22. ГОЛЛИВУД

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

22. ГОЛЛИВУД

КОГДА МАРГАРЕТ услышала, что транспортный самолет доставил сюрприз, она была уверена, что ее поклонники приготовили несколько банок пива для праздничного ужина. И она оказалась права. Пиво в сброшенном грузе действительно присутствовало — только груз был сброшен в старый лагерь возле деревни Увамбо. «И теперь там лежат два ящика отличного американского пива на радость Робинзонам, которые когда-нибудь на них наткнутся, — писала Маргарет в своем дневнике. — Туземцы все равно их не тронут».

Но настоящий сюрприз не был связан с алкоголем.

ПОСЛЕ НЕДОЛГОГО отдыха в базовом лагере Уолтера подозвали к рации. Радист транспортного самолета сообщил, что на борту находится режиссер, который собирается снять документальный фильм о жизни, смерти, туземцах и спасательной экспедиции. Режиссер уже надел парашют и был готов спрыгнуть, но тут наушники взял Уолтер.

— Этот человек когда-нибудь прыгал? — спросил он.

— Нет.

Оказалось, что один из десантников Первого разведывательного батальона в Голландии полчаса рассказывал режиссеру о том, как прыгать с парашютом и не погибнуть.

— Ради всего святого! — воскликнул Уолтер. — Как следует пристегните его страховочный трос!

В этом случае парашют раскрылся бы, даже если режиссер от страха забыл бы дернуть кольцо. Это оставляло ему хоть какую-то надежду на спасение.

Десантники с замиранием сердца наблюдали за тем, как самолет пролетает над долиной. Дверь выброски десанта была открыта. Но режиссера никто не видел. Еще один заход. Еще один. На третий раз в проеме появилась крупная фигура. За плечами человека была закреплена кинокамера. Человек подошел к проему и выпрыгнул из самолета. Почти мгновенно над ним раскрылся белый парашют.

Наблюдая за прыжком, десантники сразу почувствовали что-то неладное. Парашютиста бросало из стороны в сторону.

Маргарет ничего не знала о прыжках с парашютом, но даже она поняла, что перед ней «неопытный любитель».

«Его мотало по широкой дуге, — записала она в дневнике. — Мы боялись, что он запутается в стропах и рухнет на землю».

Уолтер и другие десантники с ужасом наблюдали за безумным прыжком.

— Держи ноги вместе!

— Контролируй движение!

— Тяни за стропы!

Никакого ответа.

Маргарет тоже кричала вместе со всеми. Но казалось, что парашютист находится без сознания. Он никак не реагировал на крики с земли.

Каким-то чудом парашют набрал воздух. Парашютист приземлился, упав на спину. К счастью, густые кусты смягчили падение, но десантники боялись обнаружить на месте приземления труп. Первым подбежал сержант Хавонильо.

Посмотрев на парашютиста, Хавонильо выскочил из кустов, словно увидел призрака. По крайней мере, так показалось Маргарет.

— Капитан, сэр! — крикнул Хавонильо. — Этот человек мертвецки пьян!

В кусты следом за Хавонильо нырнул Макколлом. И он тоже подтвердил диагноз десантника.

— Пьян, как свинья!

Вдвоем они с трудом вытащили режиссера из кустов. Уолтер осмотрел его, убедился, что с ним все в порядке, и доложил на борт улетающего транспортного самолета:

— Долина превращается в Голливуд — и очень быстро!

Уолтер даже не представлял, насколько он прав.

Отважным режиссером оказался Александр Канн. Жизненный путь этого сорокадвухлетнего авантюриста был непростым.

Он родился в Новой Шотландии, в семье известного банкира Г. В. Канна и Мабель Росс Канн. Его дед по материнской линии был членом канадской палаты общин. Мабель Канн умерла, когда Алекс был еще совсем ребенком. Когда мальчику исполнилось семь, отец перевез семью из Канады на Манхэттен. В 1914 году Г. В. Канн участвовал в создании Федерального резервного банка Нью-Йорка. Семья семь лет прожила в США, а затем вернулась в Канаду, где отец Алекса возглавил банк Оттавы.

