Прощание

Прощание

Было лето 1963 года, последнего года физического присутствия Возлюбленного Папы с нами. По милости его мы с женой в очередной раз приехали в ашрам. Апрель – месяц рождения Папы, и было так чудесно оказаться тогда в ашраме. Хотя и не устраивалось никаких специальных торжеств, но там был Папа, и войти утром в его комнату и склониться к его ногам было великой радостью. Мы вошли к нему ранним утром и были встречены его чудесной улыбкой. «Вы сегодня так рано, по какому же это случаю?» – спросил Папа. «Но сегодня ведь день рождения Папы, разве не так?» – сказал я с фамильярностью, которая была моей привилегией в течение трех последних десятилетий.

«Что уж тут такого особенного в дне рождении Рамдаса, – снова спросил Папа, – не выросла ли у него за эту ночь парочка рогов? Он встает как обычно, пьет свой утренний кофе, диктует письма, а потом выходит из комнаты. Чем же так отличается этот день?» – настойчиво спрашивал Папа, и чудные озорные искорки сияли в его глазах.

«Для нас это особый день, Папа», – ответил я. Мы оба теперь сидели на полу у его стула. «Он дает нам лишнюю возможность выразить благодарность». «Выразить благодарность? – воскликнул Папа, широко открыв глаза. – За что?» «Вознести Господу благодарность за то, что Он дал нам Папу», – сказал я с вытянутым лицом, хотя, наверное, должен был смеяться от шутливо-серьезного юмора Папы. «И как долго собираетесь вы вот так благодарить Господа?» – спросил Папа. «Многие, многие годы, Папа», – сразу же сказал я, хотя что-то в тоне Папы, в его глазах, ставших печальными, заставило меня вздрогнуть. Папа, пожалуйста, скажи, что ты благословляешь мою молитву о «многих, многих годах», просил я молча. Но Папа, не откликнувшись, переменил тему.

Для Папы это был всего лишь обычный день, но после моего утреннего разговора с ним этот день приобрел особое значение. Я отчаянно пытался избавиться от леденящего чувства, которое не покидало меня. «Папа, – сказал я, снова привлекая его внимание, – на следующей неделе – мой день рождения, и я чувствую себя благословенным оттого, что нахожусь в ашраме».

«Сколько тебе будет лет?» – спросил Папа с улыбкой. Я назвал свой возраст, и Папа кивнул головой. «О да, ты на один год моложе ашрама, ведь так? Рамдас помнит тот день, когда ты родился. Твоя мать очень хотела коснуться стоп Рамдаса, но она не могла подняться с постели и потому настояла, чтобы он встал на скамейку. Потом ей не терпелось как можно скорее принести тебя в ашрам и, не вняв советам старших, она все-таки принесла тебя сюда, когда тебе было всего несколько дней. Положив «сверток», в котором ты находился, к стопам Рамдаса, она попросила, чтобы он благословил тебя. "Благословение Рамдаса уже на нем", – сказал он. Но она не успокоилась, пока Рамдас не поднял тебя и не взял на руки. Так велика была ее преданность», – сказал Папа.

Трепет охватил все мое существо, когда Папа вспоминал те далекие дни, находящиеся за пределами моей памяти. Леденящее чувство, только что меня посетившее, исчезло, на лице Папы появилось выражение невероятной нежности, а его глаза смотрели далеко-далеко, будто он видел сквозь меня нечто запредельное.

«Твоя мать «вырвала» у Рамдаса обещание, что он будет заботиться о тебе, – заметил Папа и добавил с огоньком в глазах: – Как ты думаешь, он сдержал обещание?» «Папа!» – воскликнул я, но из-за волнения не смог продолжать.

«Когда Рамдас дает обещание, что возьмет на себя заботу о ком-то, когда он, так сказать, ставит на кого-то свою «печать», это не следует понимать в материальном смысле, – сказал Папа. – Земные блага, конечно, его не обойдут, но главная забота Рамдаса, да нет, единственная его забота, – это духовное развитие его последователя.

И это правда, что величайшее благословение, которое может дать святой своему ученику, – это благословение на многие жизненные трудности, так как только в минуты испытаний ваш ум обращается к Тому, кто обитает в вашем сердце, и вы, обретя смирение, входите в Его царство. Главным камнем преткновения на пути духовного роста человека является его эго, его гордыня, чувство, что это он делает то или иное, что "это – мое". Бог в своей бесконечной милости приносит в жизнь человека горестные минуты для того, чтобы он, отчаявшись, мог обратиться к своему Создателю и все свои мысли сосредоточить на Нем. Самый верный способ помнить о Нем – повторять Его имя. Когда ваше эго сокрушено и повержено в прах, когда вы осознаете – через Рамнам, – что только Он имеет значение и ничего больше, тогда наступает в вашей жизни переломный момент, и Он начинает проявлять себя во всех ваших действиях. А до этого человеческое существо обречено проходить через все подъемы и падения, страдая от всевозможных жизненных невзгод. Но истинно преданный Богу стремится к этим невзгодам и принимает их, когда они приходят, ибо они ускоряют его движение к Богу. А вы, люди, пишите Рамдасу о том и о сем, просите его благословить то или иное мирское начинание! Никто не просит у Рамдаса благословения на еще большие трудности и большее познание Бога». Папа смеялся, когда произносил эти слова, и почитатели смеялись вместе с ним.

