12

12

Четверг, 16 апреля. 8:00 утра

С самого начала утренней смены у Джерри Бостика, офицера полетной динамики Бордовой команды, не заладился день. Он подозревал, что дальше будет еще хуже.

– Проклятье, – мягко проворчал Бостик, стоя за своим терминалом первого ряда и с отвращением глядя на экран.

Склонившись над плечом Дэйва Рида, дежурного оператора ДИНАМИКИ, он второй раз посмотрел на светящиеся цифры.

– Проклятье, – повторил он, на этот раз достаточно громко, чтобы Рид повернулся в кресле.

– В чем проблема, Джерри? – спросил Рид.

– Ты не захочешь узнать это, – ответил Бостик.

– Попробуй объяснить.

Бостик приблизился к Риду и пробежал указательным пальцем по колонке цифр, остановившись на одном показателе. Рид нагнулся вперед и прищурился. Колонка, на которую указывал Бостик, называлась «Траектория». Параметр, на котором остановился его палец, имел значение «6.15».

– О, нет, – застонал Рид, обхватив голову руками.

С десяти часов вечера, когда завершилась курсовая коррекция «Аполлона-13», этот параметр оставался самым обнадеживающим из всего потока телеметрии от корабля. Еще вечером, до запуска посадочной ступени, траектория «Водолея» с «Одиссеем» ухудшилась до 5.9 градуса, лишь на полградуса выше нижней части коридора входа в атмосферу – той части коридора, ниже которой произойдет отскок от атмосферы обратно в космос. После курсовой коррекции ситуация разительно отличалась в лучшую сторону: траектория поднялась до приемлемых 6.24 градуса, почти 6.5 – центра коридора. Однако теперь, в восемь утра четверга, за двадцать восемь часов до посадки, траектория снова разладилась.

– Джерри, что за ерунда здесь творится? – спросил Рид, отодвигаясь в сторону и давая возможность Бостику подойти ближе к экрану.

– У меня нет никаких идей.

– Ну, это не утечка гелия.

– Да, этого было бы недостаточно для такого отклонения.

– Может, ненадежные параметры траектории.

– Данные надежны, Дэйв.

– Может, на сигнал наложились какие-то помехи.

Бостик посмотрел на стабильные и немигающие цифры «6.15» на экране:

– Разве, это похоже на помехи?

Если показатели гелия и параметры траектории были верными, и космический корабль, действительно, опускался ко дну коридора, это означало, что необходимо снова запустить посадочный двигатель ЛЭМа и исправить положение. Но если гелий, предназначенный для наддува топливных баков, вышел, то включение двигателя было маловероятным. Прежде чем Бостик успел обдумать эти мысли, сзади к нему подошел Глинн Ланни, руководитель полета Черной команды.

– Джерри, – сказал Ланни, – Мне надо с тобой поговорить. У нас проблема.

– У меня здесь тоже проблема, Глинн, – сказал Бостик, – Похоже, мы снова опускаемся.

– А параметры траектории надежны? – спросил Ланни.

– Видимо, да, – ответил Бостик.

– Там еще какая-то утечка?

– Насколько мы понимаем, нет, – сказал Бостик.

– Тогда пусть это останется твоим приоритетом, – сказал Ланни, – Но займись еще и вот чем: мне позвонили из Комиссии по атомной энергии. Они беспокоятся о ЛЭМе.

Бостик опасался этого. Во время запланированной стоянки «Водолея» на лунной поверхности Джим Лоувелл и Фред Хэйз должны были не только собирать камни, но и установить там ряд автоматизированных научных приборов, включая сейсмограф, детектор солнечного ветра и лазерный отражатель. Поскольку эксперименты должны были продолжаться не менее года и поскольку топливные элементы или батареи не могли так долго работать, оборудование было снабжено миниатюрным ядерным реактором, наполненным необогащенным ураном с атомных заводов.

На поверхности Луны этот маленький генератор не представлял ни для кого опасности. Но, как только возникло предложение использовать такие системы питания, некоторые люди обеспокоились вопросом, что случится, если маленький стержень из ядерного топлива не попадет на Луну? Что если ракета «Сатурн-5» взорвется до выхода на околоземную орбиту, метнув уран, кто его знает куда? Для предотвращения случайного заражения местности конструкторы ЛЭМа согласились поместить ядерные материалы в тяжелую жаропрочную керамическую оболочку, которая устоит во время взрыва, огненного входа в атмосферу и даже при разрешительном столкновении с поверхностью нашей планеты, не вызвав малейшей утечки радиации. Когда же ЛЭМ покидал орбиту Земли и направлялся к Луне, защитная оболочка становилась ненужной, и никто больше о ней не думал. Но теперь «Аполлон-13» возвращался домой, и ему предстоял тот огненный вход в атмосферу, которого так опасались пессимисты. Джерри Бостик предполагал, что Комиссия по атомной энергии («АЭК») начнет теперь соваться со своими опасениями по поводу радиоактивного стержня и его керамической защиты.

– Когда ты это услышал от них, Глинн? – спросил Бостик у Ланни.

– Недавно. Они очень нервничают по поводу топливного стержня.

– Ты им говорил, что мы неоднократно испытывали оболочку?

– Говорил.

– А ты не говорил им, что нет никаких причин бояться, что она не выдержит вход в атмосферу?

– Говорил.

– И они тебе не поверили?

– О, они мне поверили, но, по-прежнему, хотят гарантий. Они хотят быть уверены, что когда ЛЭМ начнет падать, мы не просто забросим его подальше в океан, а еще и в самое глубокое место. Ты можешь это для них обеспечить?

Бостик полез на рожон, что было в его стиле:

– Что за чепуха, Глинн, это же смешно. Мы специально создали керамическую оболочку, чтобы не беспокоиться о подобных вещах. Как только мы куда-нибудь сбросим ЛЭМ, он больше не будет никому трепать нервы и не нанесет ни малейшего вреда.

