Путь наверх

Путь наверх

Судьбе было угодно, чтобы мне довелось некоторое время работать в кабинете, где в течение 1953–1954 годов пребывал в должности заместителя начальника Главного политического управления СА и ВМФ генерал-лейтенант Л.И. Брежнев. С тех давних пор в Главпуре продолжал трудиться подполковник Сергей Мезенцев, бывший адъютант Брежнева в его главпуровские годы. Подполковник негромко рассказывал (ведь в это время Брежнев вознесся так высоко…), что его прежний начальник очень тяготился работой в военно-политическом аппарате. Когда Брежневу приносили утром деловую почту, он морщился и, когда человек из канцелярии уходил, ворчал:

– Опять эти ЧП, учения, собрания и портянки… Надоело…

В командировки по воинским частям и кораблям ездить не любил, отчего с начальником Главпура А.С. Желтовым сложились натянутые отношения.

Как мне рассказывал уже в восьмидесятые годы Алексей Сергеевич Желтов, в аттестации на Брежнева, которую запросили в ЦК из Главпура в те далекие уже годы, он отметил ряд недостатков у своего подчиненного, и в том числе безынициативность и слабое напряжение в работе. В последующем этот документ, конечно, исчез из личного дела генерального секретаря, но Брежнев не забыл обиды: попытки несколько раз представить Желтова к званию генерала армии безнадежно тонули в цековских коридорах.

Брежнев, часто вспоминал Мезенцев, звонил по «вертушке» в ЦК старым друзьям, интересовался обстановкой, просил замолвить слово «наверху» по переводу его на «настоящую работу». И дождался, «дозвонился»!

До 1938 года молодой Брежнев был, по сути, работником «перекати-поле». Сколько он сменил мест жительства и работы! Создавалось впечатление, что этот человек все время что-то искал, перебирал, определялся. Долго не мог найти себя, пока не «сел» на партийную работу Давайте наберемся терпения и прочтем скупые строки, занесенные дотошными кадровиками в дело будущего генсека. Некоторые его перемещения смахивают на ребус.

– В 1921 году – рабочий маслобойного завода в Курске.

– В 1923 году – ученик слесаря, г. Каменск.

– В 1927 году – окончил Курский землеустроительный техникум.

– В 1926 году – находится в Орше, на практике.

– В 1927–1928 годах – переезжает в Свердловск и работает заместителем окружного земельного уполномоченного.

– В 1929–1930 годах – заместитель председателя Бисерского РИКА Свердловской области.

– В 1930 году – заместитель заведующего окружного землеуправления в Свердловске.

– В 1930–1931 годах – студент Института сельхозмашин им. Калинина в Москве.

– В 1931–1932 годах – председатель профкома Института имени Арсеничева в г. Днепродзержинске.

– В 1932–1933 годах – секретарь парткома Института им. Арсеничева в г. Днепродзержинске.

– В 1933–1935 годах – директор металлургического техникума.

– В 1935 году – окончил Каменский металлургический институт (заочно).

– В 1935 году – начальник смены силового цеха завода им. Дзержинского.

– В 1935 году – курсант танковой школы в Чите.

– В 1935 году – политрук танковой роты 14-го мех. корпуса ДВК.

– В 1936–1937 годах – директор металлургического техникума в г. Днепродзержинске.

– В 1937–1938 годах – заместитель председателя горсовета.

В 1938 году – заведующий торготделом Днепропетровского обкома КП(б)У…{712}

Наконец Брежнев добрался до «настоящей» партийной работы, которая, как он напишет в свое время, его «вторая жизнь».

Заводская, сельская, учебная, военная, профсоюзная, советская сферы деятельности… Кажется, все перепробовал молодой коммунист Леонид Брежнев, пока в итоге его не заметил первый секретарь Днепродзержинского горкома партии К.С. Грушевой. Заметил в то время, когда кадровое движение было стремительным, непредсказуемым, тревожным. В стране шла гигантская кровавая чистка. Миллионы людей строили стены гигантского ГУЛАГа и сами же заполняли его горестные бараки.