Алекс Канн поступил в королевский военно-морской колледж Канады. Потом он вернулся в Нью-Йорк и стал изучать строительное и инженерное дело в Колумбийском университете.

Хуже времени выбрать было трудно: началась Великая депрессия, строительство остановилось, и инженеры-строители оказались столь же невостребованными, как и биржевые маклеры.

Александр Канн (фотография любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).

Еще больше осложнила положение молодого инженера болезненная страсть к игре. В покер он проигрывал астрономические суммы. «Мой отец был очень азартным и никогда не думал о деньгах», — рассказывала его дочь, лондонский литературный агент Александра Канн.

Впрочем, не все в жизни Александра было так уж мрачно. Высокий, темноволосый, кареглазый, обаятельный и образованный молодой человек с прекрасной фигурой и приятным глубоким голосом отправился в Голливуд, где его качества оценили по достоинству, несмотря на Великую депрессию. Не желая компрометировать доброе имя семьи, он взял псевдоним — Александр Кросс. В псевдониме он использовал девичью фамилию матери — Росс.

Александр Канн/Кросс быстро получил несколько небольших ролей. В 1936 году он сыграл в полудюжине фильмов — играл сторожа в «Ярости» Фрица Ланга, где главную роль исполнил Спенсер Трейси, затем стал детективом в «Умной блондинке» с Глендой Фаррелл. Александр играл моряка в «Чайном клиппере», где главную роль исполнил его приятель и собутыльник Хэмфри Богарт. Актерская карьера продолжалась и в 1937 году, когда он сыграл тюремного надзирателя в «Сан-Квентине» (снова вместе с Богартом). Карьера Александра постепенно развивалась, он получал роли с большим количеством текста, играл героев, имеющих имена — например, в вестерне «Закон для Томбстоуна» он сыграл Быка Клэнтона. В цикле фильмов с участием Уильяма Бойда и Гэбби Хейс он получил роль злодея, Черного Джека Карсона.

ПОКА АЛЕКСАНДР КРОСС ДЕЛАЛ КАРЬЕРУ НА ЭКРАНЕ, РЕАЛЬНЫЙ АЛЕКСАНДР КАНН НА ЛИЧНОМ ОПЫТЕ ОПРОВЕРГАЛ ЗНАМЕНИТУЮ ГОЛЛИВУДСКУЮ ПОГОВОРКУ: «ЛЮБАЯ РЕКЛАМА — ХОРОШАЯ РЕКЛАМА». 28 марта 1937 года на первой странице «Лос-Анджелес Таймс» появилась сенсационная статья под заголовком «Актер признается в краже драгоценностей в Палм-Спрингс». В статье говорилось, что «характерный киноактер», в котором был узнан Александр Говард Кросс Канн, признался в краже бриллиантового браслета и драгоценного кольца. Драгоценности были украдены у бывшей жены газетного магната Уильяма Рэндольфа Херста, Альмы Уокер Херст. Судя по всему, это было самое плохо организованное ограбление в истории.

Известный дамский угодник, Канн познакомился с бывшей миссис Херст месяцем раньше в Сан-Вэлли, штат Айдахо. За десять дней до ограбления она пригласила его на небольшую вечеринку в своем доме в Палм-Спрингс. Ближе к ночи веселье переместилось в ресторан в центр города. Где-то около часа ночи Канн пришел в голливудский ломбард и заложил драгоценности, которые стоили более 6000 долларов. Надо сказать, что здесь Канна облапошили — он получил всего 350 долларов.

«Полицейским, — говорилось в статье, — Канн сообщил, что сильно поиздержался на скачках. Он похитил драгоценности из-за своих финансовых проблем. Кроме того, по его словам, в момент кражи он был пьян».