Глинн Ланни мог согласиться с Джерри Бостиком – в действительности, он и согласился с ним – но решил оставить это при себе. «АЭК» была рукой правительства, правительство оплачивало счета «НАСА», и, если люди, которые контролировали бюджет Агентства, решили переадресовать проблему руководителю полета, то руководителю полета ничего не остается, как выполнить приказ. В следующие несколько минут Ланни с сочувствием выслушивал оператора, пока ДИНАМИКА выпускал пар, пожимал вместе с ним плечами насчет бюрократов из Вашингтона и сказал, что, может быть, только может быть, «АЭК» была права. Конечно, первоочередным делом оставалось исправить падение траектории «Аполлона-13». Но почему бы после этого, просто, не ублажить «АЭК», выбрать достаточно глубокий район океана и не направить туда падающий ЛЭМ?

– Я займусь этим, Глинн, – наконец, сказал Бостик, – Нет проблем. Я думаю, что тот район, который тебе нужен, недалеко от Новой Зеландии.

Ланни с благодарностью кивнул и ушел заниматься другими делами, а Бостик вернулся к своим обязанностям. Повернувшись к своему терминалу, он заметил, что Рид выглядит значительно более обеспокоенным, чем несколько минут назад и яростно спорит с оператором ДИНАМИКИ Черной команды. Склонившись над ними и вглядевшись в экран, Бостик обнаружил, что траектория, которая прежде была нарушена, теперь вообще испортилась: этот показатель в колонке параметров едва превышал 6.0 и продолжал падать. Его неудачный день, действительно, становился хуже.

Джим Лоувелл ел хот-дог, когда Джо Кервин его вызвал для разговора о траектории. На самом деле, Джим Лоувелл пытался есть хот-дог, но он не испытывал особого удовольствия. Рано утром в четверг рабочий день начался и у астронавтов в «Водолее» и у Бордовой команды на Земле. Хотя Лоувелл не мог ручаться перед Хьюстоном за весь экипаж, команда, по крайне мере, казалась выглядевшей немного посвежевшей. Когда в 3:30 ночи Фред Хэйз и Джек Суиджерт уплыли на импровизированный отдых, Лоувелл решил их не беспокоить, и это решение оказалось верным.

Суиджерт, которого вчера, казалось, взбодрила возможность поработать в своем командном модуле, сегодня, явно, выглядел свежим. А Хэйз, чье лицо вчера было болезненно серым, сегодня казался румяным. Лоувелл не был уверен, являлось ли это признаком выздоровления или симптомом более высокой температуры, из-за которой кровь прилила к щекам. Но Хэйз уже дал понять, что не приветствует подобных расспросов, и Лоувелл решил уважать его мнение. Они начали свой последний полный день в космосе с того, что пару часов суетились в кабине, занимаясь всякой мелкой работой, как будто трое сонных рыбаков в хижине у озера готовились к рыбалке. И в 8:30, пока Джерри Бостик, Глинн Ланни и Дэйв Рид обсуждали снижение траектории и ядерное топливо, Лоувелл решил, что экипажу пора подкрепиться.

– Послушай, Джек, – сказал через плечо командир, пока Суиджерт, как обычно, сидел на кожухе своего двигателя, перелистывая системное руководство, – Как у нас обстоят дела с продуктами?

– Давай, посмотрю, – ответил Суиджерт.

Он отпустил книгу, позволив ей парить перед ним и открыл большую багажную сумку, в которую он припрятал продуктовые пакеты.

– Не очень много, Джим, – сказал он, просматривая прозрачные пластиковые мешочки, – Холодный суп, еще более холодный суп и… похоже на какой-то десерт.

– Как насчет сбегать в спальню и притащить еще пакетов?

– Без проблем.

– Ты чего-нибудь хочешь, Фреддо? – спросил Лоувелл.

– Мне бы несколько тех хот-догов.

Суиджерт подпрыгнул в холодный командный модуль, долетел до пищевого шкафа и стал копаться среди оставшихся пакетов. Мешочки с хот-догами находились на дне ящика. Каждый хот-дог был отдельно завернут, обозначен красной, белой или синей липучкой, в зависимости от того, какому члену экипажа он предназначался. Суиджерта поразило, что каждый был заморожен до твердого состояния. Достав один из них, он осмотрел его с недоумением, а потом, взяв еще пару, со смехом проплыл обратно в туннель.

– Ну, господа, – объявил он по возвращении, – Я принес, то, что вы просили. Но я не уверен, что вы захотите это.

Лоувелл протянул руку, взял предложенный Суиджертом замороженный пакет и, посмеиваясь, постучал им по переборке. Раздался стук.

– Звучит аппетитно, – сказал Лоувелл.

– Выглядит аппетитно, – сказал Хэйз.

– Кушается сытно, – сказал Суиджерт.

Не успел Лоувелл выкинуть эту замороженную штуковину, как в его наушниках послышался голос Джо Кервина:

– «Водолей», это Хьюстон.

– Слушаю, Хьюстон, – от имени экипажа ответил Суиджерт.

– Послушайте, парни, я только хотел сообщить, что, судя по диаграмме, вы уже на расстоянии 130 тысяч миль. Это примерно… вот это да! …на 10 тысяч миль ближе, чем пару часов назад. Ваш улыбающийся ДИНАМИКА мне говорит, что по данным на 3000-мильном отрезке вы показываете скорость 3427 миль в час.

– Действительно, здорово, – сказал Суиджерт.

– Есть еще кое-что, – сказал Кервин, – Добрый ДИНАМИКА предоставил нам слегка пологую траекторию, и он… склоняется к мысли провести еще одну курсовую коррекцию примерно за пять часов до входа в атмосферу. Если мы ее и будет делать, то не больше чем на полметра в секунду.

Лоувелл, Суиджерт и Хэйз посмотрели друг на друга сомневающимися взглядами.

– Что-то этот ДИНАМИКА сегодня заработался, – с раздражением произнес Суиджерт.

– Да, он сегодня оторвался по-крупному, – ответил Кервин и быстро отключился.

Лоувеллу это совсем не нравилось. Если после выброса гелия двигатель был вне игры, то с задачей могли справиться и реактивные стабилизаторы системы ориентации. Но в то время как для коррекции скорости на полметра в секунду большой ревущей посадочной системе понадобилось бы лишь несколько секунд работы на низкой тяге, то слабеньким стабилизаторам придется потратить целую минуту при максимальной нагрузке, почти до полного истощения топлива.