Такова трагическая диалектика того страшного времени: одних навсегда уносило сталинским ветром в сибирские лагеря, других, как из революционной катапульты, вскидывало в высшие руководящие кресла. Среди этих «счастливчиков» оказался и Леонид Ильич Брежнев. Вообще он всегда был «везунчиком»: в обкомовские апартаменты попал благодаря знакомству с Грушевым; удачно прошел в 1934 году партийную проверку, ни разу не был не только арестован, но и не попадал под подозрение; без единого ранения прошел Отечественную войну; был замечен самим Сталиным и в 1952 году вошел в состав Президиума ЦК КПСС. И хотя после смерти вождя сразу же вылетел оттуда, но не затерялся, не исчез в безликой массе партийных функционеров. Жизнь благоволила этому статному, красивому, чернобровому мужчине не в последнюю очередь и из-за его благожелательного характера: покладистого, компромиссного, незлобивого, общительного.

Еще накануне войны он попал в республиканскую номенклатуру, войдя по рекомендации того же К.С. Грушевого в Днепропетровский обком партии в качестве секретаря по пропаганде, а затем и секретаря, ведающего оборонной промышленностью. Казалось, началась типичная партийная карьера, которая могла привести, «если повезет, в ЦК Компартии Украины, в самом Киеве». О Москве тогда Брежнев и не мечтал. Но все планы спутала война.

О боевом пути бригадного комиссара, затем полковника и генерал-майора так много написано! Он начал свою фронтовую службу в качестве заместителя начальника политуправления Южного фронта. Ни об одной армии, а их на фронте были десятки, не сказано так много и подробно, как о 18-й армии, где Брежнев с 1943 года был начальником политотдела. Об участии Леонида Ильича в войне сказал и он сам в своей «знаменитой» 48-страничной брошюрке «Малая земля», которую, конечно, все называли «книгой». Все знали, что Брежнев неспособен начертать даже грамотной резолюции, а тут – «книга»…

Она, эта «книга», начинается фразой: «Дневников на войне я не вел»{713}. Но откуда было знать об этом хорошему писателю Аркадию Яковлевичу Сахнину, которому работники аппарата ЦК Черненко, Замятин и Игнатенко поручили писать «Малую землю». Как раз в конце войны Брежнев кое-что записывал, что может походить на дневники. Например, в записной книжке Л. Брежнева, озаглавленной «1944 год», имеется много дневниковых помет типа: «Заместителя начальника 2-й воздушной дивизии следует привлечь к партийной ответственности за мародерство и исключить из партии. Срок – 1 декабря». Брежнев армию знал плохо: были не «воздушные», а авиационные дивизии, и возглавляли не «начальники», а командиры.

Или: «беседовал с т. Мехлис – разрешил забрать коммунистов из заградотрядов…»{714}

Известно, что Брежнев очень не любил не только писать, но и читать. Как вспоминал А.А. Громыко: «Помню, однажды, находясь на отдыхе в санатории под Москвой, я рекомендовал ему книгу о жизни Леонардо да Винчи, даже принес ее. Он обещал прочесть. Но недели через две вернул, сказав:

– Книгу я не прочел. Да и вообще – отвык читать»{715}.

Обычно записки в политбюро, докладные, шифровки из-за рубежа, подготовленные ему проекты речей читали вслух другие люди. Брежнев полулежал в кресле и внимал. Иногда дремал. Очень часто эти, как он выражался, «бумаги» читала ему весьма образованная женщина, сотрудница его аппарата Г.А. Дорошина.

Сам он соизволял регулярно об этом записывать в своих рабочих записях, которые последние полтора десятилетия вел довольно регулярно: по пять-семь строк в день цветным фломастером, крупными буквами, обычно без единого знака препинания. Так вот, в последние годы жизни в порядке исключения он иногда читал лишь «собственные» воспоминания. Например, 9 ноября 1981 года в своих «дневниках» Брежнев записал: «Прочел воспоминания». По-моему, это было перед самым выходом «Воспоминаний» в свет.

