ПОДВИГ В УРАЛЬСКОМ НЕБЕ
ПОДВИГ В УРАЛЬСКОМ НЕБЕ
НАД ПШЕНИЦЕЮ СПЕЛОЙ ЛЕТАЮТ СТРИЖИ —
ПО-НАД БЕЙСУГОМ ПТИЦЫ ЛЕТАЮТ.
А ВИХРАСТЫЙ МАЛЫШ ГРИША БАХЧИВАНДЖИ
О ПОЛЕТАХ ГРЯДУЩИХ МЕЧТАЕТ.
ДЕТСТВА ГОДЫ ПРОШЛИ.
ВОТ И СКАЗОЧНЫЙ ВЗЛЕТ
РЕАКТИВНОЙ НЕВИДАННОЙ ПТИЦЫ.
ЭТОТ ПОДВИГ СВЕРШИЛ ПЕРВЫЙ В МИРЕ ПИЛОТ
ИЗ КУБАНСКОЙ КАЗАЧЬЕЙ СТАНИЦЫ.
…ЕГО ПОДВИГИ В ПАМЯТИ НАШЕЙ СВЕЖИ.
БЫЛ ОН СКАЗОЧНО ХРАБРЫМ, ПОВЕРЬТЕ.
ЖИЗНЬ ГЕРОЯ — ГРИГОРИЯ БАХЧИВАНДЖИ —
ЭТО ВЗЛЕТ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ, В БЕССМЕРТЬЕ.
С. Гребенников
Вот уже пятнадцать лет к каждому Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР приходят ко мне поздравления из поселковой школы Малого Истока, что под Свердловском.
Уже давно повзрослели первые корреспонденты, помощники и соратники. Сегодня пишут их дети, пионеры первой в Союзе дружины имени Героя Советского Союза летчика-испытателя Григория Яковлевича Бахчиванджи… Теперь Героя Советского Союза… Теперь человека всемирно известного, чье имя носят школы, музеи, улицы не только на Урале, и даже кратер на Луне. А в павильоне «Космос» ВДНХ СССР можно увидеть его фотографию рядом с портретом С. П. Королева.
Но таким известным человек этот стал лишь спустя годы и годы после подвига. Только через 30 лет, в 1973 году, пришло к нему звание Героя Советского Союза. И этому предшествовал большой поисковый труд многих: летчиков, рабочих, журналистов, школьников. Мне посчастливилось участвовать в нем.
Вот тогда-то в общих радостях и заботах родилась дружба со школой, что жива и по сию пору.
Стоит школа № 60 теперь на улице Реактивной, а приходят в нее ребята и с Ракетной, и с Бахчиванджи. Встречает их в коридоре, у входа в музей, гипсовый летчик. Всегда живые цветы у памятника. Уже пятнадцать лет, ежедневно.
Тогда, в конце 60-х годов, наш телевизионный фильм «Воспоминания о летчике» увидели жители не только всей страны, дважды его тиражировали для зарубежных зрителей. Он был удостоен премии ЦК ВЛКСМ и — главное — послужил серьезным документом при рассмотрении Президиумом Верховного Совета СССР ходатайства уральских рабочих о присвоении летчику-испытателю звания Героя Советского Союза. Для меня же и сам поиск, и создание фильма, телевизионной передачи, корреспонденции были первой серьезной журналистской работой.
Конечно, сегодня, по прошествии стольких лет, иначе хотелось бы написать материал, иначе видятся события, характеры их участников. Издана уже и книга о Бахчиванджи. Но мне бесценно дороги записи именно тех лет — рассказ не только о Герое, но и простых людях большого долга, сердца и памяти, чьими заботами вновь вернулся Г. Я. Бахчиванджи в нашу жизнь.
* * *
Мы летим на Кубань. В чемоданчике, осторожно поставленном в багажную сетку, груз необыкновенный — рыжеватая земля. Вчера вечером мы взяли ее с могилы. Вчера же Игорь выкопал в лесу у аэродрома четыре березки, и теперь мы молим, чтобы желтые, уже тронутые морозом листья, удержались на шатких ветках.
Мы сильно взволнованы. И горды. Завтра, когда белое полотнище соскользнет с памятника, мы… впрочем, скорее всего мы не сделаем ничего. Правда, я, наверное, заплачу. Мне простительно: я женщина. Ну, а Игорь и Станислав несомненно выдюжат. «Иначе и не могло быть», — будет написано на их лицах. А пока мы одни в хвосте самолета и можем не таиться друг от друга. Мы рады, просто по-человечески рады. Это победа. Это справедливость. Он заслуживал этого давно.
Мы летим сегодня на реактивном самолете. А ведь он тоже был летчиком. И поднимался с той же взлетной полосы, что и Игорь. И тоже на реактивном самолете. Только второй такой машины тогда не было ни на одном аэродроме мира. Не он, а другие узнали космос. Но ведь он просто не дожил до этого времени. Космонавт № 1 недаром в юности мечтал быть его однополчанином. Теперь его называют «старшим братом космонавтов», и завтра на его родине будет открыт памятник.
А все началось с чемоданчика, с которым штурман Катенев в один прекрасный день появился у нас в редакции. Впрочем, так началось все для меня. В дневнике же Игоря Катенева первые записи датированы гораздо раньше.
ЛЕТЧИКИ ПРИНИМАЮТ РЕШЕНИЕ
…Около двадцати лет оставались безымянными три могилы на маленьком уральском кладбище. Однажды прилетели из Москвы военные, привезли скромный памятник и узнали любопытствующие прохожие, что в трудные фронтовые дни были погребены в этой тыловой земле военные летчики-испытатели. Лишь одна фамилия из трех могла что-то рассказать людям. И то немногим. Мало кто знал тогда имя пионера ракетного летания Григория Яковлевича Бахчиванджи.
Через некоторое время на свет появился вот этот документ.
ПРОТОКОЛ
профсоюзного собрания летного подразделения
Уральского управления гражданской авиации
Коллектив коммунистического труда подразделения постановляет:
1. Увековечить память о пионере ракетного летания Григории Яковлевиче Бахчиванджи. Добиться установления памятника ему.