– Мне это не нравится, – сказал Хэйзу Лоувелл, выбросив в сторону свой надоевший хот-дог.

– И мне, – согласился Хэйз.

Командир оттолкнулся от своей панели и приготовился прыгнуть в туннель, чтобы подыскать более аппетитный завтрак, но он не успел – его снова вызвал Кервин:

– Джим, следующее, чем вы должны заняться с Джеком, это передать часть энергии ЛЭМа наверх, в командный модуль для подзарядки батарей входа в атмосферу.

– Хорошо, – ответил Лоувелл, подавая знак Суиджерту, – Вместо меня останется Джек.

Суиджерт вышел на связь с Землей, а Лоувелл отключил свои наушники, чтобы забрать их с собой в туннель. Но, как только Кервин принялся разъяснять процедуру Суиджерту и до Лоувелла донеслись возгласы пилота командного модуля «о-го-го» и «м-м-м», командир начал беспокоиться.

– Что за ерунду они затеяли с энергией? – сказал он Джеку, просовывая голову обратно в ЛЭМ, – Мы же собираемся эксплуатировать ЛЭМ еще больше двадцати четырех часов.

Суиджерт передал его слова на землю:

– Есть один вопрос. Если мы сейчас передадим часть энергии, то мы не истратим все остатки до входа в атмосферу?

– Нет, Джек. На основании последней сводки ампер-часов хватит до 203 часа, а приводнение ожидается в 142.

– Нет проблем, – вызвал Суиджерт Лоувелла, – Они рассчитывают до 203 часа.

– А они проверяли эту процедуру, – отозвался Лоувелл, – на предмет спалить оба комплекта батарей во время перекачки энергии в командный модуль?

– Послушайте, Хьюстон, – сказал Суиджерт, – Джим хочет знать, прошла ли эта процедура испытание. Нет ли опасности короткого замыкания или еще чего-нибудь в этом роде?

– Так, Джек. Процедура не испытывалась как таковая. По указанным кабелям вы не сможете закоротить батареи. Помните, что мы это делаем по той причине, что в батареях входа не достает 20 ампер-часов, и нет другого способа, чтобы их подзарядить и вернуть вас домой.

Суиджерт переключился на Лоувелла:

– Нет, они не испытывали процедуру. Нет, они не видят никакой опасности. Они напоминают, что без этого мы не сможем вернуться домой.

Лоувелл проворчал свое согласие. Суиджерт вышел на связь и все утро провел в записывании процедуры включения и в перемещении между обоими модулями, щелкая предписанными переключателями и контролируя передачу электричества на другой модуль. Пока он был занят этой работой, на связь снова вышел КЭПКОМ – теперь уже Ванс Бранд – с предписаниями для Лоувелла и Хэйза.

Точно так же, как в свое время ДИНАМИКА интересовался точным весом груза и экипажа «Водолея» перед запуском посадочного двигателя, теперь офицеры по системам ориентации и навигации хотели иметь информацию о балласте «Одиссея», прежде чем настроить гироплатформу и осуществить прицеливание корабля для входа в атмосферу. Компьютеры «Аполлона» были запрограммированы так, что вес командного модуля при возврате с Луны увеличится на 45 кг, по сравнению с предстартовым весом. Эти полсотни килограммов означали образцы скал и грунта, сбор которых являлся основной задачей экипажа. Но данный «Аполлон» возвращался без лунных скал, и прежде чем войти в атмосферу, астронавты должны были поднять часть оборудования ЛЭМа в командный модуль и закрепить их в багажных отсеках, предназначенных для бесценных лунных образцов, надеясь соблюсти точный вес и обмануть компьютер.

– Так, Джим, – вызвал Бранд, пока Суиджерт работал, – когда у тебя будет время для записи, я продиктую список укладки для входа в атмосферу, определяющий оборудование, которое вам надо переместить до посадки.

– Я могу записывать прямо сейчас, – ответил Лоувелл, доставая ручку из своего нарукавного кармана и показывая Хэйзу, чтобы тот кинул ему разодранный полетный план.

– Хорошо. Необходимо перенести 70-миллиметровые камеры «Хасселблад», черно-белую телекамеру, все отснятые 16-миллиметровые и 70-миллиметровые пленки, накопитель данных ЛЭМа, дополнительные кислородные шланги, дополнительные кислородные наконечники, ненужный парашют системы управления и папки с полетными планами ЛЭМа. Записал?

– Записал.

Лоувелл показал Хэйзу список оборудования, и они оба начали перетаскивать указанный КЭПКОМом груз. Открыв одно багажное отделение, Хэйз достал две камеры и оставил их плавать позади себя. Открыв другое, Лоувелл нашел кислородные шланги, которые теперь как змеи шевелились рядом с ним. Открыв третье, Хэйз обнаружил что-то любопытное и остановился. В отделении были стопкой сложены пакеты личных вещей астронавтов, или «ППК» – мешочки из Бета-ткани, в которых экипажу разрешалось проносить на борт несколько сувениров или амулетов, ничего не означавших для технической части экспедиции, но много – для самих людей. Некоторые астронавты проносили всякие сентиментальные драгоценности, другие – монеты или миниатюрный флаг. Лоувелл взял с собой маленькую золотую брошь с выложенным из бриллиантов числом «13», которую он заказал перед полетом и собирался подарить Мэрилин по возвращении.

Когда Фред Хэйз просмотрел свой «ППК», наверху он заметил запечатанный конверт с надписью на нем «Фреду». Почерк был ему хорошо знаком. Оглядевшись, не наблюдает ли за ним командир, Хэйз вскрыл конверт. Из него выплыли фотографии: сначала, его жена Мэри, потом старший сын, Фред, затем другой сын, Стефан и дочь, Маргарет. Он поймал их и заглянул в конверт. Внутри был листок бумаги, исписанный тем же ровным почерком.

«Дорогой Фред, – говорилось в нем, – Когда ты это прочитаешь, то уже совершишь посадку на Луну и, надеюсь, будешь на обратном пути к Земле. Я пишу это, чтобы ты знал, как мы все тебя любим, как гордимся тобой и как сильно мы по тебе скучаем. Поторопись домой! С любовью, Мэри».