«Итак, «остерегайтесь» благословения святого, – продолжал Папа с улыбкой. – Когда искатель приходит к святому, тот воспринимает его не как почитателя или ученика, а смотрит вглубь него, узнавая себя в другом человеке. Если реализовавшаяся душа поднимает руку для благословения, знайте, что она благословляет вас не на что-то преходящее, но на высший удел всех людей – единение с Богом. Правда и то, что когда почитатель страдает от болезни, благословение святого «срабатывает» магически и исцеляет его, – в том случае, если почитатель обладает глубокой верой. Святой имеет дело лишь с развитием души, и все его благословения направлены на это и ни на что больше. Если он достигает Всевышнего, разве не естественно, что сердце его открывается всему страдающему человечеству и он желает, чтобы все люди также разделили это несказанное божественное блаженство?

Рам посылает в этот ашрам самых разных людей. Иногда хорошо осведомленные друзья предупреждают, что некто, едущий в ашрам, имеет репутацию дурного человека, много грешившего. Вы думаете, что Рамдас будет избегать встречи с ним? Напротив, когда подобный человек оказывается с ним лицом к лицу, стоит перед ним, преклоняет перед ним колена, Рамдас видит в нем только Божественное, более того, он обращается к нему как к возлюбленному Раму: "О Рам, какие удивительные маски и роли Ты себе выбираешь!" Даже так называемые "худшие из людей" не смогут не сбросить с себя маску «зла», как выбрасывают грязную одежду, когда внутри у них пробуждается божественное начало. Для Рамдаса в мире нет зла и нет места или человека, которые были бы полностью погружены во мрак. В каждом и во всем он видит только божественную Мать, Шакти, играющую в свои игры (лилы) в различных обликах и ролях.

А что касается самого Рамдаса, он – блаженное дитя Матери, дитя, которое будет играть данную ему Матерью роль, пока она не призовет его снова в свои объятия».

Этот день рождения Папы, столь памятный для меня, прошел в бхаджанах и Рамнаме, в чудесных прогулках по ашраму с Папой, во время которых он учил нас в своей излюбленной манере – смешными историями и притчами, всевозможными шутками, приучая нас смеяться над своими глупостями и слабостями. Через несколько дней прошел и мой день рождения, о котором я имел смелость сообщить Папе, потом прошел еще один проведенный вместе с Папой день, и воспоминания о нем останутся у меня на всю оставшуюся жизнь.

В то утро, когда я простерся ниц перед Папой и попросил его благословить меня, он произнес в ответ знакомые слова: «Благословения Рамдаса всегда с тобой, чего ты боишься?» Я поднял голову и, посмотрев на Папины стопы – приют всех его почитателей, – подавил слезы, набежавшие мне на глаза. Я так много хотел сказать Папе, но не смог произнести ни слова. Подняв голову, я только смотрел на его приветливое светлое лицо с нежно-розовым румянцем, добрую улыбку и ласковые глаза, которые запечатлелись в сознании всех, кто приходил к нему.

Прошло два дня, и настало время моего отъезда из ашрама. В эти два дня я хотел хотя бы ненадолго остаться наедине с Папой, чтобы выразить ему все, что было у меня на сердце и получить у него еще одно благословение на три моих сокровенных желания. Но такой возможности мне не представилось, и как-то неожиданно пришло время уезжать.

По мере того как стрелки часов в комнате Папы быстро приближались к той минуте, когда должно было подъехать такси, чтобы увести нас с женой на станцию, я все больше терял самообладание. В спешке набросав на листке бумаги три своих желания, я, коснувшись Папиных стоп, протянул ему листок. «Папа, – сказал я, снова борясь со слезами, хлынувшими из глаз, – пожалуйста, исполни их». Папа развернул листок и с улыбкой прочел написанное. Потом он взглянул вниз на меня, его улыбка стала еще шире, и он спросил: «Ты хочешь, чтобы Рамдас сохранил этот листок или достаточно того, что он это прочел?» «Достаточно, что Папа читает это и благословляет Меня», – сказал я дрожащим голосом.

Продолжая смотреть на меня, Папа разорвал листок на мелкие аккуратные кусочки и бросил их в стоявшую у его стула корзинку. Потом он слегка кивнул головой. «Пусть так и будет», – сказал Папа с радостной и обнадеживающей улыбкой. Никогда в жизни не чувствовал я себя таким счастливым. И когда я простерся у его стоп, я ничего у него не просил, но Папа по собственному почину поднял свою благословляющую руку и погладил меня по голове.

«Не беспокойся, – сказал он, – на вас обоих всегда будет благословение Рамдаса».

Прошло пять долгих лет (писалось это в 1968 году) с тех пор, как я видел Возлюбленного Папу в последний раз, – пять долгих лет мне так недостает его, когда я приезжаю в ашрам; пять лет воспоминаний о нем и о том, чего он ждал от нас. Он один знает, в какой мере не оправдали мы его ожиданий, но у нас, его детей во всем мире, вечно будут звучать в ушах его слова: «Не беспокойтесь, на вас всегда будет благословение Рамдаса».

Пусть это великое благословение – величайшее из всех благословений – приведет нас всех к Папе.