Глава девятая Восхождение Гитлера

Глава девятая

Восхождение Гитлера

На выборах в Германии 31 июля 1932 года Адольф Гитлер, глава находившейся в оппозиции партии нацистов, получил 230 мест против 133 у социал-демократов и 78 у коммунистов. Собрав более тринадцати миллионов голосов, нацистская партия стала самой крупной политической силой в стране. Но она получила при этом лишь 37,1 процентов от общего числа голосов избирателей. В результате канцлер Германии Франц фон Папен отказался пригласить нацистов в состав своего правительства.

Реакцией Гитлера на отказ допустить его к власти стало усиление уличного террора с использованием коричневорубашечников для избиения политических оппонентов и евреев. 29 августа 1932 года, уступив давлению террора, фон Папен предложил Гитлеру пост вице-канцлера. Однако Гитлер отказался. Его цель состояла в том, чтобы самому занять пост канцлера.

В это время Черчилль с женой и двумя детьми, Сарой и Рэндольфом, совершал путешествие по Германии. Черчилль трудился над биографией своего знаменитого предка, военачальника герцога Мальборо. В ходе своей работы над книгой он получал ценные советы от ведущего британского историка профессора Льюиса Намьера, родившегося в Польше и бывшего по национальности евреем. В какой-то момент Черчилль даже хотел сделать Намьера своим официальным соавтором.

Работа Черчилля над книгой привела его на места сражений герцога Мальборо, в том числе в местечко Бленхейм в Баварии. Главным интендантом армии Мальборо во время войны за испанское наследство (1701–14) являлся еврей Соломон де Медина, который первым из исповедовавших иудаизм евреев Англии получил рыцарское звание. Медина снабжал Мальборо не только продовольствием, но и деньгами и важной военной информацией. Позднее Медина обвинил герцога в том, что тот получал от него 6 тысяч фунтов в год в обмен на контракты по снабжению, дав официальные показания об этом в Комиссии по счетам. Обьясняясь перед комиссией, Мальборо ссылался на то, что подобная практика ранее всегда разрешалась генералам и главнокомандующим, поскольку расценивалась «как дополнительная привилегия», полагавшаяся им по должности. Черчилль считал, что, хотя обвинения и были правдой, но Медина представил их в несправедливом и оскорбительном для герцога Мальборо виде, дезориентировав при этом Комиссию по счетам.

Когда семейство Черчиллей находилось в Мюнхене, его сын Рэндольф захотел познакомить своего отца с Гитлером и попросил одного из друзей Гитлера, Эрнста Ханфштенгеля, организовать их встречу. Черчилль пригласил Ханфштенгеля на обед в свой отель в Мюнхене. Пятнадцать лет спустя Черчилль вспоминал, как во время этого обеда Ханфштенгель «дал крайне интересное описание деятельности и взглядов Гитлера. При этом он сам говорил о нем, точно загипнотизированный».

Ханфштенгель сказал Черчиллю, что, поскольку Гитлер приходит каждый день после обеда в этот самый отель, то «ничего не может быть проще», чем устроить их встречу. Ханфштенгель надеялся, что Гитлер присоединится к Черчиллю за обедом на следующий день.

«Сам я явился в назначенный час, – вспоминал позднее Ханфштенгель. – Когда я сел за стол, то мистер Черчилль начал выговаривать мне по поводу антисемитских взглядов Гитлера. Я пытался по возможности мягко объяснить ему ситуацию в Германии, сказав, что реальная проблема состоит в слишком большом притоке в страну евреев из Восточной Европы и в их чрезмерном присутствии в ряде профессий. Черчилль выслушал это очень внимательно и сказал: “Передайте вашему боссу, что использование антисемитских лозунгов может дать неплохой толчок карьере политика, но очень испортит его репутацию”».

Однако сам Гитлер так и не пришел на эту встречу. На следующий день Ханфштенгель сделал еще одну попытку убедить Гитлера встретиться с Черчиллем, но напрасно. Через два дня Черчилли уехали из Мюнхена. Гитлер же, как заметил Ханфштенгель, старался держался подальше от них, пока они не уехали.