Мы отвлеклись, начав рассказывать о «боевом пути» полковника Л.И. Брежнева. Большую часть войны Брежнев прошел в должности начальника политотдела 18-й армии. Особых отличий не имел. Правда, в «Малой земле» приводится эпизод, когда Брежнев лично лег к пулемету и вел огонь по атакующим фашистам. Писатель Сахнин, как бы читая то, что думал тогда начальник политотдела, живописал: «Только одна мысль владела всем существом: остановить»{716}. Но очевидцев этого солдатского подвига Брежнева так и не нашлось…

Начальник политотдела армии благополучно дошел с войсками до конца войны, став генерал-майором и заработав четыре ордена. После окончания Великой Отечественной Брежнев был назначен начальником политуправления 4-го Украинского фронта, который вскоре преобразовали в Прикарпатский военный округ.

Предметом особой гордости генерал-майора явилось его участие в памятном Параде Победы на Красной площади 24 июня 1945 года в составе сводного полка 4-го Украинского фронта. Впрочем, этим и следовало гордиться. Будучи уже генсеком, Брежнев был избран делегатом на партийную конференцию Московского военного округа. В анкете на вопрос: военное образование? – Брежнев с гордостью написал – «фронтовое».

Всю послевоенную жизнь у Брежнева любимые воспоминания были о войне. И он здесь не одинок. Я давно заметил, что участники войны самой красной строкой своей биографии считают фронтовые годы. Надо отдать ему должное: Брежнев не забывал своих фронтовых товарищей. Многим из боевых друзей помогал, встречался с участниками боев под Новороссийском, вообще теме Великой Отечественной войны всегда уделял приоритетное внимание.

Примерно до начала восьмидесятых годов у власти, особенно на верхних ее этажах, находились участники минувшей войны. Оценивая их личное участие в страшной схватке, стоит сказать, что почти никто из руководства не задался вопросом: почему СССР потерял в войне в несколько раз больше, чем агрессор? Сталин, Хрущев, Горбачев последовательно называли цифры безвозвратных потерь советского народа в войне: 8, 20, 27 миллионов человек. Все генсеки, как и Брежнев, дружно говорили, что Великая Победа пришла «благодаря огромным преимуществам социалистического государственного и общественного строя, благодаря руководящей роли КПСС…». А может быть, и даже наверняка, все эти колоссальные потери и стали возможны вследствие господства тоталитарного строя и монополии одной партии на власть? Разве не ясно, что только мощь духа народа, его стоицизм, беспримерный героизм сделали Победу реальностью?

Но ни Брежнев, ни его предшественники и наследники на генсековском посту не хотели и не могли сказать народу исторической правды.

После войны Брежнев стремительно пошел вверх: уже в августе 1946 года он выдвигается на должность первого секретаря Запорожского обкома КП(б) Украины, а в ноябре 1947 года становится первым секретарем Днепропетровского обкома партии. Хотя считалось, что секретарей «избирали», в действительности их «предлагали» вышестоящие партийные органы, и пленумы дружно, обычно «единогласно», поддерживали волю верхов. В обоих случаях инициатива «избрания» Брежнева первым лицом одной, а затем и другой области исходила от Н.С. Хрущева, а конкретно на заседаниях «озвучивал» эту волю секретарь ЦК КП(б)У Л.Г. Мельников.

В то время страна титаническими усилиями освобождалась от последствий войны. Дело это было страшно трудное, ибо вскоре после Победы резко обозначилось острейшее противостояние двух миров: коммунистического и буржуазного. Армия оставалась огромной. Приходилось рассчитывать только на себя. Патриотические чувства народа не заглохли и после войны. Путем диктаторских методов, жестких директив центра, постоянного контроля спецслужб люди делали, казалось бы, невозможное. Брежнев был одним из партийных функционеров среднего звена, главной задачей которых было полное, безусловное исполнение директив Кремля.

Воспоминания очевидцев того времени позволяют сделать вывод: Брежнев, что встречалось тогда не часто, «брал» не жесткостью, бесцеремонным администрированием и угрозами, а доброжелательностью и терпимостью. Сам первый секретарь не особенно вмешивался в дела своих подчиненных, больше полагаясь на выработанную у аппарата привычку к исполнительности. При всем том, что мы знаем и говорим о «позднем» Брежневе – ленивом, тщеславном, недалеком вельможе, – «ранний» Леонид Ильич, по крайней мере, выделялся среди других искренней доброжелательностью к людям.

