Елизавета Петровна (1709–1761) царствовала с 1741 г
Елизавета Петровна
(1709–1761)
царствовала с 1741 г
Когда Зимний дворец еще только строился, императрица Елизавета Петровна жила в деревянном особняке на Мойке, напротив дома графа Строганова. Теплыми летними вечерами она любила отдыхать на большом балконе, выходившем на набережную. Однажды во время обеда у графа Строганова его гость, фельдмаршал граф Салтыков, живший неподалеку, заспорил с хозяином, чье венгерское вино лучше. Страсти разгорелись. Никто не хотел уступать. Чтобы установить истину, решили немедленно вместе с другими гостями отправиться к Салтыкову. Но, видно, оба старичка слишком усердно пробовали строгановское венгерское. Когда они с трудом поднялись из-за стола, оказалось, что ноги их совершенно не слушаются. Правда, графов это не остановило, они приказали почетному караулу, который всегда стоял у дома фельдмаршала, нести их на руках. Любопытная Елизавета, увидев странную процессию, послала узнать, в чем дело, а когда узнала, велела передать, что ее венгерское – лучше… и пригласила всех к себе на балкон. Императрица была права. Уже после двух бокалов оба спорщика уснули прямо на балконе на радость проезжавшей публике.
* * *
Однажды канцлер Бестужев-Рюмин на аудиенции в Зимнем дворце назвал себя в присутствии императрицы Елизаветы «великим канцлером».
– Запомните, – строго отвечала ему императрица. – В моей империи только и есть великого, что я да великий князь, да и то величие последнего не более чем призрак.
Великим князем был будущий император Петр III.
* * *
Елизавета Петровна была красивой женщиной и редкостной модницей. Императрицу часто упрекали, что всевозможные увеселения занимали ее гораздо больше, чем государственные дела. После кончины Елизаветы в гардеробной Зимнего дворца нашли такое количество всевозможных одеяний, что его хватило вплоть до царствования Александра I (а это 50 лет!) не только на все придворные спектакли, балеты, карусели и кадрили, но и на облачения священников и убранство целых церквей в Петербурге и окрестностях!
* * *
У императрицы Елизаветы Петровны был стремянной, Гаврила Матвеевич Извольский, которого она любила за простоту и честность. Ему позволялось говорить императрице правду в глаза, без обиняков. В одну из поездок императрицы на охоту Извольский, ехавший около нее верхом, вынул из кармана простую березовую табакерку-тавлинку. Увидев это, государыня сказала ему:
– Не стыдно ли тебе, Гаврила, нюхать из такой гадкой табакерки? Ты ведь царский стремянной.
– Да где же мне, матушка, взять хорошую? – отвечал Извольский.
– Добро, – промолвила императрица, – я тебе дарю золотую табакерку.
Ериксен В. Елизавета Петровна
После этого прошло несколько месяцев, а Извольский так и не получил обещанного подарка. Однажды во дворце он проходил мимо группы придворных, которые рассуждали о справедливости. Он остановился, прислушался к спору и, не утерпев, сказал:
– Уж куда вам толковать о правде, когда и сама-то царица не всегда говорит правду.
Эти слова, разумеется, были тотчас же переданы императрице, которая потребовала Извольского к себе.
– Я слышу, будто ты меня называешь несправедливой; скажи, пожалуй, в чем я перед тобою несправедлива? – спросила государыня.
– Как в чем? – смело отвечал Извольский. – Ты, матушка, обещала золотую табакерку, да и до сих пор не сдержала слова.
– Ах! виновата, забыла, – сказала императрица и, выйдя в спальню, вынесла оттуда серебряную позолоченную табакерку.
Извольский взял табакерку, посмотрел и промолвил:
– Все-таки ты несправедлива, обещала золотую, а дала серебряную.
– Ну, хорошо, подожди, я принесу тебе настоящую золотую, – сказала императрица.
– Нет, матушка, пусть же эта останется у меня будничной, а пожалуй-ка мне за вину свою праздничную, – отвечал Извольский.
Императрица рассмеялась и исполнила его желание.
* * *
В 1757 году императрица Елизавета, побуждаемая австрийским двором, решилась объявить войну королю прусскому Фридриху II и приказала канцлеру графу А. П. Бестужеву-Рюмину составить по этому поводу манифест. Когда последний был готов и канцлер поднес его императрице, она взяла перо и, подписав первую букву своего имени – Е, остановилась и о чем-то заговорила. В это время прилетевшая муха села на бумагу и, ползая по чернилам, испортила написанную букву. Императрица, будучи суеверной, сочла это худым предзнаменованием и тотчас же уничтожила манифест. Канцлеру стоило немало хлопот уговорить государыню, и то через несколько недель, подписать новое объявление войны.
* * *
Елизавета Петровна очень любила носить мужской костюм. Императрица была красивой, высокой и стройной женщиной, и такая метаморфоза была ей к лицу. Чего не скажешь о дамах с пышными формами, которым полагалось на придворных балах также облачаться в мужские костюмы – все телесные недостатки в этом случае были особенно очевидны. Не менее нелепо выглядели на этих балах и мужчины, которым нужно было являться в женских нарядах и даже с привязанными косами. На их фоне Елизавета Петровна была особенно изящной.
Раз на одном из таких маскарадов великая княгиня Екатерина Алексеевна сказала государыне:
– Для женщин большое счастье, что ваше величество родились не мужчиною; один портрет ваш в таком виде, как теперь, мог бы вскружить голову любой женщине.
– Если бы я была мужчиной, я была бы рада вскружить тебе голову, – ответила императрица.
* * *
Двоюродная сестра императрицы, графиня Марья Симоновна Гендрикова, влюбилась в обер-секретаря сената А. И. Глебова, человека весьма умного и красивого. Когда государыня узнала, что Глебов сделал Марье Симоновне предложение, то воскликнула:
– Сестра моя сошла с ума, влюбившись в Глебова. Как отдать ее за подьячего?
Однако Марья Симоновна столь настойчиво умоляла императрицу согласиться на этот брак, что она, наконец, уступила ее просьбе, но прежде произвела Глебова в действительные статские советники и назначила обер-прокурором.
Бромптон Р. Портрет Екатерины II
Данный текст является ознакомительным фрагментом.