ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ (продолжение)

ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ (продолжение)

На следующий день я сдал в издательство гранки, получил аванс, первый в своей жизни аванс за книгу! — и отправился вместе с Мироновым в путь.

…Но тут я хочу, забегая вперед, сказать несколько слов об этом новом моем приятеле. С Андреем Мироновым мы впоследствии довольно часто виделись. Человек он был вполне интеллигентный, начитанный, знающий и любящий поэзию. И по всем своим данным, по душевным качествам он, право же, никак не походил на партийного функционера. Уж очень был он прост… Я быстро подметил это и с любопытством наблюдал за его карьерой. Мне казалось чудом, что такие, как он, люди могут пребывать в партийно-чиновничьей среде. Ведь данная среда — особая, очень сложная, исполненная хитросплетений, странностей и интриг. Там, в закулисном сумраке, идет постоянная, незримая война; война всяческих мелких группировок, блоков, объединений. Война за места, за продвижение, за власть… В замкнутом этом мирке следует держаться настороже и всегда быть готовым к отпору. Ибо там не жалеют друг друга и не прощают слабостей. Ну, а интеллигентная мягкость и простота Миронова являлась, конечно же, явной слабостью. Таков был один его недостаток. Но имелся и другой, гораздо более серьезный, — независимость суждений и рискованная широта взглядов… Это уже должно было вызывать противодействие всей среды в целом! И впоследствии я напоминал ему об этом, предупреждал его. Но приятель мой всякий раз отмахивался беспечно: „Чепуха. К чему нам осторожничать? Сила — за нами! Мы же ведь олицетворяем новое время. Время всеобщей демократизации".

Странно, он как бы не замечал реальности, не понимал того, что старые сталинские кадры чрезвычайно сильны и опытны. И у чиновничьей рутины глубокие корни. И небольшая кучка молодых реформистов все равно нипочем не смотла бы сейчас одолеть эту рутину. Слишком мало их еще было.

Естественно, они рассчитывали на поддержку своего лидера, Хрущева. Но тот и сам помаленьку начал ими тяготиться; очень уж многого они хотели, на многое посягали. Да и спешили чересчур…

И в общем-то, почти никто из них не удержался, не сделал карьеры. Новая эта волна поднялась и опала, не оставив заметного следа.

Своего апогея волна эта достигла во время нашумевшего партийного съезда, на котором Никита Хрущев выступил с критикой сталинского режима, а опала она и окончательно сошла на нет сразу же после трагического венгерского мятежа 1956 года, породившего весьма суровую реакцию.

Об этой реакции я расскажу позже, здесь же отмечу лишь одну подробность, связанную с неудачей, постигшей моего приятеля. Деталь эта анекдотична, нелепа. На первый взгляд она может даже показаться неправдоподобной…

Готовилось большое совещание партработников, на котором должны были присутствовать представители Москвы. И наши прогрессисты решили воспользоваться случаем и дать сокрушительный бой бюрократам. Договорились они так, что Миронов выступит с докладом, а друзья, сидящие в зале, шумно поддержат его.

Друзей было пятеро. Немного, конечно. Но ведь главное в таком деле — начать! Главное — взбудоражить толпу, создать нужную атмосферу в зале.

Итак, совещание началось. Проходило оно в помещении городского клуба. И дождавшись своей очереди, Андрей Миронов взошел на трибуну. Неторопливо разложил перед собою бумаги. Пошуршал ими. Откашлялся. Начал было говорить — и вдруг осекся.

Запинка эта произошла оттого, что старенькая клубная уборщица внезапно вышла, шоркая, из-за кулис и поставила перед Андреем стакан с водою.

Все дело в том, что на такого рода совещаниях перед ораторами всегда ставится графин с водой или же подаются им стаканы с лимонадом, иногда с чаем. Такова старая традиция. И на сей раз в клубе подавался лимонад. Напиток желтого цвета… Но Андрею Миронову уборщица почему-то принесла обычную, простую водопроводную воду.

И в зале это сразу заметили. И Миронов заметил тоже. И тотчас же все решили, что это неспроста, что тут кроется какой-то особый умысел. Решили потому, что подобные случаи ведь уже бывали и раньше… Вообще искусство недомолвок, подвохов и тонких намеков развито там до крайности. И теперь людям тоже почудился некий намек; над Мироновым, судя по всему, иронизировали, им явно пренебрегали. Его как бы отделяли от общей массы. И организовал это, бесспорно, кто-то из тайных закулисных заправил. И невольно каждый задумался, — кто? Может быть, кто-то из здешних, своих? А может, уже начала действовать чья-то рука из Центра?

И в итоге, доклад не получился… И никто из друзей не поддержал его — все они затихли, затаились. Они уже больше не решались шуметь.

А самое смешное и печальное заключалось в том, что данный фокус с водой, действительно, произошел случайно, по ошибке уборщицы.

Я затем все точно выяснил. Человек беспартийный, я обычно на такие сборища не хаживал, но тут специально пошел. И оказался, таким образом, свидетелем глупого мироновского провала. И когда поздним вечером собрание кончилось, я разыскал уборщицу и допросил ее строго.

И она объяснила, что к тому времени, когда на трибуну поднялся Миронов, а он выступал далеко не первым, запасы лимонада уже кончились, и она сама, по своей воле, поспешила в туалет за водой… Она хотела сделать, как лучше! Она старалась! И я подумал тогда, не зря старинная поговорка гласит, что дорога в ад вымощена благими намерениями.

* * *

Ну, а теперь вернемся к сюжету. Я с радостью принял предложение Миронова и на следующий день отправился вместе с ним в путь.

Отправился по самой лучшей, самой веселой из северных дорог — вниз по течению Енисея.

Енисей шумел широко и мощно. Он бежал среди высоких, крутых, поросших тайгою берегов. Особенно крут был правый берег. И там, в вышине, увидал я вдруг мутные очертания села Очуры.

Очуры промелькнули быстро, но все же я успел на какое-то мгновение разглядеть высокую крышу деревенского клуба. Или, может быть, это мне просто почудилось?

Скорее всего, почудилось! День ведь был уже на исходе, и над береговыми кручами стлался сизый туман… Но как бы то ни было, видение это взволновало меня и вызвало обвал воспоминаний.

И тотчас же я вспомнил, сообразил, что ближайшим пунктом, куда очурские спекулянты возили лук, был Енисейск.

И еще я вспомнил, что Ванька Жид приезжал сбывать свое, добытое грабежом золотишко, именно оттуда — из Енисейска.

Там, в Енисейске, творилось немало темных дел. Это было очевидно. И судьба теперь посылала туда меня… Нет, она, конечно, меня не баловала, не давала мне успокоения!

Ладно, подумал я, будь что будет. Посмотрим, какая мне выпадет карта. В этой жизни, в сущности, никто никогда не знает, где суждено найти, где — потерять…

И прошла еще одна ночь. И вот впереди, по левому борту нашего суденышка поднялись из рассветной розовой мглы кресты и купола легендарной „Золотой столицы".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.