Верхом на асфальтовом катке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Верхом на асфальтовом катке

Августовская война, кажется, единственный случай, когда все отметили решительность Дмитрия Медведева. Обыкновенно в отношении к президенту ощущается некая снисходительность: много предлагает, да мало что становится реальностью. Важные для страны идеи повисают в воздухе. Причина? Сам виноват: аппарат слабый…

Не надо обижать аппарат. Аппарат работает исправно. Скажем, выразил новый московский мэр неудовольствие ларьками возле метро, и его указание исполнили мгновенно. Не размышляя, бросились сносить все, что можно, лишь бы поскорее отрапортовать об исполнении. Пришлось руководителям мэрии придерживать самых рьяных.

«Стремление нижестоящих чиновников выслужиться перед вышестоящими, – пишет известный ученый-экономист, – породило такое характерное для административно-командной системы явление, как «перегибы». При этом всегда легче «перегнуть» палку, чем «недогнуть», ибо есть реальная опасность поплатиться за «гнилой либерализм». Существует объективная тенденция к росту перегибов на каждом более низком уровне пирамиды власти. Нарастание перегибов доводит до абсурда любые предложенные наверху меры».

Наш аппарат-это асфальтовый каток, работающий по своим правилам. Если их понять, то можно понять, на что способен аппарат.

Правило первое.

Реализуются только те распоряжения, за неисполнение которых начальник накажет. Это пошло со сталинских времен. Почему-то считается, что при вожде государственный механизм работал как часы. Часто говорят: вот когда был Сталин… В реальности задания вождя исполнялись, только если Сталин давал их кому-то лично и существовала опасность, что он может поинтересоваться результатом. Все остальные идеи и указания повисали в воздухе. Самое невинное поручение норовили спихнуть на кого-то другого. Полное отсутствие инициативы и самостоятельности было возведено в принцип государственного управления: ничего не решать без товарища Сталина!

Правило второе.

Аппарат состоит из людей, готовых исполнить любое указание, но если только от них этого реально потребуют. Гигантский бюрократический механизм совершает множество ненужных оборотов. Бумаги движутся в аппарате с черепашьей скоростью, ходят от одного чиновника к другому. Потому даже хозяин страны не знает, что именно произойдет с его поручением: когда оно дойдет до исполнителя и будет ли выполнено. Огромное количество документов движется по иерархической лестнице не потому, что это необходимо, а потому что чиновник, который мог бы принять решение сам, не желает брать на себя ответственность. Система родилась еще в сталинские времена, когда старались собрать побольше виз на документе – труднее потом найти одного виноватого.

Многие годы исполком Моссовета возглавлял Владимир Федорович Промыслов. К нему постоянно обращались с просьбой дать квартиру, дачу или гараж. Поскольку в его кабинет попадали только заметные в обществе люди, то Промыслов старался никому не отказывать. Но резолюции на заявлениях ставил разными карандашами, и подчиненные твердо знали, что именно начальник желает: помочь или вежливо замотать вопрос…

Выжить в начальственной среде и продвинуться по карьерной лестнице непросто. Требуются особая предрасположенность к существованию в аппаратном мирке и годы тренировки. Иерархия чинов нерушима, как в армии. Начальники, конечно, бывают разные. Но мало кто терпит самостоятельных подчиненных. Нужны дисциплина и послушание. Как правило, попытки высказать собственное мнение пресекаются. Ценится умение угадать, чего желает непосредственный начальник.

К вершинам власти неостановимо идут осторожные, цепкие и хитрые, те, кто не совершает ошибок и не ссорится с начальством. Какой опыт приобретает чиновник, добираясь до самого верха? Аппаратных интриг. Дворцовых переворотов. Умение лавировать, уходить от опасных решений. И еще он исполняется полнейшего презрения к тем, кто ниже рангом.

Правило третье.

Можно быть святее папы римского, нельзя быть менее ортодоксальным.

Мой отец в молодые годы был помощником одного из руководителей партии. В должности кандидата в члены политбюро и секретаря ЦК Петр Демичев ведал вопросами идеологии. Благообразный, с пышной шевелюрой и в модных очках, он не был злым или коварным человеком. Говорил ровно и спокойно, был мягок в общении с людьми, выступал без бумажки. Но окружающие быстро заметили, что обещания Демичева не исполняются. Александр Твардовский ему в лицо обидно сказал:

– Я вам не верю. Вы говорите одно, а потом все получается по-другому.

