Глава 7 АДА
Глава 7
АДА
Ада Немезида Пирсон Купер была замечательной женщиной, и невозможно переоценить роль, которую она сыграла в жизни Джона Голсуорси. С момента их знакомства вплоть до смерти писателя в 1933 году она оказывала решающее влияние на судьбу Джона. Она вдохновляла и направляла молодого человека, недавно вернувшегося из своих путешествий; предполагать, что без Ады Голсуорси не стал бы писателем, нелепо, однако нет сомнений, что без нее он писал бы по-другому. В течение всей их совместной жизни Ада была главным предметом забот и сострадания Голсуорси; ее желания всегда стояли на первом месте, и их образ жизни был продиктован ее интересами. Когда Голсуорси умирал, она вновь стала для него поддержкой и источником силы; его же пугала мысль о том, что с ними будет, как смогут они существовать друг без друга – Ада без Джона, который всегда был ее опорой и защитой, и Джон без Ады, один, во мраке, который именуется смертью? В усадьбе в Бери, где Голсуорси провел последние годы, часто слышался голос больного, зовущий: «Где «тетушка»?» Ведь Ада, возлюбленная Джона в 1895 году, в 1933 стала «тетушкой» не только для племянников и племянниц Джона, но и для него самого.
Ключ к разгадке характера Ады и той роли, которую она сыграла в жизни Джона, кроется прежде всего в ее происхождении и юных годах. Восстановить подробности детства Ады нелегко; некоторые факты своей биографии она предпочла бы забыть и, уж конечно, не уведомлять о них биографов. Очевидно, первый период ее жизни был крайне несчастливым, несчастливым настолько, что именно раны, нанесенные ей в детстве, – а не ее неблагополучный брак с Артуром Голсуорси – сделали ее человеком легкоранимым и эмоционально неустойчивым.
Единственное, что она рассказала первому биографу писателя X. В. Мэрроту, – это то, что она дочь Эммануэля Купера, врача из Норвича, и в генеалогическом древе в начале книги Мэррота датой ее рождения названо 21 ноября 1866 года. Но даже и эта незначительная информация на поверку оказалась неточной; в завещании Эммануэля Купера, найденном недавно в бумагах Ады, сказано, что Ада – приемная дочь доктора Купера. Ее матерью была Анна Юлия Пирсон (которая почти наверняка никогда не была законной женой доктора), и завещание, датируемое 24 августа 1866 года, в котором упоминается Ада, было составлено за три месяца до указанной ею даты рождения. Сейчас по другим документам удалось установить окончательно, что она родилась 21 ноября 1864 года. Сдвинув дату рождения на два года вперед, она могла выдавать себя за дочь Эммануэля Купера, и, вероятно, именно эта причина, а не стремление скрыть свой возраст, заставила ее назвать дату рождения неправильно.
Даже эти голые факты дают нам основание, не прибегая к излишнему фантазированию, пролить свет хотя бы на некоторые обстоятельства ее детства. Данное ей имя – Ада Немезида – указывает на ужасное душевное состояние Анны Пирсон в момент рождения дочери; Немезида – богиня возмездия, та, которая мстит и наказывает. Кто был отцом девочки, и где она родилась? Мы можем дать только отрицательные ответы на эти вопросы: Ада не является дочерью Эммануэля Купера (в официальных документах она именуется «чужой по крови» Куперу), и родилась она не в Норвиче. Эммануэль Купер был акушером, имевшим в Норвиче обширную практику; он был модным врачом, помогавшим появляться на свет наследникам обеспеченных семейств города; возможно, именно исполняя свой профессиональный долг, он познакомился с матерью Ады и решил сделать ее детей своими наследниками.
Итак, первое упоминание об Аде мы встречаем в завещании Купера, составленном в 1866 году. В то время ей было два года, и она жила с матерью и братом Артуром в Норвиче, на улице Виктории, в принадлежащем Эммануэлю Куперу доме 36, которым миссис Пирсон могла владеть до тех пор, пока ее дети не станут совершеннолетними или вступят в брак. Улица Виктории находилась на окраине города; это был безликий, мрачный район, незадолго до рождения Ады застроенный небольшими домиками с террасами, типичный для рабочих предместий викторианской эпохи. Обитая здесь благодаря покровительству доктора, миссис Пирсон и ее дети, должно быть, хорошо осознавали свое униженное положение; по завещанию Эммануэля Купера Анне Пирсон выплачивалась «приличная, но не чрезмерно большая сумма на жизнь и приобретение одежды», и, вероятно, такая же сумма выдавалась ей при жизни доктора. Возможно, их семья считала себя выше своих соседей, к тому же особые обстоятельства жизни Анны Пирсон не способствовали общению с окружающими людьми.
