V

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V

Набокову не терпелось вернуться к «Дару» («Я уже, кажется, третий год подряжаю на него кирпичи»). Однако вначале он надеялся переработать свои английские воспоминания. Его несколько обеспокоило полученное от Зинаиды Шаховской известие, что на литературном вечере в Брюсселе в конце января 1936 года ему предстоит прочитать что-нибудь по-французски. Три года назад у него возникла идея рассказать об особой французской субкультуре русского дворянства, и теперь, когда он написал о своем английском детстве — о гувернантке, английских сказках, «Chatterbox», — он, естественно, вспомнил про свою горемычную французскую гувернантку. За два-три дня в конце первой недели января он набросал «Мадемуазель О». Рассказ был написан с такой подозрительной, по его мнению, легкостью, что он считал его третьесортной литературой33. В нем содержится завуалированная просьба извинить его французский стиль — «излишняя предосторожность, — по словам Мориса Кутюрье, главного редактора собрания сочинений Набокова в издательстве „Плеяда“, — учитывая, что его французский, хотя временами несколько тяжеловесен, в целом замечательно поэтичен»34.

Когда очередные волнения, связанные со своевременным получением визы, остались позади, Набоков отправился в литературное турне: Брюссель, Антверпен и Париж. В Брюсселе он остановился у Зинаиды Шаховской и ее мужа Святослава Малевского-Малевича и скоро с ними подружился. У них в доме он познакомился с Полем Фиреном и Франсом Хелленсом, ведущим бельгийским писателем-прозаиком, чей роман «Божье око» Набоков с восторгом прочел несколько лет назад. Он легко нашел общий язык с Хелленсом (орлиный нос, монокль), который служил библиотекарем в бельгийском парламенте и был женат на русской35.

Набоков раньше просил Зинаиду Шаховскую присматривать за Кириллом («милый молодой человек, но беспечен, ребячлив, до ужаса неопытен») и с облегчением обнаружил, что брат изменился к лучшему. Он уже успел соскучиться по Дмитрию и с тоской писал Вере: «Я чувствую, как без меня там вылупляются новые слова». Хотя Набоков и переработал «Мадемуазель О», он все же боялся, что рассказ покажется слушателям длинным и скучным. Его волнения не оправдались, и вечер 24 января в ПЕН-клубе имел потрясающий успех, хотя народу собралось не очень много. Хелленс предложил ему отдать рассказ Жану Полану для «Nouvelle Revue fran?aise»36.

26 января бельгийский Русский еврейский клуб устраивал литературный вечер Сирина в Брюсселе. Перед большой аудиторией он читал стихи, рассказ «Уста кустам» (впервые представленный на суд публики) и три последние главы «Приглашения на казнь», которые имели такой успех, что он решил включить их в свою парижскую программу. Назавтра он снова читал по-русски — на этот раз «Пильграма» — в антверпенском Русском кружке; вечер, который, по мнению Набокова, не спасло даже выступление приглашенного фокусника, прошел скучно37.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.