2. Поручить сбор материалов, рассказывающих о жизни этого замечательного человека, его подвиге, штурману самолета ИЛ-18 Игорю Павловичу Катеневу.
А еще через месяц произошла наша первая встреча с Игорем Катеневым, встреча, переросшая в крепкую дружбу, скрепленную совместным поиском, радостями и разочарованиями, большой и трудной целью.
Уже в тот день Игорь пришел в редакцию не с пустыми руками. В летном чемоданчике, помимо нескольких газетных информации и фотографий, лежала красная коленкоровая папка, свыше ста прошнурованных страниц: воспоминания, документы, письма. И хотя были они порой противоречивы и разрозненны, но от них тянулись нити к людям, которые лично знали Григория Яковлевича, были свидетелями его подвига.
Как же попала эта бесценная папка к Катеневу?
Среди трех военных, которые весной 1962 года привезли на уральское кладбище скромный памятник, был друг и сослуживец Бахчиванджи — подполковник Аркадий Ефимович Мусиенко. Вот со встречи с ним и решил начать свой поиск Игорь Катенев.
В один из полетов в Москву он узнал в справочном бюро его адрес, а еще через некоторое время позвонил в дверь дома на Котельнической набережной. Но Игорь опоздал. Дверь открыла вдова Мусиенко. Аркадия Ефимовича схоронили несколько месяцев назад.
Скромный военный инженер Аркадий Ефимович Мусиенко ни разу сам не поднял в воздух машины, но когда друзья качали победителей, он знал: в их победы вложен и его труд. Мечтой Мусиенко была книга о мужестве летчиков-испытателей. Многие годы, десятилетия ушли у него на сбор материалов.
Последнее время он отдал жизни Григория Яковлевича Бахчиванджи. Но ему не суждено было завершить свой труд. Перед смертью он показал жене на ящик дивана: «Катя, в нем сокровище, которому отдал я жизнь. Верю, что оно понадобится людям. А за папкой о Бахчиванджи наверняка придут уральцы».
Всю ночь просидели у дивана, разбирая архив, Екатерина Александровна и Игорь Катенев. Чисто женское чутье помогло Екатерине Александровне увидеть в Игоре человека самозабвенного, одержимого, такого, каким был и ее покойный муж.
Папка за папкой, страница за страницей, жизнь за жизнью — казалось, вся история авиации прошла перед ними за те долгие часы. Когда куранты отзвонили утро, штурман Катенев поклялся памяти Мусиенко, что завершит начатый им труд.
В НЕБЕ УРАЛА
Когда Константин Эдуардович Циолковский предложил жидкостно-реактивный двигатель-ракету, заявив о возможности его использования для межпланетных перелетов, Гриша Бахчиванджи еще делал первые шаги по земле. А когда страна хоронила выдающегося ученого, летчик-испытатель НИИВВС, капитан Бахчиванджи уже был готов ценой жизни доказать его идею о том, что «за эрой аэропланов винтовых должна следовать эра аэропланов реактивных».
…15 мая 1942 года в уральском небе раздался первый реактивный гром, и маленький самолет-ракета, оставляя за собой шлейф огня, мгновенно устремился ввысь. На самолете испытывался новый двигатель, сыгравший огромную роль в техническом перевооружении авиации. Это был прообраз современных космических гигантов. Пилотировал машину человек большой смелости и упорства. Дав путевку в жизнь ракетоплану, совершив переворот в истории авиации, Григорий Яковлевич погиб при одном из испытаний, впервые в мире достигнув звуковой скорости.
В папке, которую Игорь Катенев принес в редакцию, были собраны воспоминания очевидцев первого полета, создателей самолета и двигателя. Крупные ученые цифрами и фактами доказывали то, что впоследствии было заключено в скупую строку: «Открыл новую эру в авиации».
Вспоминает заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук, профессор, генерал-лейтенант запаса В. С. Пышнов:
— На меня возложили почетную и очень ответственную задачу — председателя комиссии, которая должна была выпустить в воздух первый реактивный самолет. В этом самолете все необычно: вместо привычного двигателя с винтом, на самолете в самом хвосте стояла камера сгорания ракетного двигателя. В фюзеляже помешались баки с новым жидким топливом.
…Все готово к первому полету. Летчик Бахчиванджи садится в самолет. Взгляды всех обращены к реактивному соплу. И вот из него вырвалось сначала слабое пламя, а затем раздался оглушительный рев. Огненный факел вытянулся в длину на 3—4 метра. Самолет тронулся. Быстро ускорив движение, он побежал по взлетной полосе, легко оторвался и стал набирать высоту.
Сейчас мы очень хорошо представляем значение этого полета: он послужил толчком к тому, что большинство специалистов переключились на реактивную технику.
Самолет БИ-1 — по существу пилотируемая крылатая ракета, и первый его полет весьма напоминал полет ракеты, хотя запас импульса был еще невелик. Имя энтузиаста этого полета, летчика Григория Яковлевича Бахчиванджи, занимает достойное место в истории как предшественника наших замечательных космонавтов.
Вспоминает главный конструктор самолета, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук, профессор, генерал-майор запаса В. Ф. Болховитинов:
— Создавая первый реактивный самолет, мы, конструкторы, прекрасно знали, какие большие трудности нас ожидают. Все было ново и неизведанно. Это трудности получения новых скоростей, получения и доводки ракетного двигателя большой мощности, трудности, связанные с освоением нового топлива. Но все это — полдела. Главное — душа самолета, его летчик.
Нам повезло. Григорий Яковлевич Бахчиванджи — человек большой смелости, дерзкой отваги, испытатель многих типов самолетов, именно он дал путевку в жизнь многим авиационным моторам и авиационным «катюшам». Это удивительный человек. Вот таким, каким мне сейчас вспоминается, даже внешне он напоминает Ю. А. Гагарина. Он так же задорно улыбался, просто себя держал, и я думаю, что он так же много знал и был не менее смел, чем Юрий Алексеевич Гагарин.