Хэйз быстро прочитал письмо, положил его обратно в конверт с фотографиями и спрятал в свой комбинезон.

– От Мэри? – тихо спросил Лоувелл из-за плеча.

Хэйз испуганно оглянулся.

– М-м-м, – произнес он, – Она, должно быть, положила его, когда на прошлой неделе собирала «ППК».

– Славно, – со знакомой улыбкой сказал Лоувелл.

Чуть раньше он и сам обнаружил письмо от Мэрилин в своем пакете.

– М-м-м.

По обоюдному молчаливому согласию оба мужчины больше не разговаривали о письмах и закончили сбор оборудования в тишине. Хотя Лоувелл и не знал, о чем думал Хэйз, но полагал, что о том же, о чем и он сам. Эта экспедиция, с неожиданным раздражением решил он, оставалась в прошлом. Он получил достаточно мучительных напоминаний о несостоявшейся лунной посадке: прощальные взгляды на отдаляющийся Фра-Мауро, вид неиспользованных лунных скафандров, печальное зрелище его бесполезной посадочной инструкции. Раз уж не суждено было осуществить посадку, к которой они с Хэйзом так долго тренировались, то пусть так и будет. А сейчас самое время поторопиться, сложить вещи и завершить остаток полета этой обреченной экспедиции.

– Фреддо, – сказал он, – не закинуть ли нам этот хлам наверх, вызвать Землю и посмотреть, что они там понаписали в той проклятой процедуре входа.

– Это центр управления «Аполлон», 119 часов 17 минут полетного времени, – через час после обеда произнес Терри Уайт в микрофон терминала Пресс-центра, – Корабль находится на расстоянии 112 224 морских миль от Земли. Скорость 3725 миль в час и продолжает расти. Вход в атмосферу ожидается в 142 часа 42 минуты 42 секунды, то есть через 23 часа 22 минуты. За 5 часов до входа, возможно, будет осуществлена курсовая коррекция менее чем на полметра в секунду.

– В 3 часа дня в главной аудитории Центра управления состоится пресс-конференция Нейла Армстронга, командира «Аполлона-11», который обсудит всевозможные технические аспекты «Аполлона-13». Кроме того, президент чикагской торговой биржи направил в Центр управления следующее сообщение: «Чикагская торговая биржа сегодня в 11 утра приостановила торги в знак уважения к мужеству и храбрости американских астронавтов и будет молиться за их благополучное возвращение на Землю». Это центр управления «Аполлон».

Чак Дейтерих стоял перед меловой доской в комнате вспомогательного персонала, недалеко от Центра управления. Повсюду они видел ДИНАМИКУ, ВОЗВРАТ и НАВИГАЦИЮ. Здесь были Джерри Бостик, Бобби Спенсер, Дэйв Рид и другие, все владеющие черной магией управления и возврата домой космического корабля, находящегося в пустоте на расстоянии 250 тысяч миль. Те ЭЛЕКТРИКА, СВЯЗЬ и ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЕ, которые иногда забегали сюда, не могли понять языка, на котором здесь общались, зато ВОЗВРАТ, ДИНАМИКА и НАВИГАЦИЯ владели им в совершенстве.

В последние двадцать четыре часа у Дейтериха состоялось довольно плодотворное сотрудничество с этим советом старейшин от навигации, и он надеялся на его продолжение после обеда. Пока Бостик, Рид и Билл Петерс выясняли причины снижения траектории «Аполлона-13» и думали, как сбросить лунный модуль в океан, чтобы осчастливить Комиссию по атомной энергии, Дейтерих был занят другими проблемами.

Самый важный вопрос, который ему адресовался: как экипаж может безопасно отстыковать неисправный сервисный модуль и работоспособный ЛЭМ перед началом входа в атмосферу конического командного модуля? Если бы экспедиция «Аполлон-13» шла, как намечено, большую часть этой работы выполнили бы реактивные стабилизаторы сервисного модуля, отведя «Одиссей» на безопасное расстояние от «Водолея» и оставив лунный модуль дрейфовать на орбите вокруг Луны, а перед входом в атмосферу отделив сам сервисный модуль от командного, обнажая тепловой экран. Но экспедиция шла не по плану, и стабилизаторы, на которые возлагалась эта надежда, давно не работали.

Дейтерих с коллегами нашли элегантное решение. Они решили, что когда наступит время расстыковки, Джим Лоувелл останется в ЛЭМе вместе с Фредом Хэйзом, а Джек Суиджерт поднимется в командный модуль. За мгновение до отделения Лоувелл даст однократный импульс стабилизаторами ЛЭМа, подтолкнув весь корабль вперед. Затем Суиджерт нажмет кнопку поджига пиротехнических болтов сервисного модуля, освобождая громадную и бесполезную часть корабля. После этого Лоувелл снова включит стабилизаторы, на этот раз в противоположном направлении, отодвигая ЛЭМ с присоединенным командным модулем и со Суиджертом на его борту от дрейфующего сервисного модуля.

Полегче, но не менее элегантной, была процедура сброса ЛЭМа. При нормальном течении экспедиции, прежде чем отстыковать лунный модуль, астронавты должны закрыть люки обоих модулей, герметизируя тоннель от двух кабин корабля. Затем командир должен открыть вентиль туннеля, выпуская его атмосферу в космос и понижая давление почти до вакуума. Это позволит двух модулям разделиться без неконтролируемого выброса воздуха.

Прошлой весной, во время полета «Аполлона-10» операторы провели эксперимент с туннелем под частичным давлением. Идея состояла в том, чтобы после отпускания зажимов, удерживающих модули вместе, ЛЭМ свободно отскочил от материнского корабля, но медленнее и более контролируемо, чем когда коридор был заполнен до нормы. Как решили операторы, этот метод пригодится, даже если сервисный модуль потеряет все свои стабилизаторы. Именно так и случилось через год, и офицеры полетной динамики были рады, что включили этот маневр в аварийное полетное руководство. Вчера эту процедуру довели до Лусмы, и КЭПКОМ с гордостью передал ее Лоувеллу.

– Когда бы будем отстыковывать ЛЭМ, – докладывал он, – мы это выполним, как на «Аполлоне-10»: пусть он пойдет красиво!

Лоувелл отреагировал значительно более скептическим «Так».