Когда Альма Херст заметила пропажу драгоценностей, она предоставила полиции список слуг и гостей. Следователи быстро обратили внимание на Канна. Помощник шерифа позвонил ему домой. Канн признался в преступлении, сообщил полиции, где находятся драгоценности. Браслет и кольцо были изъяты из ломбарда и возвращены владелице. По настоянию полиции Канн приехал в Палм-Спрингс и был арестован. Его обвинили в ограблении и отправили в тюрьму.

Получив драгоценности обратно, Альма Херст решила, что с нее хватит внимания и Алекса Канна. На следующий день в «Таймс» появилась другая статья, в которой сообщалось, что все обвинения против Канна будут сняты, если он вернет полученные деньги. Поскольку из ломбарда он получил всего 350 долларов, вернуть такую сумму было несложно.

В статье приводились слова Альмы Херст: «Никому не нравится обвинять друзей. Но когда люди совершают такие поступки, то им приходится платить по счетам». Прежде чем ситуация разрешилась, она попала в новостные ленты крупных агентств. Даже далекие от Голливуда газеты вышли с заголовками «Хозяйские драгоценности украдены фигляром». История об ограблении Херст соблазнила даже «Нью-Йорк Таймс».

Под псевдонимом Александр Кросс Канн в 1939 году снялся в одном из самых «депрессивных» фильмов — «Человек-бомба». Он играл главную роль — безымянного взрывателя. Эта роль стала для него прощальной. Арест поставил крест на его кинематографической карьере.

Канн горевал недолго. Он собрался с силами и двинулся вперед. К концу 1941 года он уже был трижды женат и разведен, хотя детей ни в одном браке не было. Не имея ни иждивенцев, ни ясных перспектив, он вернулся к собственным корням и вступил в канадский королевский флот. Но судьба и тут сыграла с ним злую шутку.

По пути в южную часть Тихого океана корабль Канна был атакован японской подводной лодкой. Канн оказался в воде. Он выжил, но повредил позвоночник и страдал от болей всю оставшуюся жизнь. В 1943 году Канн лечился в Австралии. Лечение не мешало ему быть завсегдатаем ночных клубов. Жизнерадостный выпивоха и одаренный рассказчик, он развлекал своих собутыльников байками из жизни Голливуда. «Он любого мог убедить в том, что знает о кинематографе больше, чем на самом деле», — вспоминала его дочь.

Благодаря знакомствам по ночным клубам Канн узнал, что голландское правительство в изгнании в Лондоне приглашает журналистов и режиссеров для работы во вновь создаваемой Государственной информационной службе Голландской Индии. Агентство должно было противостоять нацистской пропаганде и отстаивать интересы Голландии на мировой сцене.

Поскольку Канн постоянно говорил о своем кинематографическом опыте, а использовать сорокалетнего моряка с поврежденным позвоночником в армии было затруднительно, канадский флот «одолжил» Канна австралийскому отделению голландской информационной службы. Он получил должность «военный корреспондент и режиссер», 35-миллиметровую камеру и отправился снимать документальные фильмы о войне, покоряя всех вокруг обаянием и канадским акцентом.