У нас не все шло гладко, случались и неудачи, неприятности. Плохо, когда летчик-испытатель до начала полета на новом самолете услышит о какой-то аварии, случившейся на нем. А Бахчиванджи сам попал в тяжелую аварию. На специальном стенде, имитирующем фюзеляж ракетного самолета, взорвался двигатель.
И вот я стал думать, каково летчику? Откровенно говоря, я сильно волновался — устоит ли его психика. И если до аварии многие не верили в успех нового ракетного двигателя, то теперь почти все сказали одно: пора кончать. И каково же было наше удивление, когда летчик, еще в бинтах, в больнице, сказал нам, что верит в победу, просил как можно быстрее собрать новый двигатель, говоря, что готов к повторным летным испытаниям.
Так мужество Бахчиванджи, его выдержка сохранили для мира идею ракетного двигателя, а его полеты убедили всех, что ракеты могут летать.
Разыскать в Москве создателей самолета и двигателя было делом нетрудным. Сейчас это видные ученые, лауреаты Государственных премий, воспитавшие не одно поколение своих учеников.
А тогда, в грозный 1942-й, и Леониду Степановичу Душкину, и Алексею Михайловичу Исаеву, и Алексею Яковлевичу Березняку едва ли перевалило за 30. Старше своих коллег был лишь Виктор Федорович Болховитинов.
Много лет прошло с того напряженного, сурового времени, много новых свершений, больших и сложных, принадлежит этим людям. Но свято хранит их память образ человека, который ценой своей жизни утвердил для мира их идею.
Недаром Леонид Степанович Душкин в первую же встречу с Катеневым достал из своего архива и передал ему кинопленку, которую хранил четверть века.
Живой, веселый Бахчиванджи улыбается с экрана. Вот он последний раз пожал руки товарищам, уверенно подошел к самолету, поправил кожаный реглан, очки, легко забрался в кабину, опустил фонарь. Два человека вывели самолет на старт.
Мгновение — и гаснет в небе пламенный след.
Не так снаряжают сегодня в путь космонавтов, и маленький фанерный БИ-1 совсем не похож на современный реактивный самолет. Но именно на нем, легко помещавшемся под крылом рядового бомбардировщика, была впервые в истории достигнута звуковая скорость. И именно от этой «малютки» ведут свое происхождение сегодняшние космические корабли.
ТАМ, ГДЕ РОЖДАЛСЯ БИ-1
Маленький уральский поселок затерялся среди гор. Расположенный вдали от столбовой дороги истории, он и не претендовал на какую-то особую роль. Да и история лишь дважды вспоминала о нем. Один раз, когда литейный заводик посетила императрица Екатерина. Второй — спустя два столетия, когда в грозные дни Великой Отечественной войны принял он коллектив авиаконструкторов. Время тогда было тревожное, напряженное. Работали люди на совесть, не чувствуя усталости и не всегда точно зная, что именно делали. Ясно, что для фронта, для уничтожения фашистов. Правда, поговаривали тогда в народе, что один самолет-то и собрали за все время, вроде маловато. Ну, а что это за самолет — знали лишь конструкторы да кудрявый смешливый летчик, который в декабре 41-го появился на заводе.
Невелик поселок, все знают друг друга сейчас, знали и тогда весельчака, остроума Жору. Прилетая в поселок, он сажал свою машину прямо на замерзший пруд, и даже взрослые, не говоря уж о ребятишках, сбегались посмотреть на этого храброго человека.
Когда мы с Игорем Катеневым появились в парткоме завода, Петр Яковлевич Махмутин искренне удивился: «Первый реактивный у нас? Вы что-то путаете, товарищи. А впрочем…»
Через час собрались у секретаря ветераны, в основном, женщины-работницы, трудом которых в годы войны создавалась удивительная машина. Пошли по рукам привезенные нами фотографии. Кто-то узнал себя, друзей, завод. Нашли даже точку в цехе, с которой 15 мая 1942 года, в день полета Григория Яковлевича, неизвестный фотограф снял цеховой митинг. «Привет капитану Бахчиванджи, первому в мире совершившему полет в новое» — плакат был протянут через весь цех, его ясно видно на пожелтевшей от времени фотографии, переданной нам совсем в другом конце Союза.
А вечером, казалось, весь поселок спешил в клуб. Всего несколько минут демонстрировали мы кинокадры, сохраненные профессором Душкиным, но люди смотрели их с большим волнением. Спустя четверть века встретились рабочие со своим детищем. Вставали из зала те, кто вместе с Григорием Яковлевичем оживляли машину, рассказывали о нем, о тех днях.
РАНЮК ВКЛЮЧАЕТСЯ В ПОИСК
Кто знает, как раскручивалась бы нить поиска дальше, ответь в тот день на телефонный звонок из Краснодара кто-нибудь другой, а не Александр Тарасович Ранюк. Далеко в трубке неизвестный человек, назвавшийся штурманом Катеневым, спросил Ранюка, что знает он о Григории Яковлевиче Бахчиванджи. Председатель сельсовета Ранюк к этому вопросу готов не был: о Бахчиванджи он не знал ничего. В остальную минуту разговора он успел догадаться, что человек, за которого так горячо ратовал неизвестный штурман, — личность замечательная, раз, и к станице Бриньковской имеет отношение самое прямое, два.
На этом разговор оборвался. И еще долго удивлялись телефонисты в Краснодарском аэропорту, вспоминая странное поведение своего клиента: 35 минут ждал он соединения со станицей, а разговаривал только две. А было все просто: ИЛ-18 стоял в Краснодаре 40 минут.
Кто знает, как сложились бы дела дальше, имей Александр Тарасович Ранюк иной склад характера. Краевед, журналист и председатель сельсовета, Ранюк был человеком увлеченным, одержимым и упрямым. Уже несколько лет писал он книгу о родном крае, о суворовском генерале Бринькове, основавшем это урочище; о героических делах своих однополчан в годы войны и мира. Но о Бахчиванджи он слышал впервые.
И Ранюк включился в поиск.
