VIII

VIII

Начало майского триместра 1921 года. На экране оживают дергающиеся кадры старой трехчастной фильмы. Часть первая: из-за забастовки шахтеров в университетских душевых нет горячей воды, и Набокову приходится по утрам плескаться и фыркать в валкой резиновой ванне. Часть вторая: в первый же уикенд в Кембридже (день рождения Владимира) они с Калашниковым отведали английской жизни — чай, игра в шары на лужайке, — съездив на велосипедах к некоей молодой русской даме, которая обитала среди толстых пасторов и скучных сплетен. Часть третья: на следующий день в зоологической лаборатории Набоков пишет по-русски стихотворение с английским названием «Biology». Воспевая в нем радости препарирования и работы с микроскопом, Набоков все же считает своим долгом объяснить, что это не означает измены его музе⁶⁴. Позднее он не колеблясь станет превозносить и страсть в науке, и точность в поэзии — для него в равной степени восхитительные.

Приближались экзамены, и Набоков вновь перешел на папиросы. Сначала он сдавал устные экзамены: 26 апреля — диктант по французскому в экзаменационном зале, 27 апреля — диктант по русскому и ответы на вопросы по роману Тургенева «Дым», 28 апреля — вторая часть экзамена по французскому с вопросами по «Философским письмам» Вольтера. На последний экзамен он явился раньше профессоров и, усевшись в аудитории, сочинил одно из лучших своих стихотворений того времени: «Если ветер судьбы ради шутки» (если ветер судьбы сведет его вновь с Люсей Шульгиной). Естественно, устные экзамены по русскому и французскому языкам были сданы с отличием⁶⁵.

Сразу после устных экзаменов Набоков послал родителям написанную им по-русски статью о поэзии Руперта Брука (который сам двенадцатью годами ранее во время экзамена, отложив в сторону недописанное стихотворение на древнегреческом, принялся за письмо другу). В этой статье уже можно обнаружить яркие метафоры, присущие зрелому стилю Набокова-критика, и великолепные переводы стихов Руперта Брука. Набоковская мысль ясна: «Ни один поэт так часто, с такой мучительной и творческой зоркостью не вглядывался в сумрак потусторонности». Процитировав изречение Киплинга о том, что человеческое сердце любит только родину свою, да и то один какой-нибудь ее уголок, Набоков дает понять, что городок Гранчестер для Брука значил то же самое, что для него — Выра. Он отметил, что сама Аркадия Брука оставила его равнодушным: «Я как-то проезжал на велосипеде через Гранчестер. В окрестных полях мучили глаз заборы, сложные, железные калитки, колючие проволоки. Ветер сдуру вздувал подштанники, развешанные для сушки меж двух зеленых колов над грядками нищенского огорода. С реки доносился тенорок хриплого граммофона». Набоков знает, что важны не «объективные» характеристики местности, но сила сердечной привязанности⁶⁶.

Так же как и год назад, он достиг своей лучшей поэтической формы в мае. Теннис, байдарка, буйное цветение природы и даже экзаменационное напряжение — все, казалось, помогает ему. Утром 23 мая он сдавал первые два экзамена части I «трайпоса» — перевод на французский. Быстро закончив перевод, он тут же, в экзаменационной аудитории, пишет стихотворение и помечает время — 11.42. Во второй половине дня он сдает перевод с французского. На следующее утро он пишет работу на тему по выбору: или французская литература XVII века, или история того же периода. Утром 27 мая он переводит на русский фрагменты из романов В. Скотта и Диккенса, а после обеда катается на лодке. Утром следующего дня он пишет по-русски экзаменационное сочинение о литературе XIX века, а во второй половине дня заканчивает экзамены части I «трайпоса» переводом с русского. Как и следовало ожидать, результатом экзаменов стала первая степень бакалавра с отличием и «весьма успешно» по русскому языку и литературе⁶⁷.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.