В четверг после обеда Дейтерих должен был прояснить еще одну процедуру со своими парнями ДИНАМИКИ, НАВИГАЦИИ и ВОЗВРАТА. Она касалась систем ориентации «Аполлона-13». Перед входом командного модуля в атмосферу его система ориентации должна быть включена, а затем, при помощи наблюдения Солнца и звезд в телескоп, перенастроена. Эта работа была трудоемкой. Еще более трудоемкой ее могла сделать влага, сконденсировавшаяся на оптике космического корабля. Тем не менее, Дейтерих и остальные офицеры полетной динамики были уверены, что экипаж без труда с этим справится.

После выполнения этой настройки, для уверенности, требовалось осуществить проверку. Стандартный метод требовал для этого, чтобы пилот командного модуля наблюдал за горизонтом Земли во время его прохода через иллюминатор. Если настройка была верной, дуга Земного шара в строго заданное время пересечет специальные линии, выгравированные на раме иллюминатора. Пока планета движется, как положено, компьютер способен управлять входом в атмосферу. Если это не так, то экипаж поймет, что гироплатформа отклонилась, и человек на месте командира может взять управление на себя, вручную посадив корабль. Проблемой «Аполлона-13» являлось то, что непосредственно перед входом в атмосферу они не могли увидеть горизонт. Космический корабль возвращался домой по наспех составленной траектории, поэтому «Одиссей» должен был заходить с ночной стороны Земли, когда в самый критический момент под ним была только темная масса.

Но у оператора ВОЗВРАТА Золотой команды, Чака Дейтериха, была идея.

– Парни, – сказал он, обращаясь к остальным офицерам полетной динамики, в комнате вспомогательного персонала, – завтра около обеда у нас возникнет проблема, а именно, мы попытаемся проверить ориентацию по отсутствующему горизонту.

Он повернулся к доске и нарисовал большую, направленную вниз дугу, изображающую край земного шара.

– В этот момент Земля будет невидима, но звезды видны всегда, – он понатыкал мелом несколько точек над горизонтом, – Но при той скорости, с которой будет двигаться корабль, у нас не будет времени определить, на какую из них мы смотрим.

Он стер звезды своей тряпкой.

– Конечно, то, что мы также будем видеть, – продолжал Дейтерих, – это Луна.

Он аккуратно нарисовал маленькую Луну над грубым изображением Земли.

– По мере того, как корабль будет огибать планету и становиться все ближе и ближе к атмосфере, Луна будет опускаться.

Дейтерих нарисовал другую Луну пониже первой, потом еще и еще одну, каждую ближе к нарисованному мелом горизонту, пока последняя частично не скрылась за ним.

– В некоторой точке, – говорил он, – Луна окажется за Землей и исчезнет. Она исчезнет в тот момент, когда под ней будет день или ночь, будем ли мы видеть горизонт или нет.

Кончиком своей тряпки он аккуратно стер дугу, изображавшую горизонт, оставив свои луны. Он показал на одну из лун, наполовину скрывшуюся за невидимым горизонтом.

– Если мы будем точно знать секунду, когда Луна должна исчезнуть, а пилот нашего командного модуля сообщит, что она, действительно, исчезла, то, господа, наша ориентация для входа в атмосферу верна.

Дейтерих положил мел и тряпку на рейку под доской, повернулся и посмотрел на своих слушателей, ожидая вопросов. Но вопросов не было. Оператора ВОЗВРАТА Золотой команды нельзя было назвать нескромным, но он знал, что это отличная идея. И он полагал, что так же считают эти люди в комнате.

Уже больше суток экипаж «Аполлона-13» мог выглядывать в иллюминаторы командного модуля. С понедельника всегда что-нибудь мешало наблюдению космоса из лунного модуля, например, постоянно конденсирующаяся из-за низкой температуры влага от дыхания астронавтов, которая оседала на двух треугольных окнах. Но командный модуль большую часть времени был лишен этой проблемы. Главным образом, потому что астронавты проводили большую часть времени – и больше дышали – внизу в «Водолее».

Сегодня «Аполлон-13» проводил в космосе свой последний вечер. Температура внутри командного модуля упала до самой низкой отметки за все путешествие, и даже в его значительно более сухой атмосфере стала видна влага. Экипаж с тревогой обнаружил, что окна, стены и приборная панель холодной кабины покрыты жемчужными бусинками воды. В невесомости они не падали вниз, но в условиях гравитации это бы, наверняка, произошло. И если бы «Одиссей» лежал на Земле, то с этой капелью напоминал бы мрачную известняковую пещеру.

Джиму Лоувеллу это сулило неприятности. Если окна, стены и поверхность приборной панели настолько промокли, то можно было держать пари, что то же самое случилось и с внутренностями панели, где располагались провода, лампы и паяные соединения. Инженеры «Норт Америкэн Роквелл» защитили от влаги каждое из миллионов электрических соединений по всему кораблю. Но этот герметик был эффективным лишь для защиты от влажного воздуха кабины. Никто и не думал, что придется оберегать электронику от свободных капелек конденсата. Когда завтра корабль будет включен, и питание поступит на оборудование, возникнет серьезная опасность, что из-за нарушенной изоляции какого-нибудь отсыревшего провода вылетит вся система.

Наступило время обеда. Лоувелл перешел в чуть более теплый ЛЭМ и неспешно прихлебывал холодный суп. Затем он встал и оттолкнулся в направлении командного модуля, чтобы проверить состояние своего корабля.

– Что ты делаешь? – спросил его Хэйз, голос которого звучал болезненнее, чем вчера.

? Проверяю конденсацию наверху, – ответил Лоувелл.

– Я с тобой, – предложил Хэйз.

– Почему бы тебе не остаться. Ты плохо выглядишь, Фреддо, а там стало еще холоднее.

– Мне нормально, – сказал Хэйз.

Лоувелл прыгнул в туннель. Хэйз последовал за ним, и оба мужчины проплыли к левому командирскому иллюминатору, через которое Лоувелл впервые заметил утечку 72 часа назад. Теперь же вообще ничего не было видно из-за влаги, покрывающей стекло. Лоувелл провел по нему пальцем, и несколько капелек, оторвавшись, поплыли в воздухе.