Вскоре после революции 1905 года появился в приазовской казачьей станице Бриньковской «инородец» Яков Бахчиванджи, рабочий, пролетарий, мастер на все руки. Поступил на мельницу механиком. Вскоре женился на дочери бедного казака. Когда Грише было три года, мать умерла. Воспитывала его Агнеса Степановна Бахчиванджи, вторая жена отца. К этому времени семья переехала в соседнюю станицу Ахтари.
Разыскал Александр Тарасович людей, которые хорошо помнили семью Бахчиванджи, их соседей по дому. Помогали ему пионеры, красные следопыты. Семью Якова Бахчиванджи в станице больше помнили под фамилией Садовниковы. В самом деле, бахчи — сад по-болгарски. И вполне вероятно, что выходец из болгарского поселения на Кубани Яков Иванович сам перевел свою фамилию на русский лад. Значительно позже подтверждение этой версии мы нашли в семье Бахчиванджи.
Обо всем этом Ранюк написал неизвестному штурману Катеневу. И через пять дней получил телеграмму, из которой явствовало, что сегодня в пять часов дня в Краснодарском аэропорту его ждет Катенев: следует лететь в Свердловск на заседание, посвященное памяти его земляка.
Пора в станице была горячая, страдная. Но станичники решили: пусть Ранюк едет. К исходу дня в Краснодарском аэропорту появился высокий сутуловатый человек с папкой. Терпеливо ждал он неизвестного Катенева. Но час проходил за часом, а тот не появлялся. Наконец, запасшись билетом на последний рейс, Александр Тарасович стал обдумывать обстановку. Обдумывать пришлось долго: рейс задерживался. Когда же, наконец, была объявлена посадка и так ничего и не решивший Ранюк пошел к посадочным вагончикам, аэропортовское радио предложило ему встретиться у справочного бюро со штурманом Катеневым. Так они встретились. Два совершенно разных человека, с одинаковой душой. Друг другу они понравились с первого взгляда.
Капля за каплей, факт за фактом пополнялось наше досье. Появились новые документы, фотографии. Нашими активными помощниками стали пионеры. Телефон на моем столе звонил без конца. Мне советовали. Мной руководили. Мне, наконец, приказывали.
— Оксана Сергеевна? — спрашивал веселый пионерский голос. — Мы разыскали сослуживца Бахчиванджи В. Я. Бессалова. Завтра в 11 часов он будет у вас.
— Редакция? Мы познакомились с А. М. Кутьиным. Он знал Бахчиванджи. Завтра в…
Они очень много сделали, наши быстроглазые помощники. Они буквально за неделю перевернули весь город. Они горели, они жили этими событиями. Их пионерская дружина боролась за право носить имя летчика-испытателя.
А в мастерской молодых скульпторов Валентины и Владимира Грачевых тоже полным ходом шла работа. По фотографиям они создавали образ человека, которого никогда не видели. Работали на энтузиазме, полностью на общественных началах. И с нетерпением ждали каждого прилета Игоря, каждой новой фотографии, факта.
В ПУТЬ-ДОРОГУ
Шла запоздалая уральская весна, когда мы, нагруженные кино-, звуко- и светоаппаратурой, отправились в путь. Теперь с нами были трое операторов. А это верный признак того, что телепередача уже не за горами. Действительно, через две недели зажглось привычное табло «Передача идет», и мы с Игорем стали рассказывать о том, что удалось нам узнать за последние месяцы и эту неделю о человеке, с которым все последнее время и во сне, и наяву связаны наши мысли. Но пока от той передачи нас отделяли шесть тысяч километров дорог.
Начавшись на южном берегу Азовского моря, на родине Григория Яковлевича, наш путь должен был завершиться на северном, там, где по не совсем проверенным данным могла жить семья Бахчиванджи.
Станица Бриньковская. Земля Кубани. Здесь, на азовских берегах, прошло Гришино босоногое детство. Может, этот седой разливистый Бейсуг научил мальчика упорству и твердости? Или штормовой ветер с Азовского лимана вдохнул в него ум и сноровку? Или песни, предания старых казаков донесли до него мудрую смелость его дедов?
Станица встретила нас ароматом цветущих садов, теплом и рыбой. Шла весенняя путина, и приметы этой страдной поры заявляли о себе на каждом шагу.
Из всех незабываемых встреч той весны нас ждала здесь, пожалуй, одна из интереснейших. Откликнулся на наше приглашение и прилетел в станицу генерал-майор авиации запаса Петр Михайлович Стефановский — командир полка летчиков-истребителей, в котором начинал Великую Отечественную войну Григорий Яковлевич Бахчиванджи. До этого мы были знакомы с Петром Михайловичем заочно.
Мы знали, что Петр Михайлович — один из старейших испытателей страны, впервые в мире выполнивший фигуры высшего пилотажа на реактивном самолете. 304 типа машин испытал Герой Советского Союза летчик Стефановский. Наша телеграмма оторвала его от книги «304 неизвестных», над которой он работал.
Послушать прославленного командира собралась, кажется, вся округа — тысячи людей приехали из соседних станиц. Митинг состоялся на площади, у братской могилы солдат и офицеров, погибших в боях за Бриньковскую.
О чем рассказал Герой Советского Союза генерал-майор авиации запаса П. М. Стефановский:
— Бахчиванджи был летчиком, командиром звена и командиром эскадрильи истребительного авиационного полка, которым я командовал в годы Великой Отечественной войны.
Полк наш сформировали в первые дни войны из летчиков-испытателей. Это был, так сказать, цвет нашей авиации. В самом деле, те, кто до этого давал путевку в небо новым машинам, заняли в них места, что бы биться с врагом.
Против нас враг сосредоточил лучшие силы. Драться приходилось при многократном количественном превосходстве противника — самолетов врага было в два-три раза больше наших в каждом бою.
И летчики полка показывали буквально чудеса героизма.
Многие однополчане помнят первый воздушный поединок Бахчиванджи с фашистами прямо над аэродромом. В этом бесподобном по своей красоте и мужеству воздушном бою Бахчиванджи проявил себя как человек концентрированной воли, безгранично смелый, талантливый летчик.