Черчилль позднее так вспоминал о своей несостоявшейся встрече с Гитлером: «В ходе своей беседы с Ханфштенгелем я сказал ему: «Почему ваш лидер так ненавидит евреев? Я могу понять, если человек зол на евреев, которые недостойно себя вели или выступают против его страны, я понимаю, что остальные люди будут сопротивляться им, если они попытаются монополизировать власть в какой-либо сфере жизни, но какой смысл выступать против другого человека просто по причине его появления на свет? Что может сделать человек со своим рождением?» Должно быть, Ханфштенгель повторил это Гитлеру, потому что на следующий день он пришел ко мне с очень серьезным видом и сказал, что мое свидание с Гитлером, которое он организовал, не может состояться, потому что фюрер не придет в отель в тот день. После этого я больше с Путци (такова была кличка Ханфштенгеля) не встречался, хотя мы еще несколько дней оставались в этом отеле».

Во время своего пребывания в Мюнхене Черчилль увидел процессию коричневорубашечников в форме; они не были вооружены, но их фанатизм был виден невооруженным глазом. Через три месяца, 30 января 1933 года, Гитлер стал канцлером Германии. Изданный в последнюю неделю марта нацистский манифест предписывал местным организациям партии по всей Германии «проводить антисемитскую пропаганду среди населения». 13 апреля был издан закон, запрещающий евреям занимать государственные должности общенационального, местного и муниципального уровня. Выступая в этот день в палате общин, Черчилль предупредил правительство об опасностях, связанных с милитаризацией Германии. Он заявил следующее: «После Первой мировой войны нам говорили, что безопасность Великобритании будет обеспечена тем, что Германия станет демократической и будет управляться парламентскими учреждениями. Все это теперь отброшено прочь. Мы получили в Германии диктатуру, причем самую мрачную диктатуру».

В своей речи в палате общин Черчилль сделал упор на нескольких аспектах германской диктатуры: милитаризм, призывы развивать все формы боевого духа, включая восстановление дуэлей в университетах, и преследование евреев. «Ввиду всего этого, – сказал он, – я не могу не радоваться, что немцы не получили тяжелой артиллерии, тысяч военных самолетов и танков, которых они требовали, дабы уравнять свой статус со статусом других держав».

Далее Черчилль предупредил палату о пагубности разоружения самой Великобритании. Этой политики твердо придерживалось правительство, возглавляемое лидером лейбористов Рамсеем Макдональдом, причем в этом им оказывали большую поддержку консерваторы. «Когда мы узнаем новости из Германии, – сказал Черчилль, – когда мы с удивлением и отчаянием следим за буйным вторжением жестокости и духа войны, безжалостным обращением с национальными меньшинствами, отказом в нормальном отношении к большому числу лиц только на основании их национального происхождения, когда мы видим, что все это происходит в одной из наиболее одаренных, образованных, ученых и значительных стран мира, мы не можем не чувствовать удовлетворения по поводу того, что свирепые страсти, бурлящие в Германии, затрагивают пока лишь самих немцев».

Не только «военные и агрессивные проявления в Германии, – указал Черчилль, – но также те преследования евреев, о которых говорили многие почтенные члены палаты, привлекают внимание каждого, кто чувствует, что мужчины и женщины имеют право жить там, где они родились, и имеют право вести образ жизни, ранее гарантированный им законами страны их рождения».

Черчилль проявил исключительный дар предвидения, заявив: «Есть опасность, что отвратительные условия, господствующие теперь в Германии, путем завоевания распространятся на Польшу и новые преследования и погромы начнутся на новой территории». В Германии в 1933 году было 600 тысяч евреев, а в Польше более трех миллионов. В то время, когда большинство британских политиков еще сомневались в агрессивных намерениях Германии, мрачный прогноз Черчилля казался преувеличением. Но через десять лет он полностью оправдался.

Нацистов, старательно заигрывавших с общественным мнением Запада, разозлила речь Черчилля, особенно та ее часть, в которой он резко осуждал антиеврейские действия фашистов. 19 апреля корреспондент «Бирмингем пост» сообщал из Берлина: «Сегодняшние газеты полны резких предупреждений по отношению к Англии. Один газетный заголовок упрекал Черчилля в “бесстыдстве”».

Одним из тех, кто посетил Черчилля весной 1933 года в его поместье в Чартуэлле, был уроженец Германии Альберт Эйнштейн. В тот момент, когда Гитлер пришел к власти, Эйнштейн находился в Соединенных Штатах. Поскольку он был евреем, ни его всемирная слава, ни тот факт, что он являлся лауреатом Нобелевской премии, не могли помочь ему. В глазах нацистов он являлся отверженным.

Посетив Черчилля в Чартуэлле, Эйнштейн попросил у него помощи в организации переезда еврейских ученых из Германии в Великобританию. Черчилль сразу откликнулся на это предложение. Он полностью поддержал намерение своего друга профессора Фредерика Линдеманна, также находившегося в Чартуэлле во время визита Эйнштейна, отправиться в Германию и предложить германским ученым-евреям места в британских университетах.