– Это неприятность, – сказал он, качая головой.

– Неприятность, – повторил Хэйз.

– Ну, все равно мы ничего не узнаем, пока не включим.

– А мы не включим до тех пор, пока они не зачитают нам инструкцию.

С тех пор как Лоувелл и Хэйз закончили переноску оборудования «Водолея» в «Одиссей», Лоувелл подгонял Хьюстон, когда же они получат ту процедуру, над которой так долго работают Джон Аарон и Арни Олдрич. Они знали, что его диктовка займет несколько часов, потому что Хэйзу придется тщательно записывать каждый шаг, а потом перечитывать обратно, чтобы убедиться в отсутствии ошибок. И это в предположении, что в списке нет скрытых ошибок. Если такие обнаружатся, то Олдрич с Аароном вернутся в комнату 210, и, кто знает, сколько это еще займет времени? Когда командир в первый раз спросил дежурного КЭПКОМА, Джо Кервина, как продвигаются дела с инструкцией, тот ответил уклончиво:

– Она существует.

– Существует? – обращаясь к Хэйзу, громко сказал Лоувелл и передал назад Земле:

– Ладно, хорошо.

В последний раз Лоувелл уже расспрашивал нового КЭПКОМа, Ванса Бранда, напоминая ему, что сегодня четверг, завтра – пятница, а днем в пятницу – уже приводнение. Тогда Бранд решил подшутить над его любопытством.

– Мы почти готовы, – с заискивающим смехом сказал он, – Мы передадим ее тебе в субботу, самое позднее – в воскресенье.

Командиру было не до смеха.

И теперь в 6:30 вечера в четверг, за восемнадцать часов до посадки, терпение у Лоувелла кончилось. Возвращаясь с Хэйзом через туннель, он позвал Суиджерта:

– Эй, Джек, ты готов поработать?

– Разве, похоже, что я занят? – сказал Суиджерт.

– Тогда вызовем тех ребят, и пусть передают нам процедуру. Я устал ждать, – Лоувелл нажал свою кнопку связи.

– Хьюстон, это «Водолей».

– Слушаю тебя, Джим, – ответил Бранд.

– Это очередное напоминание, что я ожидаю процедуру включения, над которой вы работаете. Мы с экипажем готовы просмотреть ее и убедиться, что правильно поняли.

– Джим, мы, на самом деле, собираемся передать ее вам, – сказал Бранд.

– Так… – голос Лоувелла выдавал очевидное раздражение.

– Она у нас почти в руках.

– Так…

– Мы должны получить ее… не позднее чем через час.

– Я жду, – сказал Лоувелл и отключился с громким щелчком.

Хотя он и не верил обещанию Бранда – сам Бранд, видимо, не верил своим словам – КЭПКОМ неосознанно сказал правду. Почти сразу, как только Лоувелл отключился от линии связи, открылись задние двери Центра управления, и на пороге появились Аарон, Олдрич и Джин Кранц. Никого из них с понедельника не видели в Центре управления, за исключением часа до запуска «ПК+2» и часа после него. Когда они вошли в зал, люди за терминалами не смогли устоять, чтобы не повернуться в своем почтении.

Они видели, что Аарон несет толстую пачку бумаги. Он ее нес перед собой, а по бокам его клином окружали Олдрич и Кранц, и всем стало понятно, что ведущий оператор ЭЛЕКТРИКИ несет процедуру включения. Трое мужчин прошли вниз по рядам терминалов, остановились возле рабочего места КЭПКОМа и столпились возле Бранда. Аарон вручил Бранду копию процедуры, повернулся к Кранцу и передал ему другую, потом повернулся к Олдричу и отдал третью копию. Последнюю, четвертую копию он оставил себе. Бранд радостно повернулся к своему терминалу, и операторы услышали, как он приветствует корабль:

– Это Хьюстон, «Водолей».

– Слушаю вас, Хьюстон, – ответил Лоувелл.

– Так, мы готовы зачитать первую часть процедуры.

– Хорошо, Ванс. Я подключаю на линию Джека. Жди.

В космическом корабле Лоувелл жестом предложил Суиджерту надеть наушники, взял два или три устаревших полетных плана и вручил их вместе со своей ручкой пилоту командного модуля:

– Ты на связи, Джек. Тебе это понадобится.

Суиджерт взял бумагу и ручку, настроил наушник и микрофон и приготовился выйти на связь.

Пока Бранд ожидал вызова, к терминалу КЭПКОМа вдруг начали подтягиваться люди. От директорского терминала подошли Джерри Гриффин и Глинн Ланни, руководители полета Золотой и Черной команд. От терминала ЭЛЕКТРИКИ подошел Сай Либергот.

– Так, Ванс, – вышел на связь Суиджерт, – Я готов записывать.

– Хорошо, Джек, – сказал Бранд, – Но мы снова вынуждены попросить тебя подождать минутку. Нам надо вручить копию процедуры руководителям полета и ЭЛЕКТРИКЕ. Это займет пару секунд.

– Принято, Хьюстон, – сказал Суиджерт, в его голосе слышалось такое же раздражение, как и у Лоувелла.

Аарон поднял трубку телефона на терминале КЭПКОМа, чтобы попросить дополнительные копии, и на канале связи с Землей на целых две минуты воцарилась тишина. Люди топтались у терминала КЭПКОМа, в космическом корабле экипаж терпеливо ждал, а весь Центр управления поглядывал на заднюю дверь, ожидая прибытия копий. Выглядевший нетерпеливым Кранц мимикой призывал Бранда поддерживать разговор.

– Послушай, Джек, – сказал Суиджерту КЭПКОМ, – Как у вас с водой в командном модуле? У вас, ребята, еще остались запасы воды?

– Нет. Я ходил и пытался открыть бак с питьевой водой, но из него ничего не вытекло.

– А, – сказал Бранд, – Мы поняли, что в питьевом баке нет воды, а как насчет запасов в пакетах?

– Нет.

– Понял.

