«Тайны письмена» (За кулисами пушкинских строк)

«Тайны письмена»

(За кулисами пушкинских строк)

Меж непонятного маранья

Мелькали мысли, замечанья,

Портреты, числа, имена,

Да буквы, тайны письмена,

Отрывки, письма черновые…

«Евгений Онегин», VII глава, беловик

Двойственным был не Пушкин. Двойственным было положение. В сентябре 1826 года, в дни московского свидания с царем, поэту могло почудиться, что он действительно отпущен на свободу. Что он свободен хотя бы в своих передвижениях.

Но нет! Ему предоставлялась свобода испрашивать разрешение на поездки. И получать унизительные отказы. Свобода печататься – под двойной цензурой. Свобода писать письма – которые прочитывались на почте. Свобода находиться под неусыпным тайным надзором. И свобода давать показания на допросах о написанных много лет назад «злоумышленных, недозволенных» стихах.

Пушкин считал разумным «принимать всерьез» все уверения и обещания. Ему, мол, в голову не приходит сомневаться в доброте царя.

Изо дня в день ищейки шли по следу. И нельзя было подать вид, что заметил погоню. Надо было играть роль человека до того бесхитростного, до того душа нараспашку, что ему не может прийти на ум никакое зловредное помышление.

Почему же не всегда он относился терпеливо к явным знакам недоверия и враждебности?

Именно потому, что просто глупо принимать как должное, как нечто заслуженное, явные препоны, запрещения, оскорбления.

О тайных подлостях до поры до времени не догадываться, на явные пакости непременно отвечать. Никакой иной линии поведения не могло быть, раз уж такие сложились обстоятельства.

«Притворяться ничего не примечающим казалось ему глупым». Эти о многом говорящие слова он куда-то вставил и преспокойно напечатал, придав им вид сказанных «без значения».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.