Было это 30 июня 1941 года на подступах к Москве. Группа наших истребителей ушла на штурмовку вражеской переправы. Их увел капитан Антипов, тот самый летчик, ныне Герой Советского Союза, который в 1948 году на воздушном параде уже в звании подполковника удивлял зрителей мастерским пилотажем на новом самолете с турбореактивным двигателем.
Спокойно, будто у себя на аэродроме, на низкой высоте немецкий бомбардировщик «Дорнье-215» зашел на наши позиции. По моему сигналу взлетел Бахчиванджи. Приблизившись на короткое расстояние к бомбардировщику, он в упор выпустил длинную очередь из пулемета. Немецкий самолет воспламенился. Но появился второй. Мы думали, что после первого боя и победы Бахчиванджи произведет посадку. Но он вновь ринулся в атаку — мотор вражеского бомбардировщика запылал.
Вдруг мы заметили, что у нашего истребителя остановился винт, и машина, словно приготовившись к падению, катастрофически уменьшила скорость. На аэродроме все замерли. Но самолет, выпустив шасси, произвел классическую посадку на самый центр аэродрома. Все побежали к нему. То, что мы увидели, до сих пор в моей памяти: мотор самолета пробит, винт заклинен, радиаторы прострелены, вода и масло из них вытекли, лонжероны крыльев и даже покрышки колес шасси продырявлены. Словом, сел самолет «на честном слове и на одном крыле» — не пригоден он был больше ни к одному вылету, капитальному ремонту не поддавался, так его и списали. Когда же размотали на летчике шарф, увидели, что он оказался прошитым пулей. На шее красный след от ожога. Бахчиванджи в пылу боя этого даже не заметил.
Дальнейшая короткая боевая биография Григория Яковлевича была не менее значительна. Только за один месяц он 65 раз поднимался в небо. Свою боевую машину Бахчиванджи покидал лишь на три-четыре часа в сутки. Он говорил: «В бездонной глубине советского неба советский истребитель обязан искать боя. Это истина, не требующая доказательства. Ни один вражеский пират не должен пробиться к столице нашей Родины, никто из них не должен уйти от советского летчика».
В последнее время в печати появились разноречивые материалы о боевых подвигах Григория Яковлевича: пишут о трех, пяти сбитых им за первый месяц войны самолетах. Я, как бывший командир полка, заявляю, что Г. Я. Бахчиванджи в первый месяц войны сбил восемь вражеских самолетов, за что был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза. Но случилось так, что меня отозвали на другой участок фронта, и представление к званию подписал начальник штаба. Наградной отдел посчитал документы недооформленными, а последующая напряженная обстановка отвлекла от этого частного события.
Наша следующая встреча с Бахчиванджи произошла на тыловом аэродроме на Урале весной 1942 года. С восхищением говорил он мне о предстоящем испытании реактивного самолета. Бахчиванджи не просто готовился к этому событию, он буквально жил им, горел и был в него влюблен. Увлеченно объяснял он мне на испытательном стенде устройство, запуск и работу нового двигателя. Он походил на человека, рассказывающего о собственном изобретении. Бахчиванджи заражал всех своим кипучим энтузиазмом, вселял веру в сомневающихся. Кто знает, какими были бы результаты, если бы первым испытателем реактивного самолета был кто-нибудь другой.
«ОН ЖИЛ В СТАНИЦЕ…»
Юные бриньковчане теперь очень просто решили для себя извечный вопрос вопросов: «Делать жизнь с кого?» Ну, конечно же, с Бахчиванджи. Его большой портрет, нарисованный станичным художником, уже давно детально изучили молодые казаки. Как и стенд из фотографий, который привез и подарил школьникам от имени уральских летчиков Владимир Николаевич Хусаинов. И не один бриньковский хлопец примерил себе летную фуражку, совершенно уверенный в том, что всего остального — храбрости, упорства — ему не занимать. Девочки написали о земляке стихи. На торжественной линейке красных следопытов дружины имени Г. Я. Бахчиванджи их прочитала школьница Люда Федоряка.
Он жил в станице, славный наш земляк.
Он мальчик был совсем обыкновенный.
Учился в школе, бегал на коньках,
На звезды он любил смотреть Вселенной.
То, что он «мальчик был обыкновенный», для ребят звучит обнадеживающе. Но только как-то не верилось, что обыкновенный. Хотя и на коньках-то Гриша бегал, как они, и в ночном любил коней попасти, и считался он мастером на выдумки, песни.
Кто лучше всех в станице рассказывает сейчас о Грише? Конечно, ребята. А еще Александра Калинична Качура. Росла она вместе с Гришей, жила в соседях. Сколько песен с Гришей перепето, сколько игр переиграно! Александру Калиничну разыскал А. Т. Ранюк весной. И теперь вечерами у ее хаты, под абрикосами, собираются ребята. Александра Калинична и поговорит, и песни тех лет вспомнит. Особенно нравится им, что сказал однажды ее дед, старый казак, о Грише, будто парень этот звезды с неба достанет.
Ребята уже назубок знают те строки книги Ю. А. Гагарина «Дорога в космос», где пишет космонавт № 1 о Бахчиванджи. А слова о том, что без звездного полета Бахчиванджи, может быть, и не было бы 12 апреля 1961 года, написаны на фасаде их школы, перед которой они сами заложили памятник земляку.
Красивый курортный город на берегу моря Приморско-Ахтарск, центр района, мало напоминает старые Ахтари. И не только время тому причиной. Война, ураганом пронесшаяся над Кубанью, снесла не одну станицу, не один город. Напрасно искали мы старое паровозное депо, в которое летом 1926 года пришел новый помощник машиниста Гриша Бахчиванджи. Так же, как не сохранился центральный станичный дом, где на веселые вечерки собиралась молодежь.
«Гриша там был любимцем всех. Его улыбка покоряла и привлекала к себе. Играл он на гитаре и мандолине. Любил петь. Садился и за рояль, но дома у нас такого инструмента не было».
Строки эти взяты из письма сестры Григория Яковлевича — Олимпиады Яковлевны Бахчиванджи. Это письмо 15-летней давности было адресовано А. Е. Мусиенко. Еще сестра вспоминала:
«Когда Григорий начал работать помощником машиниста на паровозе, он однажды сломал руку, но уже через час после накладки гипса вернулся на рабочее место. Он был самоотверженно предан своему делу. Уже в те годы чувствовалась у него сила воли и любовь к труду».