Пока Бранд напрягался, выдумывая очередные уловки, чтобы затянуть беседу, задние двери Центра управления резко открылись. Ожидая увидеть инженера, бегущего со стопкой прошитых полетных планов, они тяжело вздохнули, когда вместо этого появились с полдюжины операторов Белой команды «Тигр», направлявшиеся к станции связи. Как Кранц, Аарон и Олдрич, все эти люди хотели присутствовать при передаче их шедевра на корабль, и каждый из них мечтал иметь собственную копию, размноженную на мимеографе.

– Джек, нам, возможно, понадобится еще пять минут. Тут подходят послушать нас все больше людей. Многие из них разрабатывали эту процедуру, другие тестировали. Пока вы ждете, мы рады их здесь приветствовать.

Бранд ожидал услышать ответ, но пять секунд в эфире продолжалась ледяная тишина. Неожиданно на канале связи прозвучал новый голос. Это был Дик Слэйтон, и Бранд поприветствовал его. Как астронавт, хотя и не летавший в космос, Бранд ощущал бунтарские нотки в голосах с космического корабля и понимал, что сейчас Дик был единственным авторитетом для экипажа. Как Главный астронавт, хотя и тоже не летавший, Слэйтон мог сделать больше в данной ситуации.

– Как там у вас температура, Джек? – небрежно спросил Слэйтон, – Вы, парни, не колите дрова, чтобы погреться?

Перемена в голосе Суиджерта почувствовалась сразу.

? Дик, сейчас в ЛЭМе, я думаю, около 10, – веселее сказал он, – а в командном модуле еще меньше.

– Как в прекрасный осенний день, а?

– Точно. К сведению, командный модуль загружен по вашей предыдущей инструкции, за исключением «Хасселбладов», которыми мы будем фотографировать сервисный модуль после его отделения.

– Принято. Я понял, Джек.

– ЛЭМ тоже довольно хорошо загружен, за исключением нескольких вещей, которые мы пока не перенесли.

– Принято. Тоже понятно.

Присутствие на связи Слэйтона принесло желаемое изменение в поведении Суиджерта, на что и надеялся Главный астронавт. Но его первый собеседник был лишь вторым на борту «Аполлона-13». Первым в команде был Лоувелл, ветеран трех космических полетов, и его Дику Слэйтону было труднее успокоить.

– Послушай, Ванс, – огрызнулся командир, обращаясь напрямую к своему связисту и, как диктовал протокол, минуя Слэйтона, – ты должен понять, что нам необходимо начать цикл отдыха. Мы не собираемся все время ждать, пока вы зачитаете процедуру. Я должен ее получить, просмотреть и отправить своих людей спать. Так что прими это во внимание и приготовься послать нам инструкцию.

В течение четырех с половиной минут, фактически, не было радиообмена с кораблем. Затем задние двери Центра управления в очередной раз с шумом открылись, и вошел запыхавшийся инженер с большой стопкой инструкций. С 7:30 до 9:15 вечера по хьюстонскому времени эта бесконечная процедура зачитывалась на корабль, а Суиджерт ее записывал. Наконец, за пятнадцать часов до посадки и всего за 12 часов до начала процедуры включения, была передана последняя команда, Суиджерт убрал ручку и закрыл книгу.

– Ну, Джек, – сказал КЭПКОМ, – Выглядит удивительно, но, похоже, мы закончили это дело.

– Хорошо, – сказал Суиджерт, – Если у нас будут вопросы, мы тебя вызовем.

– Ладно. Мы обкатали ее на тренажере и думаем, что устранили все мелкие недочеты.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил Суиджерт, – потому что завтра время действовать.

В углу комнаты контроля за лунным модулем на заводе «Грумман» в Бетпэйдже раздался смех и постепенно охватил всю комнату. За последние три дня Том Келли, который торчал за своим терминалом с того момента, как они с Говардом Райтом прилетели из Бостона во вторник утром, не слышал веселья, и он не мог понять причину взрыва смеха. Он заметил, что за несколько терминалов от него операторы передают какой-то желтый листочек, и каждый, кто его прочитает, начинает сразу громко хохотать.

Келли ждал, пока листок не достигнет его места. Просмотрев бумажку, он немедленно понял, что это такое, и с удовольствием прочитал.

Желтый листок, попавший в руки Келли, был копией счета, который «Грумман» должна была направить другой компании вместе с поставляемыми частями или оказанными услугами. В данном случае там значилась «Норт Америкэн Роквелл», производитель командного модуля «Одиссей».

На первой строке формы, под колонкой, озаглавленной «Описание оказанных услуг», кто-то написал: «Буксировка, 4.00 доллара за первую милю, 1 доллар за каждую дополнительную милю. Итого, 400 001.00 долларов». На второй строке было написано: «Зарядка батареи, вызов в пути. Соединительные кабели заказчика. Всего 4.05 доллара». На третьей строке: «Кислород по 10.00 долларов за фунт. Всего 500.00 долларов». На четвертой строке: «Спальные места для двоих, без телевизора, кондиционер, радио, двухразовое питание. Оплачено авансом. (Дополнительный гость в номере 8.00 долларов за ночь)».

На остальных строках были дополнительные расходы за воду, хранение багажа, чаевые, всего после 20-процентной коммерческой скидки 312 421.24 доллара.

Келли взглянул на оператора, передавшего ему этот бланк, потом снова на листок и непроизвольно улыбнулся. Сотрудникам «Грумман» очень понравится послать его, а людям из «Роквелл» совсем не понравится его получить. По этой причине, как и по многим другим, Келли догадался, что кто-нибудь, действительно, запечатает этот счет в конверт и отправит в Дауни, Калифорния.

Он подумал, что нет ничего плохого воспользоваться удобным случаем, чтобы слегка поиздеваться над ребятами из «Роквелл», естественно, после приводнения. Этот счет, развеселивший всех в комнате «Груммана», в данный момент казался смешным, но будет совсем не весело, если потом что-нибудь случится с роквелловским «Одиссеем» или грумманновским «Водолеем». Келли собирался передать листок дальше, но прежде решил еще раз на него взглянуть. Теперь он заметил строку, допечатанную внизу листа, которую раньше просмотрел.

«Лунный модуль освободить не позднее полдня пятницы», – гласила строка, – «После этого времени жилье не гарантируется».

Келли был слегка удивлен, что срок этого нелепого «жилья» экипажа заканчивается так поздно.