Канн смело принялся за новую работу. Он бесстрашно снимал боевые действия на Филиппинах и Борнео. Во время вторжения армии союзников на остров Лейте в октябре 1944 года Канн находился на борту крейсера «Австралия», который попал под огонь японского бомбардировщика. Японский самолет (союзники называли эту модель «Бетти») атаковал «Австралию» на полной скорости. Во время атаки погибли капитан и штурман, а также двадцать восемь моряков. Это нападение считается первой успешной атакой камикадзе на военный корабль. Но свидетель этого события, Александр Канн, опровергал это утверждение. Через неделю после происшествия он рассказывал репортеру «Ассошиэйтед пресс» о том, что пилот к моменту падения самолета на крейсер уже был мертв. «Японская „Бетти“ летела с ужасным ревом, и из нее валил дым», — заявил он. К МОМЕНТУ ПРИЗЕМЛЕНИЯ В ШАНГРИ-ЛА КАНН УСПЕЛ ПРОМОТАТЬ НАСЛЕДСТВО, ПЕРЕЖИТЬ ТРИ РАЗВОДА, АРЕСТ ЗА КРАЖУ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ, ТОРПЕДНУЮ АТАКУ И АТАКУ ЯПОНСКОГО САМОЛЕТА, УПРАВЛЯЕМОГО ПИЛОТОМ-КАМИКАДЗЕ. ТАК ЧТО ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК С ПАРАШЮТОМ МЕРТВЕЦКИ ПЬЯНОГО РЕЖИССЕРА БЫЛ ВПОЛНЕ В ЕГО ДУХЕ. Когда появились статьи Уолтера Симмонса, Ральфа Мортона и других репортеров об авиационной катастрофе, первобытных племенах в Шангри-Ла и героическом десанте, Алекс Канн решил вновь испытать судьбу. 17 июня он вылетел из Мельбурна в Голландию. На следующее утро он отправился на транспортном самолете к месту катастрофы. Вернувшись на аэродром Сентани, он тут же потребовал для себя парашют. Капитан Первого разведывательного батальона Айзек Унчиано, рассказал ему об основах парашютирования, но Канн лишь шутил и смеялся. Лучше всего Унчиано запомнил то, что Канн обещал ему шесть кварт виски и бурную вечеринку, если ему удастся вернуться из джунглей благополучно.

«Он знал, что это очень опасно, — говорила дочь журналиста. — Но он хотел это сделать и вызвался добровольно. Он никогда в жизни не прыгал с парашютом. Десантники предложили обучить его, но он ответил: „Нет, спасибо. Я сделаю это раз в жизни. Если я откажусь прыгать, вытолкните меня“».

САМ КАНН НИКОГДА не признавался в том, что прыгал пьяным, но косвенным образом его слова подтверждают это. В статье для «Ассошиэйтед Пресс» он писал: «не помню, сам ли я выпрыгнул или меня вытолкнули по сигналу, но после раскрытия парашюта я был слишком занят съемкой. А потом я вполне благополучно приземлился прямо на спину в густой кустарник».

Когда Хавонильо и другие десантники вытащили его, Канн опустошил весь имеющийся запас аспирина, а потом с удовольствием присоединился к ужину в филиппинском стиле. Когда журналист немного протрезвел, Уолтер поинтересовался, как ему удалось спрыгнуть в долину.

— Я выпил бутылку голландского джина перед прыжком, — признался Канн.

— Зачем вы это сделали? — поразился Уолтер.

— Я не хотел мешкать.

Объяснение Уолтера вполне удовлетворило, и он вынес свой вердикт:

— Вам нужно стать парашютистом.

Позже майор Гарднер поинтересовался у Уолтера, не мучается ли его новый гость похмельем.

— Он говорит, что никогда бы снова этого не сделал, — ответил Уолтер. — Разве что подвернулась столь же увлекательная история.

Когда Канн обрел способность фокусироваться, он сразу же обратил внимание на Маргарет Хастингс. Интерес к красивым женщинам ему не отбила даже жесткая посадка. Канн попросил Уолтера передать Ральфу Мортону следующее сообщение: «Капрал Хастингс — самая красивая жертва авиакатастрофы, какую мне только доводилось видеть».

К этому он добавил: «Ребята из спасательного отряда называют ее Королевой Шангри-Ла». Когда Маргарет спрашивали о ее царственном титуле, она отвечала: «Я готова все бросить и расстаться со своей короной в любой момент».

Уолтер и Канн быстро подружились. Капитан ценил мудрость и уроки, которые преподала журналисту непростая жизнь. Они часами разговаривали, играли в покер, купались в реке, совершали походы по долине, спорили о спорте и военной политике. Канн считал, что военные не должны цензурировать статьи журналистов из зон боевых действий. Уолтер с ним не соглашался. «Мне нравится общаться с таким человеком, — записал в дневнике Уолтер. — Я могу многому у него научиться». В дневнике Уолтер сделал Канну самый большой комплимент из всех, на какие был способен: «Он — парень что надо!»

Александр Канн с камерой в Шангри-Ла (фотографии любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).

