все более близкими. Они провели вместе пять лет, а затем поженились в Нью-Йорке. Я, избранный в шаферы, полетел туда и снял свадебную церемонию на восьмимиллиметровую пленку. Сейчас у них двое детей и двадцать лет супружества за спиной, но я все еще гадаю, что могло бы произойти, если бы мне хватило смелости и бойкости назначить Сунетре свидание сразу, без проволочек.

— А вот и надо было назначить! — часто говорит она мне. — Я бы непременно пришла.

Но я-то знаю, как она счастлива и как прав был я, промолчав.

Минуточку, Стивен, ты же гей, верно? Совершенно верно, однако, как несколько лет назад было сказано мной газетному репортеру, гей я всего лишь «девяностопроцентный», то есть, разумеется, никудышный, и время от времени мне встречаются на жизненном пути женщины, которые попадают в 10-процентную квоту. Одной, хоть я никогда не говорил ей об этом, была Кэролайн Оултон, которую я знал по Кембриджу, другой Сунетра.

Ритм репетиций и съемок «Черной Гадюки» был таким, что время пролетало незаметно. Во вторник утром происходила читка сценария — в присутствии Ричарда, а временами и Бена. Джон морщился, хватался за лоб и тряс головой: все, что он слышал, решительно никуда не годилось, — не самый тактичный способ из тех, что позволяют завоевать любовь сценаристов, да и актеров тоже. В действительности он вовсе не старался выказать неодобрение и разочарование, нет, рассерженно цыкая и стеная, он просто настраивал себя на предстоящую неделю работы. Затем каждая сцена, начиная с самой первой, постепенно «ставилась на ноги». Пока эпизод приобретал таким манером четкие очертания, Мэнди делала заметки и составляла сценарий движения камер, а Джон гримасничал, вздыхал, курил, расхаживал по репетиционной и ворчал. Его перфекционизм и вечная неудовлетворенность отчасти и стали причиной успеха «Черной Гадюки». Он брал каждую реплику, каждый поворот сюжета, каждое действие персонажей и перетирал его пальцами, обнюхивал, а затем утверждал, отвергал либо отправлял на доработку и усовершенствование. В процессе оттачивания — или «взбивания», как называл это Джон, — шуток участвовали мы все. Я с наслаждением присутствовал на этих обсуждениях, ставших с годами основной характеристикой репетиций «Черной Гадюки». Приходившие на них актеры второго плана нередко часами сидели в репетиционной, погрузившись в книги или кроссворды, а мы тем временем подбирали эпитеты и абсурдные сравнения.

Представляю себе, как морщатся и гневно всхрапывают, читая это, Ричард и Бен. «Минуточку, это же мы дали вам сценарий, придумали персонажей и общий стиль, так не притворяйтесь, будто все это — ваших рук дело». Действительно, стиль, повествование и большая часть шуток придуманы Беном и Ричардом. Во время репетиций мы кое-что добавляли, кое-что убирали, однако сценаристами были они, тут и говорить не о чем. Перед сделанным ими я всегда преклонялся безоговорочно. И тем не менее, как подтвердит любой, кому случилось тогда или позже провести какое-то время на репетициях «Черной Гадюки», те дни неизменно заполнялись поглощением кофе и сигарет, сопровождавшим доработку, уточнение и исправление полученного нами материала.

Съемки производились поздними воскресными вечерами, в присутствии публики. Бен «разогревал» ее, представляя персонажей и описывая место очередного эпизода в общем контексте. Это было существенно, поскольку от публики неизменно исходил ощутимый душок разочарования. Ни одна из серий текущего сезона к тому времени в эфир еще не выходила, публика оказывалась в неведомой ей обстановке и раздражалась отсутствием знакомых по предыдущим сезонам персонажей. Приходя на съемки «Черной Гадюки II», она с сожалением обнаруживала, что никакого короля в исполнении Брайана Блессида увидеть ей не доведется; приходя на «Черную Гадюку III», скучала по королеве, а когда дело дошло до «Черная Гадюка рвется в бой», ей хотелось увидеть принца Георга и миссис Миггинс.

При всем при том это был счастливый для нас опыт. В первую же после завершения съемок последнего эпизода субботу Ричард Кёртис устроил прием в своем оксфордширском доме. День стоял прекрасный, летний, всем нам хотелось посмотреть одну телепередачу, и Ричард, размотав удлинитель, поставил телевизор на деревянное кресло в тени под яблоней. Мы расселись на траве и от начала до конца просмотрели транслировавшийся американцами из Филадельфии музыкальный фестиваль «Живая помощь».

— Надо бы и нам сделать что-то похожее, — сказал Ричард.

— Как это? — Я не совсем его понял.

— Комики тоже могут собирать деньги. Посмотри, что сделал Джон Клизи для «Амнистии» своими «Балами тайной полиции».

— Ты говоришь о шоу «Живая помощь комедиантов»?

Ричард кивнул. Он довольно давно уже подумывал о том, что стало потом «Разрядкой смехом». И теперь, почти двадцать пять лет спустя, он каждый второй год отдает по шесть-семь месяцев своего времени организации, которая, любите вы или ненавидите несколько натужно сладкую веселость ее ежедвухгодичных телевизионных балаганов, собрала сотни миллионов фунтов в помощь людям, отчаянно в ней нуждавшимся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.