В июле 1950 года Брежнева неожиданно вызвали в Москву. На Старой площади ему объявили, что секретарь ЦК ВКП(б) Н.С. Хрущев рекомендует его первым секретарем ЦК КП(б) Молдавии. Конечно, по экономическому потенциалу Молдавская ССР раза в три-четыре уступала Днепропетровской области. Но в партийной и государственной иерархии первый руководитель республики котировался значительно выше обкомовского поста. Брежнев, не раздумывая, согласился, особенно после того, когда узнал, что «товарищу Сталину известно предложение товарища Хрущева и он поддерживает его».

Маленков, а затем и Хрущев, напутствуя Брежнева в дорогу, особо наставляли: быстрее завершить в Молдавии коллективизацию и покончить с влиянием буржуазной Румынии. Брежнев согласно кивал головой, что-то помечал в блокноте и уже мыслями был на Днестре, прикидывая, кого из своих сотрудников прихватить из Днепропетровска.

К слову сказать, это была широко распространенная, негласная практика, когда перемещаемые с места на место «вожди» регионального масштаба брали с собой особо полюбившихся работников. У Брежнева это просматривается особо рельефно. Передвигаясь по партийной иерархической лестнице, Леонид Ильич «тащил» за собой наиболее преданных ему людей.

Работая в Главпуре, мне удалось выписать из личного дела Брежнева один характерный документ, составленный в 1942 году инспектором ПУ РККА полковым комиссаром Верхорубовым после проверки работы политуправления Южного фронта. Там говорится: Брежнев «черновой работы чурается. Военные знания т. Брежнева весьма слабые. Многие вопросы решает, как хозяйственник, а не как политработник. К людям относится не одинаково ровно, склонен иметь любимчиков». (К слову, позже эта нелестная характеристика из личного дела Брежнева, хранившегося в ЦК, тоже исчезла.) Но я хотел обратить внимание читателей на меткое наблюдение Верхорубова: «Склонен иметь любимчиков…»

В последующем многие из его «любимчиков», хороших знакомых в числе как «начальников», так и подчиненных, перебрались не без помощи Брежнева в Москву, где заняли весьма влиятельные посты. К ним следует отнести К.С. Грушевого, С.К. Цвигуна, Г.К. Цинева, А.П. Кириленко, И.И. Бодюла, П.Е. Шелеста, К.У. Черненко, П.К. Пономаренко, Н.А. Щелокова, СП. Трапезникова и многих других.

Брежнев на первых порах активно занялся в Молдавии как сельским хозяйством, так и промышленностью, не забывая и про идеологию. Выступая осенью 1950 года на совещании секретарей райкомов, Брежнев, памятуя про указания Маленкова в ЦК, особенно напирал: «Дальнейшее организационно-хозяйственное укрепление колхозов требует еще более решительной борьбы с остатками кулачества и буржуазных националистов путем улучшения работы наших органов (имеется в виду НКВД. – Д.В.). Надо еще сильнее возбудить ненависть трудящихся против злейших врагов народа – кулачества и буржуазных националистов»{717}.

В то время для Брежнева, как и для всех советских людей, был один авторитет – Сталин. Выступая в Кишиневе на совещании женотделов в декабре 1950 года, первый секретарь республиканской партийной организации, как заклинание, утверждает: «Укрупнение колхозов рекомендует товарищ Сталин. Колхозники знают, что, раз товарищ Сталин рекомендует, значит, это дело важное и полезное»{718}. Как все просто и ясно для партийного лидера республики! Впрочем, так было везде, а не только в Молдавии: тоталитаризм не в состоянии обходиться без догматизма и поклонения вождям.

Делая доклад на III съезде Компартии Молдавии, Брежнев уделил особое внимание идеологическим делам в республике. Желая высмеять начетничество некоторых работников, докладчик привел пример, когда «редактора районной газеты Новака попросили разъяснить значение гениального ленинского труда «Что делать?». Вот что ответил слушателям Новак, продолжал Брежнев: «Ленин прочитал книгу Чернышевского «Что делать?» и написал свою книгу «Что делать?». Но это не та книга Чернышевского «Что делать?», а другая, ленинская, книга «Что делать?». Ее значение заключается в том, что она основная, организационная, руководящая. Другие работы Ленина тоже руководящие, но эта особенно руководящая»{719}.