После прибытия Канна в лагерь, который Уолтер назвал «Аванпостом американской армии в Шангри-Ла, ГНГ (Голландская Новая Гвинея)» (сокращенно «Лагерь Шангри-Ла»), он окончательно укомплектовался: командир — капитан С. Эрл Уолтер-младший, десять десантников, трое выживших после авиационной катастрофы и один канадец инженер-актер-вор-моряк-военный корреспондент.

Лагерь превратился, по выражению Уолтера, в «симпатичный маленький городок», раскинувшийся в тени высокой горы, в самой плоской части долины. Сержанты, которые оставались в лагере, разбили несколько палаток и навесов. Красная палатка исполняла роль склада, а розовая — столовой.

Вскоре в лагере появился и импровизированный свинарник, который соорудили из срубленных деревьев и веток. Абреника, Байлон и Веласко «купили» у местных туземцев семь свиней — обменяли их на раковины каури, сброшенные с транспортного самолета. Одна из свиней была настоящей малышкой, «очаровательной, как цветочек», как записала в дневнике Маргарет. Сержанты назвали эту свинью Пегги.

«Мне кажется, что Пегги считает себя собакой, — писала Маргарет. — Она постоянно за кем-то ходит. Как только кто-то из нас садится, она сразу же забирается на колени. Десантники чистят Пегги каждый день — она просто лоснится».

Самой монументальной постройкой была пирамидальная палатка, которая предназначалась для «очень важных персон». Одна ее часть была отделена для Маргарет. В ней десантники устроили мягкую постель из золотистого, сухого сена. Над кроватью нависал полог из желтого парашютного шелка. Королевский интерьер дополняли искусно развешенные москитные сетки. Чтобы Маргарет могла ходить дома босиком, пол застелили пустыми парашютными мешками.

Молодые бойцы из разных миров: американские солдаты филиппинского происхождения (слева направо): Камило Рамирес, Кустодио Алерта, Дон Руис, Хуан «Джонни» Хавонильо. (фотографии любезно предоставлены С. Эрлом Уолтером-младшим).

«Я была так тронута, что чуть не разрыдалась, — записала Маргарет в своем дневнике. — В лагере было предусмотрено все, даже ванная! Сержанты соорудили ее из пустых водонепроницаемых коробок с продуктами. Неподалеку они вырыли колодец, и наполнять ванну стало очень легко».

Поскольку Макколлом и Уолтер были офицерами, им достались отдельные отсеки в мужской половине пирамидальной палатки. Но Уолтер решил уступить свою постель Деккеру, чтобы тот быстрее поправлялся. Уолтер со своими десантниками устроились в гамаках, что очень удивило Маргарет — зрелище высокого капитана, свернувшегося калачиком в гамаке, ее страшно веселило.

В первый день, когда все пятнадцать человек собрались в базовом лагере, десантники устроили праздничный ужин — зажарили двух молочных поросят по-филиппински. Они держали их над кострами на вертелах, пока тушки не приобрели приятный золотистый цвет. Маргарет была уверена, что Пегги избежала такой участи. Праздничное блюдо напомнило Уолтеру о таком же празднике из его детства на Филиппинах. «Я наелся, как свинья, ушел в палатку-склад и долго валялся там, пока не пришел в себя, — написал он в своем дневнике. — Но ребята оказались отличными поварами!»

На следующий день обитатели лагеря с удовольствием позировали Алексу Канну. Хотя предполагалось, что он снимет документальный фильм на фактической основе, Канну были не чужды голливудские замашки. Он пропустил возвращение экспедиции в базовый лагерь, но это событие в его сюжете играло важную роль. Поэтому он уговорил всех участников похода повторить возвращение в лагерь для него. Никто не хотел таскать семидесятипятифунтовые рюкзаки вверх и вниз по склонам, поэтому в рюкзаки запихнули коробки из-под продуктов, которые придали мешкам объем, но не вес.

На этот раз десантники не стали пользоваться такими удобными прокладками «Котекс».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.