Линдеманн так и сделал. Проведя масштабную работу, он сумел обеспечить безопасный отъезд из Германии для многих ученых-евреев, которым с помощью его приглашений удалось найти новую работу в Англии.

Но даже Черчиллю было нелегко убедить других оказать помощь преследуемым немецким евреям. С 1929 года он являлся канцлером Бристольского университета. Эта должность была лишь общественной, однако весьма уважаемой. Но когда он обратился к вице-канцлеру этого университета Томасу Лавдею с просьбой предоставить место в университете двадцатидвухлетнему студенту-медику из Германии, еврею по национальности, то вице-канцлер, пообещав рассмотреть эту просьбу, добавил: «Мы, разумеется, должны ограничивать число этих несчастных людей из Германии, которых мы могли бы принять в нашей стране». Спустя три месяца Лавдей сообщил Черчиллю о результатах рассмотрения этой просьбы. «Пришло большое число заявлений о приеме на медицинский факультет, – писал он, – и мы вынуждены отказать всем заявителям из-за границы и даже из некоторых британских доминионов».

Осенью 1934 года Черчилль с женой отплыл из Англии на борту яхты своего друга лорда Мойна для путешествия в Ливан и Сирию, находившуюся тогда под французским правлением, и далее в Палестину, Трансиорданию и Египет.

Из Бейрута они поехали на машине в Пальмиру и Дамаск, а затем, 9 октября, через контролируемые Францией Голанские высоты переправились в британскую Палестину, в Назарет. На следующий день они проехали через Наблус в Иерусалим остановились в недавно открывшемся отеле «Царь Давид», где к ним присоединился лорд Мойн. Переночевав в отеле, все трое выехали из Иерусалима на машине в Иерихон, а далее проследовали на самолете на восток в Амман и на юг через Трансиорданию в древний город Петру, откуда полетели на запад через пустыни Негев и Синай в Каир.

Краткий визит Черчилля в Палестину совпал с разгаром нападений арабов на еврейские поселения, которые происходили в основном ночью и сопровождались уничтожением садов и полей. В течение десяти лет духовный лидер палестинских арабов Хадж-Амин аль-Хусейни, муфтий Иерусалима, призывал их к насилию против евреев. Его целью было полное прекращение еврейской иммиграции, предотвращение возникновения в Палестине еврейского численного большинства и установление арабского правления на всей британской подмандатной территории.

Британская политика заключалась в сдерживании нападений арабов путем коллективных наказаний в виде штрафов тех арабских деревень, откуда эти нападения происходили. Черчилль поддерживал эту политику. Вернувшись в Великобританию, Черчилль написал верховному комиссару сэру Артуру Уочопу: «Я очень благодарен вам за ваше письмо, в котором вы описали эффект коллективных штрафов. Результаты действительно самые обнадеживающие. Они полностью оправдывают принятый вами способ действий в отношении поразительно жестокого поведения людей, уничтожающих фруктовые деревья в засушливой стране. Спасибо вам также за сведения об уровне Галилейского моря. Я надеюсь, что он поднимется в результате дождей. Мой короткий визит в Палестину был очень приятным, и я был весьма тронут вашим вниманием».

Во второй раз за тринадцать лет Черчилль оказался свидетелем тех огромных усилий, которые евреи предпринимали для развития сельского хозяйства в Палестине, и тех препятствий, которые создавали на их пути арабы.

Всеобщие выборы в Великобритании были назначены на 14 ноября 1935 года. По мере приближения этой даты ширились слухи о том, что Черчилль может вернуться в правительство. 24 октября он выступил с речью об опасностях перевооружения Германии для Великобритании и Европы, в которой заявил, что германское население «с детства готовится к войне». На следующий день британский посол в Берлине сэр Эрик Фиппс переслал в Форин офис статью, написанную лондонским корреспондентом центрального органа нацистской партии, газеты «Фолькишер беобахтер», в которой говорилось: «Стоит только Черчиллю открыть рот, как можно биться об заклад, что оттуда польются нападки на Германию. Он – один из самых беззастенчивых интриганов в Англии. Его дружба с американским еврейским миллиардером Барухом заставляет Черчилля тратить все остатки своих сил и влияния для того, чтобы настроить Англию против Германии. И этого человека, кажется, хотят включить в состав британского правительства».