Ада, скорее всего, была одиноким ребенком, подрастая, она все сильнее осознавала, что ее положение отлично от положения остальных детей и что у нее нет отца, как у других. Весьма эксцентричный доктор Купер более походил на престарелого дядюшку, чем на отца. Он проявлял серьезный интерес к приемным детям и, наверное, по-своему любил хорошенькую малышку, которую сделал своей наследницей, так как в 1875 году он сделал приписку к завещанию, в которой оставлял именно Аде 10 000 фунтов стерлингов; брат Ады таких денег не получил. Р. X. Моттрэм, которому, скорее всего, были известны какие-то подробности этой истории (хотя в своей книге он намеренно не говорит ничего определенного), пишет, что первыми воспоминаниями Ады об «отце» были совместные поездки к его экипаже к богатым пациентам. Она также вспоминает, как однажды на кухне «его дома (курсив мой. – К. Д.) по ошибке вместо сахара взяла соль, и одна из служанок сказала ей: «Никогда так не делайте, вы можете умереть от этого», отчего она упала в обморок. Эта история еще раз указывает, что она никогда не жила в доме доктора.
Составляя завещание, Эммануэль Купер был немало озабочен тем, как увековечить свое имя и память о себе; в завещании он подробно описывал семейный склеп, который собирался построить для себя и своей приемной семьи, и определил сумму для его содержания. Этот семейный склеп стал его навязчивой идеей; в законченном виде это был внушительный и претенциозный памятник, который и нынче можно увидеть на кладбище Розери в Норвиче. Судя по словам Моттрэма, доктор провел остаток своих дней, часами просиживая на кладбище, покуривал трубку и созерцал свой «мемориал». Возможно, именно идея увековечения своего имени и привела его к мысли сделать Аду и Артура Пирсонов своими наследниками и дать им свою фамилию.
После смерти доктора 26 января 1878 года, когда Аде было четырнадцать лет, новые обстоятельства сделали жизнь этой сверхчувствительной девочки почти невыносимой. Доктор не сделал никаких распоряжений относительно матери, определив ей лишь минимум содержания, необходимый, чтобы она могла заботиться о детях; даже дом в Норвиче принадлежал ей лишь до достижения Адой и Артуром совершеннолетия. В то же время опекуны должны были проследить, чтобы дети получили «должное образование в тех университетах и школах, которые сочтут нужными опекун или опекуны, и что это образование должно включать в себя музыку, пение, рисование, танцы и прочее, необходимое для хорошего воспитания». Вскоре после смерти доктора миссис Купер, как она теперь себя именовала, составила поистине обширнейшую программу путешествий; эти путешествия должны были способствовать развитию детей, что соответствовало условиям завещания. Ада вспоминает, что в 1883 – 1885 годах они посетили сорок четыре города, а между 1887 и 1889 годами – еще тридцать три. Считалось, что одной из главных причин этих поездок были поиски подходящего мужа для Ады. Похоже, что эффект был обратным, ибо, постоянно находясь в дороге, Ада имела гораздо меньше шансов выйти замуж (хотя была привлекательной и богатой девушкой). У ее матери не было причин желать замужества дочери, ведь если бы это случилось, то она теряла все права на деньги Эммануэля Купера. Каковы бы ни были истинные причины происходящего, эти годы взаимно раздражавшего «компаньонства» усилили разногласия между матерью и дочерью (подобная ситуация будет подробно освещена несколькими годами позднее в романе Голсуорси «Джослин»). Поэтому брак Ады с Артуром Голсуорси, кузеном Джона, состоявшийся в апреле 1891 года, был для нее единственным средством бежать от этой постылой жизни.
На одном из семейных обедов в честь молодоженов Ада и познакомилась с кузеном своего мужа Джоном. В ту пору ей было, как мы уже знаем, двадцать шесть лет, на три года больше, чем Джону, она была очень интересной женщиной с огромными лучистыми карими глазами и великолепным классическим профилем, хотя волевые очертания ее губ показывали, что этой женщине известно, что такое страдание.