Картина не выходила из головы Джека Суиджерта. В своем кошмаре он находился в «Одиссее», щелкая переключателями и активируя пиропатроны для сбрасывания сервисного модуля – как это ему, действительно, предстоит сделать через несколько часов – в то время как внизу в ЛЭМе Лоувелл с Хэйзом парили в воздухе перед иллюминаторами, ожидая увидеть освобожденный цилиндрический зад «Одиссея» – именно так, как они и сделают через несколько часов. Суиджерт видел себя сидящим в центральном кресле и отсчитывающим момент сбрасывания. Его рука медленно и грациозно, как во сне, направляется к переключателю «СБРОС СМ». Однако в последнюю секунду, когда его пальцы касаются переключателя, взор затуманивается и его рука смещается на пару сантиметров влево, к другому переключателю, обозначенному «СБРОС ЛЭМ».

В своих мрачных мыслях он услышал тупой лязг, когда рванули двенадцать болтов, удерживающих «Водолей», почувствовал легкую вибрацию при отскоке лунного модуля, дикий вихрь выходящей через туннель в космос атмосферы командного модуля. Глянув вниз на образовавшееся отверстие, Суиджерт увидел крышу ЛЭМа: Лоувелл и Хэйз в замешательстве и с выражением ужаса уплывали вместе с модулем, предназначенным быть им спасательной шлюпкой. Последнее, что увидел Суиджерт, прежде чем атмосфера «Одиссея» и «Водолея» окончательно вышла в космос, это быстро уменьшающийся лунный модуль, который вращался, как в балетном танце, а его оболочка из гофрированной фольги отбрасывала на умирающего пилота командного модуля солнечные блики.

Была поздняя ночь четверга, и эта ужасная картина снова начала проплывать перед глазами Суиджерта. Возможно, она была навеяна шуткой КЭПКОМа, когда они днем просматривали процедуру сброса ЛЭМа:

– Не забудь сначала переправить командира в командный модуль, – и человек за терминалом в Хьюстоне рассмеялся.

– Принято, – ответил человек в космическом корабле без малейшего намека на смех.

Рано утром в пятницу Суиджерт понял, что больше этого не вынесет. Он слез с кожуха взлетного двигателя, подпрыгнул в командный модуль и поискал там бумажку и блестящую липкую ленту. Достав из кармана ручку, он прислонился к переборке, написал на листке большими печатными буквами «НЕТ» и прилепил ее к переключателю «СБРОС ЛЭМ». Он приподнял бумажку, чтобы еще раз убедиться, что там написано «СБРОС ЛЭМ», а не «СБРОС СМ». Потом посмотрел еще раз. Затем он позвал Хэйза, который поднялся через туннель и по требованию Суиджерта взглянул на этот листок. Немного смутившись, Хэйз подтвердил, что да, он прилеплен в нужном месте.

Только теперь, спустившись в лунный модуль, Суиджерт обрел душевное равновесие. Но из-за своих ночных кошмаров, он так и не отдохнул. Правда, в этом он был не одинок. За все циклы сна, установленные Хьюстоном для экипажа, никто, фактически, не выспался. Каждый раз, когда астронавты возвращались к микрофону после трех-четырех часов сна, КЭПКОМ спрашивал, сколько им реально удалось поспать. Почти каждый раз следовал ответ: час, может, чуть больше. А чаще, значительно меньше.

Во втором ряду Центра управления полетный медик записывал эти ответы. Итог встревожил его. С ночи понедельника экипаж спал в среднем по три часа в сутки. В 2:30 ночи на пятницу, за десять часов до посадки, Суиджерт не побил этот рекорд. Из допросов с пристрастием Лоувелла и Хэйза выяснилось, что и они тоже.

– Фред, – вызвал Джек Лусма того астронавта, который предположительно не спал, – Ты не спишь?

– Слушаю, проворчал Хэйз, открывая глаза и надвигая наушники.

– Для вас, ребята, есть работа на несколько минут. Несколько изменений в конфигурации переключателей процедуры.

– Хорошо, сказал Хэйз, – я позову Джека.

Услышав это, Суиджерт вышел на связь.

– Хьюстон, это «Водолей», – утомленно сказал он.

– Сколько ты отдыхал, Джек? – спросил его Лусма.

– Ну, я полагаю, два или три часа, – соврал Суиджерт, – Там плохо спать из-за ужасного холода.

– Принято. Мы здесь считаем, что вам придется попытаться еще пару часов, прежде чем приступить к последней курсовой коррекции.

– Хорошо, – ответил Суиджерт, – может быть, мы попытаемся, но там, действительно, ужасный холод.

Суиджерт толкнул Лоувелла, хотя тот и сам уже проснулся.

– Есть работа, – сказал он.

– Отлично, – ответил Лоувелл.

Трое астронавтов собрались с силами и медленно направились к своим рабочим местам. На Земле операторы обменялись беспокойными взглядами. Дик Слэйтон вышел на связь с терминала отряда астронавтов:

– Эй, Джим. Пока ты наверху и все хорошо и спокойно, позволь кое о чем тебе сказать. А об одном особенно. Как я знаю, никто из вас толком не поспал, поэтому, может, вам стоит достать аптечку и принять по паре таблеток декседрина на каждого.

– Ну… я об этом не подумал, – сказал Лоувелл, – Может… может, мы так и сделаем.

– Хорошо, – Слэйтон немного помолчал, – Хотелось бы предложить вам чашечку горячего кофе. Он бы вам сейчас не помешал, правда?

– Да, это точно. Ты не знаешь, как здесь стало холодно, особенно, когда тепловой контроль поворачивает нас вниз. Прямо сейчас Солнце светит на сопло двигателя сервисного модуля и совсем не проникает в ЛЭМ.

– Держитесь, – неубедительно сказал Слэйтон, – Это ненадолго.

«Ненадолго», как понимал Слэйтон, было весьма растяжимое понятие. Учитывая, что в ближайшие четыре часа не намечено выполнение последней курсовой коррекции, по меньшей мере, часа три лунный модуль не будет включен и прогрет. Три часа – это совсем немного для тридцати человек, работавших в ночную смену в кондиционируемом Центре управления, но для людей в морозильнике «Аполлона-13» это была целая вечность.