В это время Черчилль опубликовал статью в «Стренде», ежемесячнике, широко распространявшемся в Великобритании и Соединенных Штатах, где в бескомпромиссных выражениях описал милитаристские и расистские стороны нацистского режима. При этом он пользовался широким кругом источников информации. Он прочел книгу Гитлера «Mein Kampf» («Моя борьба») и проштудировал материалы британских газет о характере нацистского правления. Друзья в Форин офис и в разведке предоставили ему информацию из первых рук о жестокостях нацистского режима. «Триумфальная карьера Гитлера развивается, – писал он в статье в «Стренде», – не только за счет страстной любви к нему в Германии, но и благодаря распостраняемым им потокам ненависти, которые столь интенсивны, что невольно увлекают души тех, кто плывет вслед за ним. Ненависть к Франции есть первый из этих потоков, однако достаточно ознакомиться с книгой Гитлера «Mein Kampf», чтобы понять, что Франция – отнюдь не единственная страна, против которой может обратиться гнев вновь вооружившейся Германии. Другим таким объектом являются евреи, о которых говорится, что они своим предательским и пацифистским поведением внесли вклад в поражение Германии в конце Первой мировой войны, и которые также считаются главными распространителями коммунизма и авторами пораженческих доктрин разного рода. Поэтому евреи Германии, которых насчитывается много сотен тысяч человек, лишены какой-либо власти, лишены всех позиций в общественной и социальной жизни, изгнаны из профессиональной деятельности, им заткнуты рты в прессе и они объявлены нечистой и отвратительной расой».

Двадцатое столетие, писал Черчилль, с удивлением засвидетельствовало «не только распространение этих жестоких доктрин, но и то, как их со зверской энергией поддержали правительства и население целого ряда стран». Главной жертвой этих доктрин оказались именно евреи. «Ни безупречная служба в прошлом, ни официально подтвержденный патриотизм, ни даже раны, полученные на войне, не могли защитить этих людей, единственная вина которых состояла в том, что родители когда-то произвели их на свет. Все виды преследований, как серьезных, так и мелочных, применялись к ним, начиная со всемирно известных ученых, писателей и композиторов и вплоть до несчастных еврейских детей в немецких школах, и до сих пор применяются и прославляются».

Под такие же запреты и ограничения, отмечал Черчилль, подпадали также социалисты и коммунисты, профсоюзные активисты и либеральные интеллигенты. Малейшая критика с их стороны считалась оскорблением государства. Хотя в Германии и продолжали функционировать обычные уголовные суды, при рассмотрении политических обвинений они немедленно уступали место так называемым народным судам, составленным из горячих приверженцев нацизма. Рядом с тренировочными лагерями для новобранцев, из которых комплектовались десятки новых армий, и огромными аэродромами, где формировались десятки новых авиаэскадрилий, появлялись пятнавшие немецкую почву позором концентрационные лагеря. В этих лагерях «тысячи немцев подвергались насилию и принуждались к повиновению непреодолимой властью тоталитарного государства».

Сердцевиной всех дебатов в Англии являлся вопрос – способен ли нацизм умерить степень своего экстремизма? Черчилль задавался вопросом, «будет ли Гитлер во всем сиянии своего мирового триумфа, стоя во главе нации, поднятой им из пыли, по-прежнему ощущать напряжение ненависти и антагонизма своей отчаянной борьбы», или же «он отложит в сторону эту ненависть и антагонизм под успокаивающим влиянием успеха как ставшее ему более не нужным оружие?»

Черчилль отмечал, что посещавшие Гитлера иностранные гости находили его «высококомпетентным, спокойным, уравновешенным и прекрасно информированным функционером с приветливыми манерами». В этой связи мир еще надеялся, что худшее позади и «мы еще увидим, как Гитлер станет мягче, если наступят более счастливые времена». Но в то время как Гитлер произносил на публике «успокаивающие слова», в самой Германии «полным ходом развивалось военное производство и винтовки, пушки, танки, пули, снаряды, бомбы, контейнеры с отравляющими газами, самолеты, подводные лодки и вновь создаваемый флот текли ширящимися потоками из ворот немецких заводов, которые уже начали работать для будущей войны».

Нацистов статья Черчилля привела в ярость. 29 октября сэр Эрик Фиппс передал из Берлина в Форин офис, что Министерство иностранных дел Германии поручило германскому послу в Лондоне «выразить резкий протест против личных нападок на главу германского государства, высказанных в статье мистера Уинстона Черчилля в журнале «Стренд». Тон этой статьи вызвал здесь негодование. Этот журнал будет запрещен к распространению в Германии, а в прессе будет опубликовано лишь краткое уведомление о том, что английским властям был выражен протест по поводу появления этой статьи».