Когда она была ребенком, от нее наверняка скрывали обстоятельства ее появления на свет. Когда же ей рассказали об этом, и что именно она узнала? Эти вопросы представляются уместными, если вспомнить о том, что она вышла замуж за Артура Голсуорси, молодого человека из почтенной семьи, к тому же стремящегося сделать карьеру в армии. Это замужество, как сообщает нам Мэррот, вероятно, со слов самой Ады, было «трагической ошибкой. Чистая и беспомощная, она была крайне несчастна». Вскоре молодая жена поделилась своими горестями с новыми кузинами Лилиан и Мейбл Голсуорси, которые в свою очередь поведали эту драматическую историю своему брату Джону. Все это произвело на него столь сильное впечатление, что героинь большинства своих произведений, начиная с Ирэн в «Собственнике» и заканчивая Клер Корвен в последнем его романе «Через реку» (она первой открывает истинную причину своих страданий: «каплей, переполнившей чашу», был хлыст), он изобразил несчастными в браке. Был ли Артур Голсуорси действительно столь несимпатичным человеком? Те, кто помнят его, говорят, что он был весьма сдержанным и приятным в общении. Так же характеризовала его вторая жена, Вильгельмина Голсуорси, отвечая на вопросы Дадли Баркера о ее покойном муже. Она сказала, что у Ады и Артура было мало общего, они не могли найти общий язык, к тому же абсолютно не устраивали друг друга в интимных отношениях. Но самым важным, по ее мнению, была любовь Артура к армейской службе, которую Ада совершенно не разделяла. Вильгельмина также сообщила Дадли Баркеру, что ее муж всегда считал себя неудачником, сначала дома, затем в школе; как мы видим, в армии он тоже особых успехов не достиг. Он служил в Эссекс-йоменри[29], но никогда не был профессиональным военным; тем не менее, когда вспыхивали войны, сначала англо-бурская, затем первая мировая, основным его стремлением было принять участие в военных действиях. Мог ли он сделать блестящую военную карьеру, имея жену с таким происхождением? Если откроется, что его жена незаконнорожденная, не станет ли это объектом отвратительных сплетен? В 1881 году офицер-гвардеец, женившийся на актрисе, вынужден был подать в отставку. Какие надежды на продвижение по службе могли быть у Артура Голсуорси с такой женой, как Ада? Казалось, что Аду вновь настигло «возмездие», что она обречена на несчастливую жизнь, на пребывание в ужасном положении, из которого нет выхода.
Для Голсуорси с его воображением и характером сама мысль о такой ситуации казалась невыносимой; поэтому из искры сочувствия неизбежно должно было возгореться пламя любви. Первый раз после того памятного вечера Ада и Джон встретились во время крикетного матча между командами Итона и Хэрроу в 1893 году. После этого они часто виделись в обществе сестер Джона, хотя поворотным моментом в их отношениях стала встреча во время Пасхи в 1895 году на Северном вокзале. В сентябре того же года они стали любовниками. (3 сентября 1916 года Джон записал в своем дневнике: «Сегодня двадцать первая годовщина нашей свадьбы, правда, тогда еще «де-факто», а не «де-юре»».)
Нельзя не отдать должное решительности Ады, поведение которой бросало вызов общепринятой морали: Ада, тридцатилетняя замужняя женщина, становится любовницей Джона Голсуорси. Она вновь оказалась объектом презрения и жалости «порядочных» людей. Самым ужасным было то, что она поступила так же, как в свое время ее мать. Наверное, тогда ей часто вспоминалась старая поговорка: «Яблочко от яблоньки...» Но Джон был для Ады идеалом мужчины – красивый, хорошо воспитанный, умный и, главное, благородный и невероятно добрый.
Он был человеком, который никогда ее не обидит, не предаст, который защитит ее от всех насмешек и обид жестокого мира.
К тому же его любовь к Аде была возвышенной и романтичной, почти как в эпоху рыцарства:
Аде (1895)
Милая! Ты отдыхаешь в тени —
Глаза подними, на меня взгляни...
Поверь, тебя люблю я сильнее,
Чем тис, что стоит, листвой зеленея,
Чем неба яркая синева,
Чем алые розы, густая трава,
Чем ветер, веющий с юга.
Нам не прожить друг без друга!
Любимая! Только тебя я люблю!
Посвящается А.
Бог ясного светила,
Всегда ее храни,
Чтоб небо не сулило
Ей пасмурные дни.
Бог сумерек и ночи,
Пусть крепко спит она,
Когда сомкнешь ей очи
Ты поцелуем сна.
Интимный смысл этих до сих пор не публиковавшихся стихотворений подчеркивается тем, что они были спрятаны Адой в маленькой, всегда запертой шкатулочке для драгоценностей. Эти любовные стихи не предназначались для посторонних глаз, они – единственное письменное свидетельство любви Джона и Ады, так как, овдовев, Ада уничтожила все адресованные ей письма Джона. Стихи были найдены через много лет после ее смерти, запертые в шкатулке вместе со старыми треснувшими очками Джона на черном шелковом шнурке и ленточкой от ордена «За заслуги».
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух — люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и
ГЛАВА 9. Глава для моего отца
ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная
Глава 24. Новая глава в моей биографии.
Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ»
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, — подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: — первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском)
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Глава Десятая Нечаянная глава
Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная