Глава VII. Победы, если они идут подряд…
Глава VII. Победы, если они идут подряд…
Кросс «Юманите» многое изменил. После поездки в Париж я твердо сказал себе: хватит! Хватит ходить в середнячках. Если ты, Болотников, что-нибудь стоишь, то пора это доказать — и себе и другим.
В мае 57-го в Ленинграде проводился традиционный весенний матч сборных команд Москвы, РСФСР, Ленинграда и Украины. У меня сохранился отчет об этом матче, опубликованный в журнале «Легкая атлетика»:
«Узнав, что нет Куца, кое-кто из зрителей собрался покинуть стадион. Но острая борьба, разыгравшаяся на дорожке, удержала их на трибунах. Героями дня неожиданно оказались П. Болотников и А. Десятчиков.
Петр Болотников еще в прошлом году обратил на себя внимание настойчивостью, выносливостью и неплохой техникой бега. Участие в Олимпийских играх не принесло лавров молодому спортсмену, но обогатило его некоторым тактическим опытом. Многое он заимствовал у своего старшего товарища Владимира Куца. Оказалось, что не только Куцу, но и другим можно дерзать, а не плестись во втором эшелоне, разыгрывая призовое место лишь на последних сотнях метров дистанции.
Болотников был достаточно подготовлен, чтобы вести бег в хорошем темпе. Больше того, у него хватило сил и скорости для борьбы на финише со своим товарищем по команде Алексеем Десятчиковым. Оба спортсмена показали личные рекорды, пробежав 5 тысяч метров быстрее 14 мину (13.58,2 и 13.59,6), и вошли в списки сильнейших бегунов мира на эту дистанцию. Они также уверенно выступили и на 10 тысяч метров. Заслуженный мастер спорта А. Ануфриев оказался бессильным изменить ход состязаний и довольствовался третьим местом».
Написано как было. Мне и добавить нечего. С этого соревнования я, как говорят, вошел в обойму. Никто не знал, будет ли еще выступать Куц, готовится ли он. Кто-то должен был занять его место. К лету 57-го года можно было уже говорить, что у нас собралась вполне приличная компании молодых стайеров — Десятчиков, Жуков, Захаров, Чернявский, Пудов и я. Уровень подготовленности у всех примерно одинаков: вряд ли ниже, чем у любого сильнейшего стайера мира. Не хватало дерзости бороться и побеждать.
Когда собирается уходить великий спортсмен, всем кажется, что у него обязательно должен быть не менее великий преемник. Но случается такое далеко не всегда. Чаще всего сам факт существования великого спортсмена вызывает общий подъем этого вида спорта, приток молодых способных атлетов. Но редко кто из них достигает тех же вершин. После ухода Валерия Брумеля осталось немало классных прыгунов в высоту — Валентин Гаврилов, Валерий Скворцов, Кестутис Шапка, Юрий Тармак, Рустам Ахметов. Тармак даже стал олимпийским чемпионом. Но славы Брумеля, успехов Брумеля никто не повторил.
Мы в основном думали о том, кто сменит Владимира Петровича в сборной, кто займет его место на пьедестале почета. А журналисты думали о том, кто станет полноценной заменой Куцу, чье имя будет греметь на всех стадионах, кто из нас станет лучшим спортсменом мира. Но мне кажется, что мало у кого из бегунов хватало дерзости даже мысленно ставить знак равенства между собой и Куцем.
Вскоре после весеннего матча в Ленинграде меня послали в Прагу на традиционный Мемориал Рошицкого. Там я встретился со знаменитым Эмилем Затопеком. И выиграл у него. У Затопека выиграл, а другому чеху, его фамилия Граф, проиграл. Но все равно очень поверил в себя. По-моему, меня не случайно послали на Мемориал Рошицкого. Исаич так, наверное, рассчитывал: выиграю у олимпийского чемпиона — стану увереннее.
Следующее испытание — III Международные дружеские спортивные игры молодежи, которые проходили по программе Московского фестиваля молодежи и студентов. Здесь мне предстояло встретиться с австралийцем Алленом Лауренсом. Я видел его еще в Мельбурне. Он хвостом ходил за Куцем, смотрел на него влюбленными глазами, все время что-то записывал. Лауренс и его знаменитый тренер Перси Черутти охотно говорили тогда, как много они позаимствовали из опыта Никифорова и Куца. Лауренс копировал и тренировку, и стиль Куца. Видно, учеником он оказался неплохим, потому что в Мельбурне сумел завоевать бронзовую олимпийскую медаль.
Мне как раз такие соперники нужны были в ту пору — погрознее да познаменитее. Чтобы самоутвердиться. Полдистанции шли мы вместе, но я его не отпускал. Правда, недалеко от финиша я чуть было не сломался. Чувствовал, что очень тяжело и что бежать совсем неохота. Так бы и проиграл, наверное. Но вдруг из-за рева трибун донесся до меня не крик даже, а вопль: «Петенька, потерпи! Всем тяжело!» Какая-то девчонка визжала. Вроде ерунда, мало ли кто что кричит, когда идет борьба на финише. Однако пронял меня этот крик. Как будто разбудил. Глянул я на австралийца, вижу: и он помирает. Тут я и нажал. Выиграл и высшее достижение молодежных игр установил — 29.14,6.
Сразу после фестиваля проводился в Лондоне матч Великобритания — СССР. Чернявского и меня включили в сборную на 5 тысяч метров, а Куца и Жукова — ни «десятку». Куц впервые выступал после кросса «Юманите». Говорили, что он хорошо подготовлен. 23 августа бежал Куц, 24-го — мы с Чернявским, а уже 28-го начинался чемпионат СССР. Англичанин Пири настолько был морально травмирован Куцем в Мельбурне, что заявился на «пятерку». Мне, значит, надо было бежать с ним.
В первый день матча я не поверил своим глазам, когда увидел, что бег повел не Куц, а Жуков. Никогда до того дня Володя не отдавал лидерства. «Эге, — подумал я, — надо выигрывать у Куца на чемпионате Союза!» В конце концов Владимир Петрович ушел от всех и выиграл с неплохим результатом — 29.13,2. Где-то к середине Жуков скис, пропустил одного англичанина.
Перед моим забегом наша сборная очень много выигрывала у британцев, так что на ход командной борьбы наш бег не мог оказать никакого влияния. Тем не менее выиграть у Пири было лестно. У Гордона Пири и Дерека Ибботсона, тоже очень известного бегуна. На разминке мы вместе сделали ускорение метров на 400, но уже черед 200 метров Пири бросил бежать. Я понял, что не слабее соперника и что смогу обыграть его.
Я уже понимал, что к чему. Силы он, конечно, экономил, но их у Пири было не слишком много, это я понял и по его дыханию, и по его судорожным усилиям. Объяснить такую вещь не берусь, я просто чувствовал: Пири мне по зубам.
Перед самым стартом подошел ко мне Исаич и сказал: «Можешь выиграть!» Я кивнул ему и был благодарен, что тренер не сказал: «Должен выиграть!» У меня уже созрел стратегический план. Выиграть у Пири, если это не потребует сверхчеловеческого напряжения. Конечно, можно было бы и потерпеть ради победы, но тогда бы я не успел восстановиться до первенства Союза — оставалось ведь всего четыре дня. А на Союзе я твердо решил выиграть у Куца. Это я считал более важным, чем победа над Пири, которая мало что давала нашей сборной.
Повел я бег в хорошем темпе, метров за 250 начал финишный рывок. Это, конечно, поздновато, когда имеешь дело с таким спуртовиком, как Пири. На последнем повороте он догнал меня, а на прямой вырвался вперед и Ибботсон. Результаты такие: 13.58,6 — Пири; 14.00,6 — Ибботсон, 14.01,4 — Болотников; 14.20,0 — Чернявский. Начни я финиш метров за 500, выиграл бы спокойно. Мог и так выиграть, но потом месяц не приходил бы в себя.
Все правильно я сделал тогда!
Эта жертва была правильной. В Москве Исаич давал Куцу и мне почти одинаковую тренировку, но в разное время. Вместе мы не тренировались. То, что делал утром он, я повторял вечером. Повторяю и вижу, что получается у меня ничуть не хуже. И Куц, между прочим, следил за моими тренировками. Не могу сказать, волновался ли он, но наверняка чувствовал, что будет борьба. Перед стартом Исаич сказал мне: «Хочешь выиграть — не отпускай Володю. Но вперед не выходи, не тот случай!» Вообще, положение у Исаича было щекотливое; два его ученика будут бороться за победу, кому помочь? Старик поступил вполне справедливо. Володе, как потом выяснилось, он сказал: «Хочешь выиграть у Болотникова — уходи на дистанции!» Оба мы оказались в равном положении.
Со старта Куц попер, как танк. Темп очень высокий, я его принял, держусь. Потом пошли рывки. Понял я состояние Пири в Мельбурне — рывки Куца выдержать невозможно. Один за другим. Не успел Володя окончить одно ускорение — начинает другое. Стало мне тоскливо. Но скоро я заметил: Куц начинает рывок, когда слышит за спиной мое дыхание. Быстренько приноровился к такому обстоятельству. Начинается очередной рывок, я его не принимаю, скорость наращиваю постепенно — это все-таки меньше изнуряет. Рывок закончился, а через минуту я уже наверстывал все, что Куц завоевал с таким трудом. Но слишком близко я не подхожу, держусь метрах в 6–8, чтобы не спугнуть Куца своим дыханием. И так продолжалось довольно долго. Конечно, Куц измотал меня здорово, но и ему самому было несладко, даже тяжелее чем мне, кажется.
Километра за два до финиша прекратил я эту игру. Пошел вплотную за Куцем — слишком близок финиш, нельзя терять контакта. Ровно за круг до конца Володя начал последний рывок. Но уж здесь я вцепился в него мертвой хваткой, точно знал, что не отпущу, выиграю. Все-таки финишная скорость была у меня значительно выше. На последнем повороте подошёл вплотную к Куцу, плечо ему показал. Понял, видно, Володя, что проиграл. Но сдаваться и не думал. Упирался изо всех сил. Однако на прямой я обогнал его.
Пригласили нас на пьедестал почета. Взобрался я на самый верх. Куц чуть ниже стоит. И надо сказать, что хоть и рад я был, но чувствовал себя не совсем удобно. Даже не могу объяснить почему. Может быть, из-за того, что Куц лидировал весь забег? Нет, не потому. Любая тактика хороша, если она ведет к победе. Вероятно, мне было не по себе из-за того, что чувствовался близкий уход Куца из спорта, а я это невольно ускорил.
Вручили нам медали. Куц пожал мне руку, говорит: «Так и впредь держись, Петро!» Потом нас Исаич поздравлял. Сперва Куца, потом меня.
Черед пару дней бежали «пятерку». Володя перед стартом грозно мне говорит: «И здесь решил выиграть? Не выйдет!» И выдал первый круг за 61 секунду! Я даже не слышал, чтобы стайеры когда-нибудь так начинали. Бегу и думаю: «Куда спешить? Одна золотая медаль уже в кармане. Хватит, дай и Куцу выиграть!» Да, были такие предательские мыслишки. В общем, не стал я гоняться за Володей. Выиграл он вполне уверенно за 13.48,6, а я был вторым — 13.58,0.
Среди шести сильнейших на обеих дистанциях вся наша компании: Жуков, Пудов, Захаров, Десятчиков, Виркус. Никого из новичков не пропустили.
Вот так я начал тот сезон — четыре крупные победы в Ленинграде, Праге, в Москве и на чемпионате Союза дали мне огромную веру в свои силы. И даже неудачи в Лондоне и на второй дистанции первенства страны не обескуражили, потому что я понимал: мог бы выиграть и здесь.
Я сумел переломить себя. Поверить, что нет на свете стайера, у которого я не мог бы выиграть. А когда эта вера из робкой мечты переросла в каждодневное, естественное состояние, когда я сжился с ней, вросся в нее, ничто уже не могло меня остановить.
Я знал, что могу победить любого стайера мира. Но это вовсе не значит, что в любую минуту, всегда я готов был победить его.
Вот, скажем, я уже почувствовал вкус победы над Куцем, но считать, что Володя у меня в кармане, я, конечно, не мог. Он позаботился о холодном душе на мою горячую голову.
В конце сезона в составе небольшой группы легкоатлетов меня послали на соревнования в Италию. Вскоре в Рим прилетел и Куц, который по дороге из Москвы был в Праге и установил там всесоюзный рекорд на 5 тысяч метров — 13.38,0. Ясно, что Куц снова в отличной форме. В Риме он решил пойти на побитие мирового рекорда. В этом забеге выступал и я. Думать о рекордах мне было рановато — не та подготовка. Я даже всерьез помочь Куцу был не в состоянии. Не мог я лидировать его в рекордном забеге. Да в такой помощи Владимир Петрович и не нуждался. Он сам других таскал к рекорду — Чатауэя, Пири, например. Единственное, что требовалось Куцу, это слышать мое дыхание. Вот и дышал я ему в затылок три километра. Пыхтел, как паровоз, потому что скорость была невиданная. 3 тысячи метров мы прошли за 8.11,0. А мой личный рекорд на этой дистанции — 8.17,0. Но впереди-то еще два километра! Я, как услышал 8.11, сразу словно остолбенел. Ноги отказали. Побежал потише. А Куц, не сбавляя темпа, добежал до финиша. 13.35,0!
Этот мировой рекорд простоял восемь лет! Его только Кларк сумел побить. А у нас в стране к этому рекорду не приближались и вовсе целое десятилетие. Вот что такое Куц!
В 57-м Владимир Петрович в последний раз стал чемпионом страны, в последний раз побил мировой рекорд. На следующий год Куц ушел из спорта.
1958-й год один из самых неудачных моих сезонов, хотя я и умудрился выиграть золото на обеих дистанциях чемпионата страны. Начался год ни шатко ни валко. Был я третьим на кроссе «Юманите» после поляков Здислава Кшишковяка и Станислава Ожуга, выиграл всесоюзные весенние соревнования в Нальчике и первенство страны по кроссу в Москве, проиграл Жукову на Мемориале братьев Знаменских.
Впереди были два серьезнейших соревнования: чемпионат Европы и матч СССР — США. Матч не очень меня беспокоил, потому что у американцем в ту пору совсем не было приличных стайеров. Всю подготовку мы с Никифоровым решили сконцентрировать на чемпионате Европы, к нему нужно было подойти в наивысшей форме, а на других соревнованиях выступать спокойно, в свою силу. Да и весь всесоюзный календарь легкоатлетических соревнований был подчинен первенству Европы и матчу с американцами. На чемпионате страны, который проходил в Таллине, решили не проводить 10 тысяч метров, перенесли их на осень, чтобы не перегружать бегунов.
В Таллине я выиграл довольно легко. Между прочим, помню, как екнуло сердце, когда на старте вдруг увидел Куца. Да, живой и здоровий Куц вышел на старт чемпионата. Союза. Не только вышел, но и, как обычно, повел бег в хорошем темпе. Лидировал он, по-моему, кругов шесть, а потом стали наши ребята уходить от него один за другим. Не тот уже был Куц. Короче говоря, выиграл я спокойно за 13.58,8. Но где-то на дистанции, уже в конце, видимо, повредил ногу. Даже не заметил, когда подвернул. После финиша захромал, разболелся голеностопный сустав. К матчу с американцами мне его, похоже, залечили. Нога чуть-чуть побаливала. Думал, бежать не помешает. Но она меня подвела на первом же круге.
Положение сложилось отчаянное Мы с американцами шли очко в очко. Хуберт Пярнакиви и я обязаны были занять оба первых места на «пятерке». При нормальных обстоятельствах задача несложная. Но Пярнакиви не может лидировать, такой уж бегун. Надо его вести. Будь я здоров — спокойно увел бы его на полкруга от американцев: восемь очков в кармане, а у американцев — три. Но нога такая, что надо сходить. Значит, у меня ноль очков, а Пярнакиви проигрывает одному американцу — три очка. Американцы получают семь очков. Матч проигран. Вот такие лихорадочные мысли роились в моей голове. Решил хоть ползком, но добраться до финиша — получить одно очко. Добрался! А Хуберт выиграл у Деллинджера, одинаковое время показали, представляешь, как рубились. Губу выиграл, успел первым на финише высунуться. В общем, стал счет 6: 5 в нашу пользу. Но такой головомойки, которую мне устроили после финиша, не получал я ни разу. Ругали за то, что не сказал о травме до матча. Это, конечно, справедливо. Любой из наших мог бы легко выиграть, замена была. Я здесь очень легкомысленно поступил и безответственно. О Европе и речи быть теперь не могло. Нашли у меня деформирующим ортроз. Это отложение солей в суставе. Меня заменил в Стокгольме Артынюк. Он хорошо выступил. Занял пятое место с личным рекордом 14.05,6. Венгра Ихароша обыграл, эксрекордсмена мира. А на «десятке» Женя Жуков и Коля Пудов заняли второе и третье места. Тоже неплохо.
Женя-то — тертый калач, а Артынюк совсем еще был тогда желторотым, всего второй год тренировался. Первый раз увидел я его на сборе перед Мемориалом Знаменских. Пришел этакий курносый морячок в форме. Говорит быстро, на украинскую мову сбивается. «Вот кто заменит Куца», — говорит кто-то из ребят. Все засмеялись. Как раз в ту пору газеты особенно часто задавали этот вопрос. А тут пожалуйста — тоже моряк, как и Куц, тоже с Украины. Все сходится.
Шутки шутками, а у парня действительно оказался куцевский характер. Даже, может быть, еще больше куцевский, чем у самого Куца. Володя хоть какую-то базу подготовки имел, прежде чем стал у всех выигрывать. А этот год назад пробежал где-то с моряками «десятку» за 31 минуту и сразу выскочил на Мемориал Знаменских. Да как выскочил!
Никого не спросясь, не разбирая чинов и званий, стал вдруг третьим на «пятерке» и еще отличный результат показал сдуру — 14.09,0.
Исаич влюбился в Сашу Артынюка с первого взгляда. Вот такого зеленого, никому не известного — на чемпионат Европы. Сразу после Стокгольма Саня стал метаться по стране в поисках соревнований. Каждый раз выступал яростно, отчаянно, будто это самое последнее состязание в его жизни и от результата зависят судьбы людей. Он выигрывает Спартакиаду профсоюзов, побеждает всех лучших средневиков в командном чемпионате страны, неожиданно выступив на 1500 метров, выигрывает всесоюзный осенний кросс, опередив Десятчикова и Пярнакиви. Что-то он, конечно, и проигрывал. Но в основном был впереди все время.
Это был первый случай, когда новичок с таким постоянством отбрасывал назад опытных бегунов, по нескольку лет тренировавшихся под бдительным оком Никифорова. Ни разу никто не врывался в нашу компанию. В призерах были одни и те же люди: Куц, Жуков, Десятчиков, Болотников, Пудов, Захаров, Пярнакиви. И вот появился этот нахал Артынюк!
По уверенности в себе, по спортивной злости, по постоянной нацеленности на победу он даже Куца превосходил — это точно. Да и данные у него, пожалуй, были получше, чем у любого из нас. Все-таки «полуторку» выиграл на первенстве Союза, терпеть мог на любой дистанции не хуже известных мучеников Десятчикова и Пярнакиви. И возраст у него был подходящий — с 1935 года он. Значит, 23 года в тот сезон ему было. Режимил он к тому же фанатично — и это важно.
Быть бы Артынюку великим бегуном, одно его подвело — спешил очень. Не выдержал опорно-двигательный аппарат огромной беговой нагрузки. До армии-то Саня спортом не занимался, жил в глухомани в карпатской деревне, где и слова-то такого — спорт — наверное, не знали. А какой же стайерский бег без многолетней базы. Вот и полетели у Сани мышцы и связки. Думаю, что и Исаич здесь чего-то недосмотрел. Короче, уже через год ясно стало, что Артынюк скорее всего не состоится. Но в те редкие периоды, когда Саня избавлялся от своих травы, он успевал многое натворить: кросс «Юманите» выиграл в 61-м году, чемпионат страны по кроссу в 60-м. Оба раза причем у меня выиграл, и оба раза рубились мы с ним в смерть.
Он и в цивильной жизни таким же настойчивым парнем оказался. Стал кандидатом наук, физиологом.
— Вот ты, Петр Григорьевич, обмолвился, что Артынюк вырос в далеком селе. И не один он: Феодосий Ванин, Ардальон Игнатьев, Александр Ануфриев, Иван Чернявский, да и Куц, и ты — смотри, сколько знаменитых бегунов родом из больших и малых сел. А вот среди известных прыгунов или барьеристов едва ли не все горожане. Вероятно, здесь есть какая-то закономерность. Как ты считаешь?
— Есть, конечно. Нелегкий сельский труд, простор, чистый воздух помогли выработать выносливость.
— Не вижу логики. Что же, ты считаешь, что привычка к труду или чистый воздух нужны прыгуну в меньшей степени, чем марафонцу? Нет, причина, видимо, иная.
— Какая же?
— Не знаю. Но закономерность существует. Социологи высчитали, что подавляющее большинство наших сильнейших бегунов, лыжников и велосипедистов родом из деревни. Заметь: это представители видов спорта, где прежде всего требуется незаурядная выносливость.
Есть и еще любопытное исследование. Московский тренер А. Кочарян изготовил прибор, на котором измеряется выносливость спортсменов. Многочисленные пробы, проведенные на сотнях никогда не тренировавшихся подростков, показали, что у сельских ребят и девушек выносливость гораздо выше, чем у их городских сверстников.
— И в чем же дело? Наверное, все-таки в чистом воздухе. В городе ведь дышать нечем. Это не может не влиять на способность к поглощению кислорода.
— Возможно. Мы с тобой предполагаем, строим умозаключения, а серьезный, обоснованный ответ могут дать только учёные на основе эксперимента.
— Не беспокойся, они обоснуют.
— Тоже правильно. А пока что и без обоснований ясно, что на селе нужно культивировать не технически сложные виды легкой атлетики — прыжки с шестом, барьерный бег, метание копья, которые требуют дефицитного оборудования и хороших стадионов, а бег на средние и длинные дистанции. Для кроссов хватит места в лесах и рощах.
— Стадионы, положим, тоже нужны в деревне.
— Конечно, нужны, Петр Григорьевич. Кто же спорит! Но их нет. Имеются футбольные поля, иногда вокруг поля расчищена дорожка. О качестве говорить не приходится. Кое-где и с шестом прыгают, и диск метают — очень хорошо. Но основное внимание надо все же уделять бегу, поскольку это позволит с меньшими затратами охватить максимальное число людей, способных именно к бегу, а не к прыжкам.
— Интересно, есть статистика занимающихся легкой атлетикой на селе?
— Да, есть. 1 миллион 400 тысяч сельских легкоатлетов.
— Что-то многовато. Даже не верится.
— По той же статистике, в штатах сельских спортобществ работает лишь 700 тренеров. Один тренер на 2 тысячи человек! А квалифицированный тренер добивается успехов, если работает с 10–20 учениками. Так что в полтора миллиона поверить трудно.
Учти еще, что в число 700 входят преподаватели сельскохозяйственных вузов и техникумов, работники аппарата сельских спортобществ. Вообще, в сельской легкой атлетике много напущено тумана. Работают там не очень здорово, а видимость создавать научились.
Был я однажды на чемпионате сельских легкоатлетов России, в Краснодаре он проходил. О результатах я не говорю, ниже среднего результаты. Я просмотрел анкеты всех участников соревнований. И не поверил своим глазам. Среди участников не было ни одного (!) тракториста, комбайнера или доярки. Ни одного представителя самых массовых сельскохозяйственных профессий на всероссийском чемпионате легкоатлетов! В каждой команде выступали в основном инструкторы физкультуры, тренеры, преподаватели, студенты. Я так и не понял, что же было в Краснодаре — чемпионат колхозников или инструкторов?
Мало того, на этом сельском чемпионате городских жителей оказалось больше, чем сельских. В команде Кемеровском области все 13 человек из города Кемерова. А вот такой была команда Курской области: три студента, два тренера, бухгалтер госстраха, товаровед. Все из Курска. Лишь одна девушка из села, работает лесником.
Не думай, что чемпионат в Краснодаре — явление исключительное. К сожалению, вполне типичное. Вот что писал журнал «Легкая атлетика» после Всесоюзной спартакиады сельских спортсменов:
«Результаты спартакиады довольно высокие. Однако радовать нас они не могут, так как судить по ним о развитии легкой атлетики на селе было бы грубой ошибкой. Дело в том, что большинство призеров — это пришлый, городской народ, приехавший в сельскую местность уже зрелыми спортсменами. Мастер спорта Т. Ковалевская, завоевавшая три золотые медали, окончила факультет физического воспитания Ставропольского педагогического института и работает в подмосковном совхозе тренером по легкой атлетике. Рекордсмен в метании молота А. Бондарчук числится инструктором Ровенского районного совета общества «Колгоспник». В. Сидоренко — учитель, И. Кабанов — художник. Были среди участников и такие спортсмены, которые, приобретают принадлежность к сельским спортивным обществам только в периоды крупных соревнований».
Я не думаю, что есть какие-то объективные причины, закрывающие сельской молодежи дорогу в большой спорт. Скорее всего дело в плохой организации. В том же Краснодаре я познакомился с преподавателем зооветеринарного техникума села Дубовка Волгоградской области Геннадием Карпенко. Он создал в своем селе клуб бега, на занятия которого съезжались ребята из сел, расположенных на 60–70 километров до Дубовки. Но сельский спорт не должен держаться только на энтузиазме. Для того чтобы в колхозах росли молодые мастера спорта, требуется большая организаторская работа. Прежде всего нужны тренерские кадры для села, очень много тренеров.
— Но только не надо представлять дело так, будто, дав селу какое-то количество тренеров, мы через несколько лет сможем сказать в какой деревне живет и трудится тракторист Вася, который, между прочим, рекордсмен мира по бегу. Все гораздо сложнее. Мы говорим о Ванине, Куце, Артынюке. Но они ведь бывшие селяне. Спортом всерьез они начали заниматься, только когда уехали из своих сел. Мастерами спорта стали, поселившись в Москве или Ленинграде. Мне кажется, что олимпийский чемпион из какой-нибудь Дубовки — это пока утопия. Слишком сложна подготовка бегуна, мирового класса, чтобы ее можно было обеспечить в далеком селе. Хватило бы с сельских тренеров и начальной подготовки бегунов, поисков талантов, доведения их до первого спортивного разряда или даже до мастера спорта.
Не могу сказать, что в сельских спортобществах не осознают своих задач. Сейчас, я знаю, используют такую форму работы. На различных сельских соревнованиях подбирают наиболее способных молодых бегунов и проводят для них кратковременные сборы в Москве под наблюдением лучших специалистов. Некоторые столичные тренеры взяли шефство над наиболее способными бегунами, консультируют их, порой вызывают на соревнования и тренировки. Дунаю, что даже одна эта мера может выявить немало отличных бегунов. Надо только расширять поиск и работать систематически.
— Не пора ли от глобальных вопросов вернуться к твоей спортивной биографии? Мы остановились на травме, закрывшей тебе дорогу на чемпионат Европы. Ты так и не выступал до конца 1958 года?
— Отчего же? Выступал. Розыгрыш золотой медали на «десятке» перенесли на осень и проводили одновременно с командным чемпионатом страны в Тбилиси. Я долго и усердно лечил свою ногу, потом понемногу начал тренироваться. Бегать было еще рано, я ходил. Ходил по 60 километров в день. Так, что спина болела. Потом начал и бегать. Когда пробежал на прикидке «пятерку» за 14.22, меня включили в сборную Москвы.
Мы жили в Сочи, а ленинградцы в Пицунде. Ребята рассказывали, что Женя Жуков твердо решил наконец стать чемпионом страны. Он готовился серьезно, как никогда. Взял напрокат велосипед с мотором и каждый день гонял из Пицунды на птицеферму. Там покупал курицу пожирнее, привязывал ее к седлу и громыхал на своем веломоторе до Пицунды. Потом собственноручно отрубал курице голову и варил себе бульончик.
Ну думаю, сейчас бороться с Женей будет трудно. Однако, хорошо зная впечатлительность Жукова, я раз и навсегда внушил себе, что выиграю у Жени всегда, при любых обстоятельствах. Утром нам бежать, а вечером говорю я Жене: «Если поведешь меня завтра, покажем хороший результат. И серебро будет твоим, это точно!» Он возражает: «Тебя поведешь, а на финише ты у меня выиграешь. Нет, уж лучше я сам по себе, я тоже хочу быть чемпионом!» — «Ну, Жуков, — говорю, — берегись. Так был бы вторым, а теперь и в тройку не попадешь!»
Ушел он бледный, весь в сомнениях. Думаю, полночи ворочался.
— Разве это этично? Надо на дорожке выигрывать, а не в гостинице. Ногами, а не языком.
— Ничего плохого не вижу. Правил я не нарушал, поделился с человеком мыслями о предстоящем забеге. Ну а если говорить серьезно, то у чемпиона нервы должны быть покрепче. Пять минут поговорили — у него уже коленки дрожат.
— Все равно не нравится мне такой разговор.
— Тем не менее он состоялся. Что было, то было. На следующий день был сильный ветер, бежать тяжело. Но я оторвался от всех. Бежал один в хорошем темпе. 29.06,8 — приличный результат.
— А Жуков?
— Третьим пришел.
…Зимой и весной нога давала о себе знать. Лечился я аккуратно, а тренировался очень осторожно. В начале сезона пропустил несколько соревнований. Но потом выступал успешно. Выиграл обе дистанции на весеннем матче, позднее установил всесоюзный рекорд на короткой для меня дистанции — 3 тысячи метров — 8.00,8. Это было в Варшаве на Мемориале Кусочинского. В интересной тактической борьбе с Артынюком и Гансом Гродоцки из ГДР прошел забег на Мемориале Знаменских. Мне удалось победить.
Очень большую ответственность чувствовал за свое выступление в матче СССР — США. На этот раз он проходил в Филадельфии. Мы с Артынюком выступали на 5 тысяч метров во второй день. А в первый бежали Десятчиков и Пярнакиви.
Этот забег стал уже легендой. Но расскажу о нем так, как он представлялся мне. Ребята стартовали в самую жару — 33 градуса в тени. Воздух был как в парной. Такая влажность, что выстиранная майка сутки висела и не просыхала. От металлических трибун жар шел, будто от печки. Бежать, конечно, очень тяжело. Но все было нормально до седьмого километра. Наши понемногу уходили американцы — Труэкс и Сот отставали.
Надо сказать, что «десятка» была последним видом первого дня соревнований. А счет уже был 75:73 не в нашу пользу.
И вот на седьмом километре происходит странное. Сот, уже порядком измотанный, вдруг делает невероятный рывок, обходит Хуберта, а потом и Леню. На что он рассчитывал, сказать трудно. Потому что при жаре и влажности, которая была тогда в Филадельфии, один, даже короткий, рывок моментально приводил организм в нерабочее состояние. Видно, этот Сот от жары совсем обезумел. Хорошо рассуждать сейчас, а тогда этот рывок мог показаться опасным. Все-таки на первом матче американцы отняли у нас очки. Вот Пярнакиви и решил не отпускать Сота. Он бросился за американцем, догнал его. А тот покачался немного и упал. Тут же носилки — в госпиталь. Вообще, в тот день на стадионе носилки были самым популярным транспортом. С трибун то и дело уносили зрителей, получивших тепловой удар.
Десятчиков помучился немного и финишировал первым. А Пярнакиви оказался в тяжелом положении. Рывок доконал Хуберта, но он не позволил себе сойти. Особенно тяжело ему было на последней прямой. Он пробежал ее за минуту! Сто метров за минуту! Его бросало из стороны в сторону, он высоко поднимал колени и молотил ногами дорожку, не продвигаясь вперед. Трибуны были в ужасе. Такой нечеловеческий борьбы никому еще не приходилось видеть на беговой дорожке. Хуберт все же финишировал. Судьи тут же в клочья разодрали его майку — на сувениры. Труэкс был третьим тоже потерял сознание после финиша.
Надо признаться, на нас с Артынюком этот бег произвел тяжелое впечатление. Мы понимали, что на следующий день могли оказаться в положении Пярнакиви.
Нас пугали Деллинджером. Говорили, что он в отличной форме. Но мы с Артынюком легко убежали от него, выиграли у американца полминуты. Темп был ровный и мучиться не пришлось. На финише мы с Саней даже ускорились, и я у него выиграл грудь.
Не стану рассказывать подробно, но концовка сезона прошла хорошо. Я выиграл на матче с Польшей, потом на матчах с ФРГ и Великобританией. Две победы одержал в финале II Спартакиады народов СССР.
В ту осень еще одна важная победа была. В Осло встретился с Гордоном Пири.
Конечно, вершиной для Пири был 1956 год, когда он установил мировой рекорд и соперничал с Куцем. Но и перед Римом этот англичанин был очень опасен. На Британских играх Пири стал чемпионом на 1500 метров, это говорило о многом. Он усердно тренировался на стайерских дистанциях и, помню, заявил: «Результаты 13.30 и 28.20 вполне возможны. Это услуга, которую я собираюсь оказать легкой атлетике». Напомню, что оба результата были выше мировых рекордов.
Разумеется, здесь не обошлось без звона, который обожал этот Пири, но и основания для таких заявлений у англичанина были. Не назову точных цифр, но помню, что перед Римом Пири показывал очень высокие результаты. Да и возраст его был в ту пору вполне подходящим для стайера. Пири на год моложе меня.
О его спортивном пути в свое время много писали, потому что этот путь был необычным. Бегать Гордон начал лет с шести, а в десять участвовал в кроссе на 6 миль. Даже сейчас так не бегают, хотя и известно, что ребенок — это потенциальный стайер. А в те времена даже сторонники ранней специализации в спорте упрекали родителей Гордона в бесчеловечном отношении к ребенку. Говорили о возможном инфаркте, сердечной недостаточности, нервном и физическом истощении. Но ничего этого не было. Пири рос здоровым парнем, тренировался регулярно. Вообще, надо отдать ему должное — трудолюбивым бегуном был Пири. В возрасте, когда я еще не думал, не гадал, что стану бегуном, Пири ежедневно тренировался по 3–4 часа, мировой рекорд на 6 миль установил.
К Олимпиаде в Мельбурне у него был стаж беговой работы почти двадцать лет. Представляешь, какая это база выносливости! Не помню случая, чтобы у Пири были травмы — тоже результат многолетних тренировок. И скорость у него отличная: перед Мельбурном повторил мировой рекорд на 3 тысячи метров, перед Римом стал чемпионом Британских игр на «полуторке». Единственное плохо — «звонил» много. И по делу, а чаще всего без дела. Дошло до того, что он даже на Куца наговаривать начал. Этого ему не простили. Испортил он память о себе.
В Осло он легко проиграл, без борьбы. Не знаю, в чем дело. Отпустил меня с самого начала и даже не пытался догнать. Я не огорчился. Мне нужно было еще раз доказать себе, что способен выиграть у любого.
Это было последнее выступление в предолимпийском сезоне. Потом после небольшого отдыха уехал я в Карпаты. Там готовились к 60-му году все наши бегуны.