Однако рекомендации Брежнева, какой должна быть настоящая работа, мало отличаются по уровню от рассуждений незадачливого «товарища Новака». Первый секретарь республики внушает: «Товарищ Сталин говорит: вот кусок дерева, снимаем с него кору, потом делаем доску, сделали еще тоньше, потом покрыли лаком. Сколько прошло операций! А тем более с живым человеком, чтобы человек руководил и не совершал ошибок, нужно положить очень много труда. Тем более в нашей работе»{720}.

Таковым являлся уровень воспитания, который, однако, формировал исполнительных людей, догматически и механически мыслящих категориями «руководящих» трудов не только «основоположников марксизма-ленинизма», но и местных, региональных лидеров сталинской закалки. Таким был и Брежнев, как и тысячи ему подобных.

Крупной вехой в жизни Брежнева и его движении наверх стал XIX съезд партии, который вопреки уставу не собирался целых 13 лет. Это был последний съезд в жизни Сталина. Накануне главного форума коммунистов первого секретаря молдавской парторганизации предупредили, что он будет выступать на съезде. Почти за месяц до его открытия, 5 октября 1952 года, Брежнев представил в Москву проект своего выступления, над которым долго сидел отдел пропаганды в Кишиневе. На Старой площади отредактировали и «довернули» выступление Брежнева.

На четвертый день работы съезда Брежневу предоставили слово. Речь кишиневского руководителя была под стать другим выступлениям: славословия в адрес вождя, рассказ о достижениях, снова панегирики Сталину… Но вождь, похоже, заметил Брежнева, ибо на организационном пленуме ЦК сам Сталин, предлагая состав Президиума ЦК (так стало называться политбюро), неожиданно для Леонида Ильича назвал фамилию Брежнева, как человека, которого он рекомендует секретарем Центрального Комитета и кандидатом в члены Президиума… Брежнев был потрясен! Самое большее, на что он мог рассчитывать, – войти в состав ЦК КПСС… А здесь – прямо в «штаб ленинско-сталинской партии».

Однако через пять месяцев после съезда умирает Сталин. Его старые соратники тут же «сократили» более чем наполовину состав Президиума, предложенный Сталиным. Брежнев еще не успел осмотреться, оглядеться, прижиться в Москве, ни разу не побывал на личной беседе у вождя и… такое нежелательное развитие событий. Но я уже говорил, что Брежнев был «везунчиком».

Полтора года он вновь номинально отдал военной партполитработе, постоянно, но осторожно напоминая о себе Старой площади. Он хотел, и не скрывал этого, вернуться на партийную работу в одну из республиканских организаций. Побыв первым секретарем обкома, первым секретарем в Молдавии, Брежнев почувствовал, сколь абсолютна власть этих людей со всевозможными благами и привилегиями. Главное, работая на высоком посту в провинции, не «прохлопать» очередное указание Москвы и «дать» план хлебозаготовок и всего другого, что предписывалось, а еще лучше и сверх плана.

Со временем, когда Брежнев обосновался в столице на самом высшем посту, он продолжал старую сталинскую традицию «выколачивания» плана. В рабочих записях генсека много, например, таких помет: «12 августа 1973 г. говорил по телефону с Бондаренко из Ростова. Он назвал 270 миллионов пудов. После разговора со мной обещал дотянуть до 300 миллионов… Поговорил с Машеровым. Он назвал 60 миллионов. Даст 70 миллионов пудов…»{721}

Если дашь план, вовремя откликнешься на новую инициативу, удачно отрапортуешь Москве по соцсоревнованию, то жизнь «первого» в области или республике не сравнишь и с губернаторской. Царские наместники не могли даже мечтать о такой абсолютной власти, которой обладали первые секретари коммунистической партии.

А Брежнев пока ждал. Генерал-полковник А.С. Желтов, хотя явно и недолюбливал своего ленивого заместителя, не решался принять к нему строгие меры. Как-никак был секретарем ЦК КПСС… А вдруг его опять позовут? Так и вышло. Позвали.

В январе 1954 года Брежнева вызвали в ЦК. И вновь сначала побывал у Маленкова, а затем у Хрущева. Предложили послать в Казахстан вторым секретарем ЦК Компартии республики. «Вам поручается возглавить государственное дело по дальнейшему подъему целины», – заявил Хрущев. Брежнев без колебаний согласился, хотя его согласия и не спрашивали. Тем более «первым» туда посылался П.К. Пономаренко, которого Брежнев хорошо знал.