Игнорируя официальные протесты Берлина, Черчилль повторял свои опасения по поводу нацистской политики и агрессивных намерений Германии в каждой из своих предвыборных речей. Его беспокоило то, что британская общественность еще не в полной мере осознавала опасность, которую потенциально представляла агрессивная Германия.

Черчилль также старался получать самые свежие данные о положении евреев в фашистской Германии. В конце ноября 1935 года он встретился с баронессой фон Гольдшмидт-Ротшильд. Баронесса была единственной дочерью германского угольного магната герра фон Фридлендера-Фульда из Берлина, умершего в 1916 году и оставившего ей в наследство угольные шахты. В январе 1914 года баронесса вышла замуж за кузена Клементины, но позже в том же году их брак был аннулирован. Затем она вышла замуж за члена парламента от партии либералов Джеймса де Ротшильда. Черчилль был шокирован ее рассказами о новом антиеврейском законодательстве в Германии – о так называемых нюрнбергских законах, провозглашавших евреев гражданами второго сорта.

Перевод этих законов на английский язык Черчилль получил через Леонарда Монтефиоре, члена Центрального британского фонда, специально организованного для помощи евреям Германии. 9 декабря 1935 года Монтефиоре написал Черчиллю: «Баронесса фон Гольдшмидт-Ротшильд уведомила меня, что вы хотели бы видеть перевод недавно принятых нюрнбергских законов. Я посылаю вам перевод этих законов, напечатанный в «Манчестер гардиан» вместе с комментариями, и еще один перевод из газеты «Таймс». Я также вкладываю перевод новых немецких административных установлений. Одновременно я посылаю вам маленькую брошюру, сочиненную мной лично, где я описываю то положение, которое существовало в Германии непосредственно перед принятием этих законов».

Вырезка из «Манчестер гардиан», датированная 16 сентября 1935 года, приводила текст нюрнбергских законов, запрещавших среди прочего «браки между евреями и немцами и представителями близких по крови наций». Газета отмечала, что «другой раздел запрещал евреям нанимать немок или близких им по крови женщин для работы в домашнем хозяйстве. Евреям также запрещалось вывешивать имперский или национальный флаг или использовать имперские цвета. С другой стороны, евреям разрешалось использовать особые цветные отличительные знаки для обозначения своей национальности. Применение этого права находилось под защитой государства». «Манчестер гардиан» отмечала, что «главная цель закона состояла в том, чтобы лишить немецких евреев, предки которых прибыли в Германию более тысячи лет назад и многие из которых сражались в германской армии в Первой мировой войне, прав германского гражданства».

Черчилль со всей ясностью воспринял эти печальные факты. Он со всей четкостью осознал, насколько жесткой и бескомпромиссной была антиеврейская политика нацистов как в теории, так и на практике. В мае 1936 года Гарольд Ласки, сын его манчестерского друга Натана Ласки, послал Черчиллю книгу объемом в 287 страниц, выпущенную Виктором Голланцем и называвшуюся «Желтое пятно: уничтожение евреев Германии». В книге наглядно описывалось, как в Германии был «объявлен вне закона полумиллион людей, виновных лишь в том, что они являлись евреями». Голланц подчеркивал, что его книга – не что иное, как собрание документов, относящихся к трем годам преследования евреев Германии и полученных в основном из самих же национал-социалистических газет и других источников.

Написав Ласки, что у него «еще не было времени прочесть ту ужасную книгу, которую вы мне прислали», Черчилль немедленно обратился к ведущим политикам лейбористской партии с призывом «поразмышлять над тем, как сохранить мощь Англии – нашу главную надежду на свободу». Черчилль открыто призывал лейбористов отказаться от их традиционной политики, которая обьявляла высшим приоритетом разоружение, и подумать над планами перевооружения Великобритании. Для него единственным способом остановить продвижение нацизма было вооружение всех стран, которым могла угрожать Германия, и их совместные действия в рамках механизмов коллективной безопасности под эгидой Лиги Наций. Черчилль выдвинул лозунг: «Оружие и Устав Лиги Наций». Но даже многие из тех, кто выражал озабоченность преследованиями евреев в Германии, не осознавали, что сдержать германскую экспансию способен лишь твердый курс Великобритании в международных делах, поскольку практическая политика ни лейбористской, ни консервативной партии никогда не предусматривала этого.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.