В Приморске-Ахтарске первое, что мы увидели, выйдя утром из гостиницы, это большую афишу, извещавшую о том, что сегодня в 6 часов вечера Герой Советского Союза генерал-майор П. М. Стефановский будет рассказывать «о нашем земляке, первом космонавте Г. Я. Бахчиванджи». Слух из Бриньковской, хоть и в искаженном виде, но дошел сюда быстро.
А меж тем положение у нас создалось незавидное. Петр Михайлович лежал в краснодарском госпитале: сказались переживания этих дней и старые раны. И еще, как быть с «первым космонавтом». Посоветовались и решили: выступает Игорь (в конце концов он тоже летчик). Покажем киноленту полета Григория Яковлевича и кадры о полетах сегодняшних испытателей.
На встречу собралось много молодежи. В полном составе пришли курсанты мореходной школы. Слушали с большим интересом и, видимо, поняли ребята — что хоть и не поднялся их земляк в космос, но был человеком замечательным, первооткрывателем.
Пока Игорь беседовал с ребятами, я вела переговоры с капитаном катера рыбнадзора «А. Морозов». Вот уже несколько дней море сильно штормило: утром шесть баллов, в ночь обещали девять. Порт был закрыт. Кораблям выход в море запрещен. Но мы не могли задерживаться ни часа: день передачи, объявленный газетами, приближался. А впереди еще город Жданов, и самый короткий путь к нему — морем.
Экипаж коммунистического труда, которому в виде исключения разрешили отплытие, ждал нас. Последовали десять часов сплошной болтанки, когда в залитые водой иллюминаторы едва проникает свет и кажется, что целое море играет в футбол с маленьким суденышком. Когда мы вошли в Ждановский порт, увидели черные шары — это значило, что шторм максимальный. На следующий день в местной газете прочитали сообщение о двух героических сейнерах, в шторм оставшихся в море.
Тем же самым путем, что проделали мы, много лет назад в простой рыбачьей лодке переплывал море Гриша Бахчиванджи. Было ему тогда девять лет, и плыл он в Мариуполь, чтобы помочь вызволяться из белогвардейской тюрьмы отцу и его товарищам — матросам Азовской флотилии.
Если бы Аркадий Гайдар знал Бахчиванджи, он обязательно написал бы о нем книгу. Они не встретились — писатель и летчик. Но жизни их так же, как и героические смерти, были полны одной романтикой, служением одной большой цели.
Гражданская война. Белогвардейцы подходили к Ейску, где, по решению революционного комитета, отец Гриши, специалист по моторам внутреннего сгорания, восстанавливал мельницу. Гриша жил с отцом, семья оставалась в станице. Когда город взяли белые и последовали облавы, Яков Иванович Бахчиванджи вместе с пятью матросами поселился в тайнике под террасой дома. Знал об этом один Гриша. Каждый день девятилетний мальчик уходил на связь с товарищами отца. Возвращался со свежими вестями, инструкциями, продуктами, патронами. А когда в городе начались расстрелы, Гриша принес отцу приказ: уходить в Мариуполь.
Глухой ночью знакомый рыбак, которого разыскал мальчик, увез отца и моряков. Но когда они высадились на косе Ляпино под Мариуполем, их схватил белый патруль. Тюрьма, ежедневные расстрелы коммунистов, зверства. Наверное и Якова Ивановича постигла бы судьба многих, не появись Гриша. В одну из передач он вложил в борщ две ножовки. Яков Иванович с товарищами перепилили решетки и бежали. Мальчик ждал их недалеко от тюрьмы.
СЕРДЦЕ МАТЕРИ
Итак, Жданов, Мариуполь… Город, в котором прошли годы юности Григория, где вступил он в заводскую семью, где возмужал и вырос. «Любимый город», откуда рабочий паренек Григорий Бахчиванджи шагнул в большую жизнь, навстречу своему бессмертию.
Горит, перемигивается огнями завод «Азовсталь». Тогда, в 30-е годы, на этом месте в рыбачьем поселке Бузиновка жила семья Бахчиванджи. Началось строительство завода, и семья переехала в Новоселовку. Пятнадцать лет назад жили Бахчиванджи по улице Бойкой, 30. Пятнадцать лет назад… Живут ли в этом городе сегодня? А если — да, то кто и где? Из письма Олимпиады Яковлевны мы знали, что Яков Иванович умер; поминались в ее письме еще сестра Виктория и брат Анатолий. Решаем ехать на улицу Бойкую. Может быть, сохранилась там память об этих людях, может, и встретим кого-нибудь из них.
Тихая улочка у бывшего Мариупольского аэродрома. Уже несколько лет не взлетают отсюда самолеты и лишь ушастые зайцы играют в чехарду на его зеленом поле. В двух домах от старой взлетной полосы — тридцатый номер. Останавливаем такси у двора напротив, и Игорь отправляется в разведку.
Решаем так: если Бахчиванджи живут здесь, к матери сегодня не пойдем: время позднее — зачем беспокоить старого человека. Узнаем адрес сестер или Анатолия, заедем к ним. А уже завтра, когда они как-то подготовят к нашему беспокойному визиту Агнесу Степановну, наведаемся и к ней. Словом, предусмотрели, казалось, все. Все, кроме одного.
Чем измерить, как рассчитать глубину материнского сердца? Кто осмелится утверждать, что знает все его глубины? Какие невидимые гонцы заставляют его бить тревогу, когда к сыну приходит беда? И совсем не важно, сколько сынов и дочерей прошли через это сердце, боль о каждом погибшем, тревога за каждого живого — всегда в сердце матери.
Никто не подсказывал Агнесе Степановне в тот вечер, что машина, стоящая у дома напротив, имеет отношение к ней, к ее сыну. Но только когда на пороге дома появилась седая женщина и, прислонившись к косяку, замерла в напряженном ожидании, у меня не осталось ни секунды сомнения, что это она, Агнеса Степановна Бахчиванджи.
