Глава тридцать третья ФИНАЛ

Глава тридцать третья

ФИНАЛ

Алексей приехал домой, отдохнул, полечился пару месяцев и был назначен начальником отдела института, обслуживающего Управление «С» КГБ СССР. Работа оказалась интересной, коллектив замечательным, но постепенно размеренность и предсказуемость жизни начала угнетать.

Однажды во время дождя Алексей долго смотрел в окно и думал, сколько бы отдал, чтобы вернуться на работу нелегала. Мечта была неосуществимой, но он набрал телефон Дроздова и сказал:

— Юрий Иванович, я должен с вами поговорить.

— Десяти минут тебе хватит, чтобы дойти до меня? — спросил Дроздов.

— Хватит.

— Давай иди.

И, сев напротив руководителя Управления «С», сказал:

— Юрий Иванович, больше так не могу! Хочу вернуться на нелегальную работу!

— И как ты, собственно, это себе представляешь? — удивился Дроздов. — Ты всем известен, как можно тебя куда-то посылать?

— Я все просчитал. Руководство ЮАР воспользовалось полученной от западных спецслужб информацией, но не предоставило им в ответ никакой своей информации обо мне! — напомнил Алексей.

— Но ты везде шлялся, все тебя знают! Как же я тебя опять приму на нелегальную работу? — вздохнул Дроздов.

— Не знаю, как, но пока не примете такое решение, я отсюда не уйду, так и буду сидеть, — ответил Алексей без тени иронии. — Вы мое упрямство знаете.

— Ну, сиди, — усмехнулся Дроздов и уткнулся в бумаги.

Молча просидели полчаса.

Дроздов первым прервал молчание:

— Но с другой стороны, как такой профессионализм, такой опыт не использовать? А почему бы нам с тобой не рискнуть? Ведь тебя же никто не разыскивает. Они тебя отдали, и нигде нет розыскных листов с твоей фотографией. И потом, какой дурак подумает, что человек, только вынув голову из петли, опять собирается ее туда сунуть? Черт его знает, вдруг получится?

И после этого наш герой еще на десять лет перестал быть Алексеем Козловым. Правда, стал уже не немцем и не Отто Шмидтом. Но кем, история пока умалчивает. История говорит только о том, что это был единственный известный в мире случай возвращения раскрытого нелегала в разведку.

* * *

Алексей Михайлович любит бродить по старому московскому центру. На одну из прогулок он отправился с известным психологом, имя которого мы засекретим, хотя в подобных историях засекречивают имена разведчиков, а не психологов.

Они гуляли по Бульварному кольцу, и психолог расспрашивал Алексея Михайловича о пытках в тюрьме ЮАР, а потом спросил:

— Как вы там с ума не сошли?

— Может быть, и сошел уже, черт его знает! — улыбнулся Козлов.

— Нет, не сошли!

— Я вам признаюсь как психологу, что там, в ЮАР, иногда видел дух великого зулусского воина Чаки, — сказал Алексей Михайлович. — Там все относятся к общению с духами спокойно, но вы поймите, я ведь коммунист, советский офицер… А вы говорите, не сошел с ума!

— Видите ли, современная психология, особенно трансперсональная…

— Какая? — переспросил Козлов.

— Трансперсональная. Это новое для нашей страны направление, оно включает в себя области личностной психологии, но добавляет к ним более глубокие и высокие аспекты человеческого опыта, — попытался объяснить психолог. — В том числе и опыта расширения сознания, выходящего за рамки «объективной действительности»…

— Ничего не понял, — покачал головой Козлов.

— Упрощу. Например, когда спортсмен с шестом летит наверх, он видит свое тело со стороны, как под воздействием наркотика. Или человек под наркозом наблюдает операционную сверху, — пояснил психолог. — Прежде все это считалось фантазиями, а сейчас набран огромный опыт исследования подобных явлений, и на их основе даже созданы психотерапевтические техники.

— То есть это нормально, что я видел Чаку? — улыбнулся Козлов.

— Когда люди сидят в одиночке, в сенсорной изоляции, они населяют помещение целыми компаниями, и это не сводит их с ума. А напротив, помогает скомпенсироваться.

— Так я его и до ареста видел!

— Наша наука устроена так, что целесообразней понять, не почему вы его видели, а зачем вы его видели? С чем были связаны его появления? — чуточку поменял тему психолог.

— У меня было много времени обдумать это, и если убрать лишнее, то получается, что каждый раз он давал какую-то важную информацию, которую я не сразу научился расшифровывать. Например, перед казнью он помотал головой, и я понял, что останусь жить.

— А еще?

— Последний раз я видел его уже здесь, но во сне. Было ощущение, что он сообщает мне что-то очень важное, связанное с предательством. Но при этом делает жест, словно щекочет себя под мышками. — Алексей Михайлович показал, как делал Чака.

Они подошли со стороны Никитского бульвара к Никитским Воротам.

— Давайте остановимся, — предложил психолог. — Закройте на секунду глаза, заставьте себя увидеть то, что он вам показал, переведите это в слова и попробуйте понять, какие слова в этом сообщении самые главные.

Алексей Михайлович остановился, прикрыл глаза, пожал плечами и сказал:

— Мне кажется, тут всего два слова — «предательство» и «щекотка»… — И вдруг распахнул глаза и взволнованно сказал: — Не может быть!

«Щекотка» — это была кличка предателя Гордиевского.

— Теперь я не понял, о чем вы, — развел руками психолог.

— Да ерунда… — По привычке ничего не рассказывать, махнул рукой Козлов и усмехнулся. — А с точки зрения вашей новой науки, почему дух великого воина выбрал для консультаций именно меня, а не президента или премьер-министра? Как-то не по чину!

— Не знаю, — сказал психолог и пошутил в ответ: — Видимо, считал, что вы спасаете его страну и его народ. У призраков всегда больше информации, чем даже у таких опытных разведчиков, как вы. Пройдемся мимо особняка Рябушинского?

— Мимо дома-музея Горького? — уточнил Козлов.

Они перешли проезжую часть по переходу и двинулись по Малой Никитской к особняку Рябушинского.

— Ну, как психолог, я бы, конечно, сделал его не музеем Горького, ведь Горькому, кроме этого дома, Сталин подарил еще дачу в Горках и в Теселли. Сделали бы ему музей в Горках. Кстати, пару лет здесь с Горьким жила баронесса Закревская-Бенкендорф-Будберг, которая трудилась по вашему ведомству.

— Скорее против нашего ведомства, — поправил Козлов. — На ведомство МИ-6.

— Ну, в этом я плохо разбираюсь, — согласился психолог. — Но лично я бы сделал здесь музей Отто Юльевича Шмидта и его жены Веры.

— Здесь? — удивился Алексей Михайлович.

— Горький жил в этом особняке всего два года, а до этого, в 1922 году, Отто Юльевич Шмидт с женой Верой организовал тут Русское психоаналитическое общество. Став его председателем, Отто Юльевич возглавил секцию психологии искусства и литературы.

— Тот самый Отто Юльевич Шмидт, академик и герой-полярник? — не поверил своим ушам Козлов.

— Именно он!

— Какой всесторонний человек, — улыбнулся Алексей Михайлович. — В молодости мы все мечтали быть похожими на него хоть чем-нибудь.

— На Отто Шмидта? — переспросил психолог.

Он ведь не знал, какое имя было написано в западно-германском паспорте Алексея Козлова до ареста в ЮАР.