246. МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

246. МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Как этот тихий кров, где голубь плещет

Крылом, средь сосен и гробниц трепещет!

Юг праведный огни слагать готов

В извечно возникающее море!

О благодарность вслед за мыслью вскоре:

Взор, созерцающий покой богов!

Как гложет молний чистый труд бессменно

Алмазы еле уловимой пены!

Какой покой как будто утвержден,

Когда нисходит солнце в глубь пучины,

Где, чистые плоды первопричины,

Сверкает время и познанье — сон.

О стойкий клад, Минервы храм несложный,

Массив покоя, явно осторожный,

Зловещая вода, на дне глазниц

Которой сны я вижу сквозь пыланье,

Мое безмолвье! Ты в душе — как зданье,

Но верх твой — злато тысяч черепиц!

Храм времени, тебя я замыкаю

В единый вздох, всхожу и привыкаю

Быть заключенным в окоем морской,

И, как богам святое приношенье,

В мерцаньи искр верховное презренье

Разлито над бездонною водой.

Как, тая, плод, когда его вкушают,

Исчезновенье в сладость превращает

Во рту, где он теряет прежний вид,

Вдыхаю пар моей плиты могильной,

И небеса поют душе бессильной

О берегах, где вновь прибой шумит.

О небо, я меняюсь беспрестанно!

Я был так горд, я празден был так странно

(Но в праздности был каждый миг велик),

И вот отдался яркому виденью

И, над могилами блуждая тенью,

К волненью моря хрупкому привык.

Солнцестоянья факел встретив грудью

Открытой, подчиняюсь правосудью

Чудесному безжалостных лучей!

На первом месте стань, источник света:

Я чистым возвратил тебя!.. Но это

Меня ввергает в мрак глухих ночей.

Лишь сердца моего, лишь для себя, в себе лишь —

Близ сердца, близ стихов, что не разделишь

Меж пустотой и чистым смыслом дня, —

Я эхо внутреннего жду величья

В цистерне звонкой, полной безразличья,

Чей полый звук всегда страшит меня!

Лжепленница зеленых этих мрежей,

Залив, любитель худосочных режей,

Узнаешь ли ты по моим глазам,

Чья плоть влечет меня к кончине вялой

И чье чело ее с землей связало?

Лишь искра мысль уводит к мертвецам.

Священное, полно огнем невещным,

Залитое сияньем многосвещным,

Мне это место нравится: клочок

Земли, дерев и камня единенье,

Где столько мрамора дрожит над тенью

И моря сон над мертвыми глубок.

Гони жреца, о солнечная сука!

Когда пасу без окрика, без звука,

Отшельником таинственных овец,

От стада белого столь бестревожных

Могил гони голубок осторожных

И снам напрасным положи конец!

Грядущее здесь — воплощенье лени.

Здесь насекомое роится в тлене,

Все сожжено, и в воздух все ушло,

Все растворилось в сущности надмирной,

И жизнь, пьяна отсутствием, обширна,

И горечь сладостна, и на душе светло.

Спят мертвецы в земле, своим покровом

Их греющей, теплом снабжая новым.

Юг наверху, всегда недвижный Юг

Сам мыслится, себя собою меря…

О Голова в блестящей фотосфере,

Я тайный двигатель твоих потуг.

Лишь я твои питаю опасенья!

Мои раскаянья, мои сомненья —

Одни — порок алмаза твоего!..

Но мрамором отягощенной ночью

Народ теней тебе, как средоточью,

Неспешное доставил торжество.

В отсутствии они исчезли плотном.

О веществе их глина даст отчет нам.

Дар жизни перешел от них к цветам.

Где мертвецов обыденные речи?

Где их искусство, личность их? Далече.

В орбитах червь наследует слезам.

Крик девушек, визжащих от щекотки,

Их веки влажные и взор их кроткий,

И грудь, в игру вступившая с огнем,

И поцелуям сдавшиеся губы,

Последний дар, последний натиск грубый —

Все стало прах, все растворилось в нем!

А ты, душа, ты чаешь сновиденья,

Свободного от ложного цветенья

Всего того, что здесь пленяло нас?

Ты запоешь ли, став легчайшим паром?

Все бегло, все течет! Иссяк недаром

Святого нетерпения запас.

Бессмертье с черно-золотым покровом,

О утешитель наш в венке лавровом,

На лоно матери зовущий всех!

Обман высокий, хитрость благочестья!

Кто не отверг вас, сопряженных вместе,

Порожний череп и застывший смех?

О праотцы глубокие, под спудом

Лежащие, к вам не доходит гудом

Далекий шум с поверхности земной.

Не ваш костяк червь избирает пищей,

Не ваши черепа его жилище —

Он жизнью жив, он вечный спутник мой!

Любовь или ненависть к своей особе?

Так близок зуб, меня грызущий в злобе,

Что для него имен найду я тьму!

Он видит, хочет, плоть мою тревожа

Своим касанием, и вплоть до ложа

Я вынужден принадлежать ему.

Зенон! Жестокий! О Зенон Элейский!

Пронзил ли ты меня стрелой злодейской,

Звенящей, но лишенной мощных крыл?

Рожденный звуком, я влачусь во прахе!

Ах, Солнце… Черной тенью черепахи

Ахилл недвижный над душой застыл!

Нет! Нет! Воспрянь! В последующей эре!

Разбей, о тело, склеп свой! Настежь двери!

Пей, грудь моя, рожденье ветерка!

Мне душу возвращает свежесть моря…

О мощь соленая, в твоем просторе

Я возрожусь, как пар, как облака!

Да! Море, ты, что бредишь беспрестанно

И в шкуре барсовой, в хламиде рваной

Несчетных солнц, кумиров золотых,

Как гидра, опьянев от плоти синей,

Грызешь свой хвост, сверкающий в пучине

Безмолвия, где грозный гул затих,

Поднялся ветер!.. Жизнь зовет упорно!

Уже листает книгу вихрь задорный,

На скалы вал взбегает веселей!

Листы, летите в этот блеск лазурный!

В атаку, волны! Захлестните бурно

Спокойный кров — кормушку стакселей!