А когда глубокой ночью Степан и Анатолий, вернувшись от нас и вопреки нашей просьбе не беспокоить мать до утра, пришли к ней, она ждала их.
…В большой трудовой семье вырос Гриша Бахчиванджи. Девятерых детей воспитали Агнеса Степановна и Яков Иванович. Двоих сыновей отняла война. Трое уехали из родного города. А Борис, Анатолий, Степан и Виктория живут здесь. Именно в дом Степана Яковлевича и постучал в тот вечер Игорь Катенев.
Наверное, это очень непросто жить в городе, где ты можешь пройти по улице его имени (а следовательно, и твоего), где право носить это имя оспаривают целые коллективы, где его глаза глядят на тебя с портретов. Непросто, но почетно. Почетно, но и ко многому обязывает.
Рабочая семья Бахчиванджи известна в городе. И не только слава брата тому причиной. Хорошие, трудовые люди выросли в ней. Кажется, и нет в городе завода, где не работал бы кто-нибудь из рабочей династии Бахчиванджи. О кадровых рабочих, носящих эту фамилию, пишут нередко в приазовских газетах. А когда-то в 30-м году трудовую традицию этой семьи начинал слесарь мартеновского цеха завода имени Ильича Григорий Бахчиванджи.
ГАВРОШ С КУБАНИ
За месяцы поисков Г. Я. Бахчиванджи перестал быть для нас только героем телепередачи. Мы воспринимали его как человека очень дорогого нам, близкого. Поэтому понятно то волнение, с которым перешагнули мы порог этого дома. Два портрета Григория на стене. Здесь он не летчик-испытатель, человек, открывший новую эру. Для них он — сын и брат. Поэтому вместе с гордостью в этом доме навсегда поселилась печаль.
Вспоминает мать, рассказывают братья, и встают страницы детства кубанского Гавроша.
…Было это летом 1918 года в Ейске. Озверелые банды под командованием белогвардейских генералов Корнилова и Покровского наступали на город. Частям Красной Армии и рабочим отрядам приходилось туго. Но до последнего работали предприятия. По приказу коменданта оставался на своем посту и Яков Иванович Бахчиванджи. Его мельница обеспечивала мукой части Красной Армии.
Начав наступление с вечера, казаки к утру заняли сады, которые на пять километров опоясывали Ейск. Им оставалось лишь пробиться через площадь. За ней начинались улицы города. Мельница Якова Ивановича, расположенная в садах, оказалась у врага.
Уже несколько часов Яков Иванович с товарищами, примкнув к красноармейцам, отбивал беляков от окраины. Вдруг он услышал голоса: «Мальчик! Зачем ты здесь? Уходи домой! Погибнешь!» Оглянулся — Гриша. Оказывается, утром паренек решил отнести завтрак отцу, но попал в перестрелку. Весь день, до конца боев, оставался Гриша с бойцами. Когда же подошел Ахтарский полк и появился пулемет, мальчик подносил патроны пулеметчику, помогал перевязывать раненых. Корниловцы были отброшены.
А через три дня Гриша с отцом встречал красные отряды, которые под духовой оркестр входили в город. На братской могиле красноармейцы поклялись отомстить за погибших. Гриша был на митинге. И там девятилетний мальчик тоже почувствовал себя бойцом великой армии, к которой принадлежал отец и его товарищи.
Двадцатые годы. Смутное, трудное время. Семья Бахчиванджи решила уехать к родственникам под Мариуполь. Там, в деревне Николаевке, отец поступил на кооперативную мельницу и был избран в Комитет незаможных крестьян. По всей Украине орудовали белые банды. Разные «батьки» верховодили ими, и разные порядки наводили они по селам и хуторам. Но роднила их лютая ненависть к новому советскому строю. Они расстреливали коммунистов, вешали сотрудников советских учреждений.
В один из дней, когда к Николаевке подошел отряд очередного «батьки», Яков Иванович получил приказ уходить. Прощаясь с сыном, отец показал ему на мельницу. Для разговоров времени не было, но Гриша понял, что хотел сказать ему отец. Он знал, что бандиты портят, выводят из строя машины, двигатели.
Отец научил Гришу разбираться в частях двигателя, объяснял их назначение. И мальчик принялся за дело. Когда бандиты прискакали к мельнице, она не работала. Хлопчик, встретивший их, проводил главаря в машинное отделение. И пояснил, что приходил какой-то дядя, что-то открутил и унес.
Не могли догадаться беляки, что одиннадцатилетний мальчик разобрал двигатель и спрятал его части на угольном складе.
Разгромили белых. Вернулся отец, заработала мельница. И сам командир дивизии подарил Грише ремень с портупеей.
НА ПОРОГЕ БЕССМЕРТИЯ
Спустя десять лет, перед самым отъездом в армию, Григорий вновь провел несколько дней в этой деревне. В это же время здесь жил известный украинский поэт Остап Вишня.
Молодежь хороводилась вокруг Гриши. Вечерами он играл на рояле в сельском клубе, днем увлекал ребят походами по ущельям, скалам. Разучивали пьесы. Вишня обратил внимание на талантливого юношу. Однажды он заметил: «Гэй, хлопэць, будэ з тэбэ вэлыкый чоловик». Сказал эти слова поэт ненароком, да не ошибся. Всего лишь через десять лет этот простой украинский хлопец подошел к бессмертию.
Вообще, десять лет — срок не очень большой. Но когда это годы юности, они значат много. Именно столько понадобилось заводскому парню с мариупольской окраины, чтобы встать в ряд с лучшими летчиками-испытателями страны. Высшей наградой страны отмечен большой труд испытателя, его, по словам Стефановского, «потрясающая храбрость».
«Как летчик-испытатель вполне сформирован. Успешно проводит ответственные испытания. Летает уверенно ночью в сложных метеоусловиях. Обладает большой практикой в высотных полетах»
(выписка из личного дела капитана Бахчиванджи).
