РЕБИКОВ Владимир Иванович

РЕБИКОВ Владимир Иванович

19(31)(?).5.1866 – 4.8.1920

Композитор. В 1898–1901 участвовал в организации первого в истории русской музыки официального творческого объединения «Общество русских композиторов». Основатель Одесского и Кишиневского отделений Русского музыкального общества. Посещал литературно-художественные вечера в доме В. Брюсова. Автор романсов на стихи русских символистов, мелодекламаций, хоров, сюит для оркестра, опер «В грозу» (1893), «Елка» (1900), «Бездна» (1907), литературной поэмы «Альфа и Омега» (1911) и др. Писал также музыку для детей и школьного пения.

«Ребиков говорит сперва с воодушевлением, потом срывается в брюзжащий усталый тон, но не умолкает ни на минуту. У него фигура и лицо немного опустившегося франта. Длинный череп. Лысый. Длинная прядь волос зачесана с затылка на лоб, так что острием разделяет его посередине. Габсбургская челюсть и тонкий вырождающийся подбородок. Тонкие усы остриями вверх. Пенсне. Белый полосатый костюм.

– Художник не должен только жиреть. Надо быть несчастным. Хорошо влюбляться, но только без успеха. Если бы я был красивой женщиной, я бы в себя влюблял всех гениальных художников, а потом предлагал бы им револьвер: вот, пожалуйста, стреляйся, милый друг. Только в ногу. Впрочем, куда хочешь, только не в голову и не так, чтобы умереть. Всегда надо в себя смотреть – что там, не заржавело ли что из чувств. А я, кажется, давно не ревновал. Ну так надо приревновать. А то начнешь писать. Надо ноты такого-то чувства. Ан, его-то и нет» (М. Волошин. Дневник. 7 августа 1909).

«Ребиков – характерный представитель русского модернизма. Он действительно один из первых в широкой степени использовал и целотонные гармонии, и параллелизмы, и частные тональные отклонения – словом, те средства выражения, которые можно было естественно вывести из приемов Даргомыжского и Мусоргского… Но у Ребикова, вследствие недостаточно яркой индивидуальности и творческой силы, спаивающей противоречия, образовался разлад между острым, ищущим новых средств выражения вкусом и наивным, несмотря на пугавшие мирных обывателей спокойно спавшей России заголовки пьес, психологизмом…Страсть Ребикова к „надписям“, к литературному пояснению музыки, к словесному пафосу принадлежит не ему одному, а эпохе…Ребиков в многообразных исканиях отражал присущий модернизму уклон к тесному союзу поэтической речи и поэтических образов с музыкальными интонациями. Только это течение преломлялось у Ребикова в психологизм киномелодрамы или просто – стародавнее русское „нутро“. „Пустоцвет“ русского модернизма – так я однажды определил творчество Ребикова и теперь не меняю своего мнения» (Б. Асафьев. Русская музыка).

«В нашем кружке однажды появился композитор И. Ребиков. Держал он себя как-то не по-товарищески, говорил о новых путях и, видимо, чувствовал себя не ко двору в нашем обществе. Только один раз мы видели его. Но когда у Юргенсона появилось в печати одно его сочинение, то Рахманинов не преминул ознакомиться с ним и однажды, придя в наш кружок, по памяти начал наигрывать какой-то коротенький вальс и восхищаться им, а потом стал играть танец с целотонными гаммами.

– Нет, это положительно хорошо! Послушайте, как это звучит, – и опять сыграл эти целые тона.

Помню, что Гольденвейзер, Энгель и Глиэр не разделяли этого интереса, и было непонятно, почему Рахманинов, который никогда не мог быть неискренним, уделял внимание этим пустякам» (М. Е. Букинек. [Из воспоминаний]).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.