В Алма-Ате по приезде новых назначенцев закипела работа по масштабному поднятию целинных земель. К этому времени состоялся пленум ЦК КПСС, принявший постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». Президиум ЦК рассчитывал в результате сверхусилий страны в течение двух лет поднять и освоить 10–15 миллионов гектаров целинных просторов и таким образом решить зерновую проблему в стране. В своей брошюрке «Целина» (впрочем, писал ее способный журналист Александр Мурзин) Брежнев сообщает, что «предстояло распахать площадь, превышающую размеры всей Англии»{722}. И несмотря на то, что личное «курирование» целинной операции возложил на себя Хрущев, у Брежнева в его книжке не нашлось доброго слова о своем патроне. Хотя именно Хрущев в марте 1955 года, отправив Пономаренко послом в Польшу, предложил Брежнева на пост первого секретаря Казахстана.

Вообще в карьере Брежнева решающую роль сыграл Хрущев. Фактически все многочисленные выдвижения Брежнева, с послевоенного периода и до 1960 года, когда фаворит Хрущева стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР, инициировались Никитой Сергеевичем. Хотя по отношению к Брежневу первый секретарь порой бывал весьма крут (как и к другим). Хрущев, последовательно выдвигая своего протеже, безусловно, был уверен в его лояльности. Тем более что Брежнев не засиделся в Казахстане: пробыв там всего два года, он вернулся в Москву. И вновь по рекомендации Хрущева Брежнев получает повышение: в феврале 1956 года становится кандидатом в члены Президиума Центрального Комитета партии и секретарем ЦК. Теперь Брежнев со Старой площади, цитадели и «штаба» КПСС, не уедет никуда до самых своих похорон.

Еще в те годы многие политики и хозяйственники, встречавшиеся с Брежневым, удивлялись: как человек столь посредственных способностей, ограниченного кругозора поднялся так высоко? Действительно, статный, красивый, радушный и благожелательный, Брежнев был малообразованным человеком. В своих рабочих записях, резолюциях, пометах он делал множество ошибок (обесзкуражить, Бон (вместо Бонн), хокей, Ново Сибирск, Веньгрия, Дюсендорф, Чаушестку, Шерванадзе, Кисенджер и т. д. и т. п.). Мне несколько раз приходилось присутствовать при выступлениях Брежнева. В начале семидесятых годов он выступал в большом зале Главпура перед военачальниками. Как только отрывался от текста, мы слышали речь малограмотного человека, но довольно живую и житейскую.

В его многочисленных записях трудно найти какие-то глубокие идеи, обобщения, новации. Везде уровень того пропагандиста Новака из Кишинева, пример с которым приводил когда-то сам Брежнев.

И все же, почему Брежнев рос, делал карьеру, поднимался все выше и выше?

Дело в том, что в политике, которая редко бывает моральной, чистой, одна из форм компромисса – согласиться с выдвижением явной посредственности, чьи слабости пытаются использовать противостоящие или оппонирующие друг другу силы.

Политически бесцветный человек может оказаться нужным сразу многим: в одном случае как переходная, временная фигура (так думали вначале и о Брежневе), как форма межличностного согласия, как фигура, которую используют в качестве марионетки. К слову сказать, в конце своей жизни Брежнев, которого славили на каждом официальном углу и одновременно рассказывали о нем бесчисленные анекдоты почти на каждой кухне, превратился именно в марионетку. Такие влиятельные члены политбюро, как М.А. Суслов, Ю.В. Андропов, Д.Ф. Устинов, К.У. Черненко, В.В. Гришин, Н.А. Тихонов, А.А. Громыко, «крутили» Брежневым как хотели. Слабость характера, физическая немощь, интеллектуальная серость делали Брежнева весьма удобным предметом – символом всесоюзного руководителя, решения которого, однако, готовились другими.

Чем выше поднимался Брежнев на Олимп власти, тем заметнее она выскальзывала из его рук. Но выпасть не могла, ибо ею фактически распоряжались его ближайшие соратники: Андропов и Черненко.

Тоталитарная система может функционировать и без персонального диктатора.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.