Цензура не пропускала военные дневники Константина Симонова за честное описание трагических событий сорок первого года. Демичев высказался за публикацию дневника. Обрадованный Симонов пришел к заведующему отделом культуры ЦК Василию Шауро, который подчинялся Демичеву. Невероятно осторожный Шауро покачал головой:

– Да, Петр Нилович так сказал, но я лично считаю, что это было бы необдуманным решением, надо посоветоваться, взвесить…

То есть держимордой можно быть большим, чем начальник! За это не накажут. Шауро чувствовал, что Демичев либеральничает, а это опасно. Оказался прав. Симоновские дневники не напечатали, Демичева из секретарей ЦК убрали, а Шауро сидел на своем посту до горбачевских времен.

И сегодня чиновник безошибочно выбирает формулу выживания – слово «нет». Люди гибнут на слове «да», потому что потом могут призвать к ответу: зачем позволил? Будешь отвечать… Сказав «нет», не пропадешь, за излишнюю бдительность выволочки не устроят. Невозможно добиться ясного и однозначного ответа, потому что в этом закрытом мирке каждое слово взвешивается на аптекарских весах. Чиновник на большой должности знает, что в предбаннике толкутся молодые и голодные аппаратчики, которые мечтают занять его место за столом и принять участие в дележе власти.

Правило четвертое.

Аппарат не всякому подчинится. Назначенный главой правительства Сергей Степашин старался честно исполнять свои обязанности и в первые же дни вызвал симпатии в обществе. А президент Ельцин был им недоволен:

– Нужно создать твердый центр власти, собрать вокруг себя политическую элиту страны. Проявите решимость…

«Степашин слишком мягок, – говорится в последней книге Ельцина. – Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе…»

Степашин говорил:

– Я не Пиночет.

Вот поэтому с ним и расстались.

25 декабря 2009 года на заседании Комиссии по модернизации экономики Медведеву явно не понравилось легкомысленное отношение к его словам, и он резко оборвал генерального директора госкорпорации «Ростехнологии» Сергея Чемезова, который хотел выступить по поводу реплики президента:

– Нет, не надо. Мои слова – не реплика уже, а приговор. Реплики у вас. А все, что я говорю, в граните отливается.

Дмитрия Анатольевича, хотя он и произносит время от времени грозные слова, не боятся. Высокомерная и чванливая – с подчиненными! – бюрократия подчиняется только тому, кто внушает страх. Хозяину, который регулярно рубит головы подданным. Если он по-человечески не захочет принять эту роль, аппарат подчинится другому. Медведев не из тех, кто рубит головы. Демонстративно убрал только московского мэра Юрия Лужкова. Аппаратчики сознают собственную значимость. Что хотят – исполняют, что им не нравится – не делают.

Правило пятое.

Нельзя нарушать два основных закона: аппарат, конечно, должен смертельно бояться хозяина, но тот обязан что-то подбрасывать своим людям. Аппарат способен легко повернуться против своих создателей. При попытке его укротить, тявкает и огрызается. Власть, привилегии, возможность получать свой кусок бюджетного пирога в обмен на лояльность и беспрекословное исполнение указаний.

Почему, например, в нашей политической системе бесполезно добиваться отмены спецсигналов на автотранспорте высших чиновников или отказа от системы спецполиклиник и спецбольниц? Оттого, что без привилегий работа в аппарате представляется чиновнику бессмысленной. Принадлежность к власти должна быть зримой и завидной, это крайне важно для самоощущения чиновника.

– У нас полусоветская власть, – отмечает известный публицист и бывший депутат Виталий Коротич. – Застенчивый сталинизм, единственная система, которая сохранила огромный круг привилегий. Нигде больше этого нет, ни в одной бывшей социалистической стране. Помню, когда Рыжкова в конце перестройки отстраняли, он сказал: «Ну ладно, вы себе найдете другого премьера, а где вы другой народ найдете?»

Всевластие аппарата – не чисто российское явление. Американский президент Джон Кеннеди, выслушав интересную идею, озабоченно говорил:

– Это отличная мысль. Нужно подумать, как нам получить согласие аппарата на ее принятие.

Но в нашей ситуации готовность аппарата помогать хозяину мало что решает. Существующая система управления позволяет кого угодно закатать в асфальт и что угодно снести. Но она не предназначена для того, чтобы взращивать и поощрять, создавать условия для развития и модернизации. И это ставит крест на благих начинаниях. На работу в аппарат приходят не разрешать, а запрещать.

Когда президент Медведев с высокой трибуны провозглашает одну из своих либеральных идей, сидящие в зале думают: это же он не всерьез, это предназначено для иностранцев или для журналистов… Аплодируют, преданно смотрят ему в глаза, но делать ничего не собираются.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.