Летчику-испытателю пригодились и знания слесаря, полученные в заводской юности, и мастерство вооруженца, которому он обучился в специальной школе, и уж, конечно, летное искусство, полученное им в Оренбургской школе военных летчиков. Годы учебы Григория, годы становления его характера были временем большой героики, романтики в масштабах всей страны. Эпопея челюскинцев, первая научная экспедиция на Северный полюс, героические перелеты наших летчиков. Какой мальчишка, какой юноша тех лет не жил этими событиями, не видел себя Папаниным, Чкаловым, Громовым!
Грише повезло: уже к концу десятилетия он, испытатель чкаловской школы, сам давал путевку в жизнь сложнейшим машинам. Мало кто знает, что Григорий Бахчиванджи вошел в историю ракетной техники дважды: еще за пять лет до своего исторического полета он впервые в мире испытал на самолете авиационные «катюши».
…Всякая встреча с неизведанным таит опасность, а порой и смерть. Еще не один летчик пожертвует своей жизнью, прежде чем будут разгаданы явления звукового барьера. Григорий Бахчиванджи был первым среди смелейших из смелых, людей большого опыта, знаний и мужества, ценой своей жизни приоткрывших дверь в новое.
* * *
Колышет ветер редкие листья берез. Уральские деревца несут караул у памятника Бахчиванджи.
Мы втроем стоим в стороне. У каждого свои думы.
Мне вспомнился рассказ жены Григория Яковлевича — Ирины Борисовны Покровской. Однажды Григорий сказал ей, что, когда врачи запретят ему летать, он устроится комендантом аэродрома и жизнь его вновь будет связана с авиацией.
Сейчас у памятника — семья Бахчиванджи. Вот Агнеса Степановна осторожно опустилась на колени и прильнула губами к мрамору основания. Рядом с ней — три сына. Они все очень напоминают Григория. Такие же коренастые, крепкие, сильные. Больше всех, судя по фотографиям, похож Борис — черные кудрявые волосы, озорные светлые глаза. Хотя Л. С. Душкин выделил Степана, глянув на него впервые, он сразу определил: «Это Бахчиванджи». Степан — старший, с сединой, степенный. Анатолий моложе, подвижней. Три сына. Опора матери.
Через час мы все уезжаем отсюда. Бахчиванджи — к себе на Украину, мы трое — на Урал. Дело сделано. И слегка грустно. Завтра снова начнется обычная жизнь. Игорь Катенев полетит куда-нибудь на восток. Станислав Иванов будет воплощать в бронзе чью-нибудь новую задумку. И меня ждут очередные встречи, поиски. Новые люди войдут в наши судьбы. Но в одном мы не сомневались: в сердце каждого из нас человек этот останется надолго.
ПАМЯТЬ
На въезде в Бриньковскую у самой кромки изумрудного весеннего поля — любовно сработанный стенд «Вас приветствует Родина Г. Я. Бахчиванджи», чуть поодаль — большой портрет летчика с его особой, столь приметной улыбкой — «Наш земляк — пионер ракетоплавания…»
Через пятнадцать лет нашло меня приглашение станичников — правление колхоза имени Бахчиванджи предлагало принять участие в праздновании 40-летия первого в мире полета на реактивном самолете. Торжества — в Бриньковской, 15 мая 1982 года.
В тот день все центральные газеты вышли с рассказом о Григории Яковлевиче Бахчиванджи — «Правда», «Известия», «Красная звезда», «Советская Россия» даже вспомнила в связи с ним и о нас с Катеневым. Имя Бахчиванджи звучало в передачах Всесоюзного радио и Центрального телевидения. Мой сосед по самолету, заглянув в газету, как о хорошем знакомом, сказал: «А, Бахчиванджи…»
Станица принимала гостей. И самолеты садились на обычный полевой аэродром, неподалеку от краснозвездного истребителя, устремившегося в небо прямо с пьедестала Почета. Этот памятник в честь своего земляка-героя установили жители Приморско-Ахтарска.
На летном поле кубанский казак с казачкой в красочных народных костюмах хлебом-солью встречали Героев Советского Союза, лауреатов премий, ведущих инженеров-конструкторов, заслуженных летчиков-испытателей СССР — однополчан и друзей Бахчиванджи, сегодняшних продолжателей его бессмертного дела, творцов и испытателей авиационной техники будущего. Пионеры школы имени героя заранее заготовили букеты ярких майских цветов.
Никогда еще в станице не было так много столь чтимых гостей. Прославленные генералы, полковники запросто разгуливали по деревенским улицам к великому удовольствию подростков и взрослых, фотографировались с ними на память. Приехали на праздник и бывшие воины-освободители, кого станичники давно считают членами своего колхоза. И у Вечного огня, что зажжен у братской могилы погибших, о боях за Бриньковскую гостям рассказывала почетная бриньковчанка — «Юрка-разведчик», а в мирное время — единственная в стране женщина-сталевар Герой Социалистического Труда — Адель Николаевна Литвиненко.
Казалось бы, все знают земляки о Герое, нет уже ни одной малоизученной строки в его биографии — доказательство тому уникальнейшие экспонаты, фотографии в народном музее, что создал А. Т. Ранюк с помощниками. Но вышли на трибуну однополчане — и замер зал Дома культуры, а на следующий день и весь многотысячный митинг на площади. Нина Ивановна Русакова — заслуженный летчик-испытатель СССР, единственная в стране женщина с таким воистину героическим званием, училась с Гришей Бахчиванджи в Оренбургской школе военных летчиков; Юрий Александрович Антипов, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, тоже сам человек из легенды: это он одним из первых в мире выполнил фигуры высшего пилотажа на реактивном самолете, с Григорием Яковлевичем вместе воевал во фронтовом небе, в одном 402-м полку истребителей; полковник в отставке Георгий Дмитриевич Холод — герой республиканской Испании, затем комиссар эскадрильи, в которой служил Григорий Яковлевич, он присутствовал на трех исторических полетах Бахчиванджи и видел его последние минуты…
Главный конструктор СКБ передал станичникам макет уменьшенного в десять раз БИ-1 и доложил, что спортсмены-альпинисты конструкторского бюро покорили два безымянных горных пика на Западном Памире. Ныне они носят имена Г. Я. Бахчиванджи и А. Я. Березняка. А начальник музея ВВС страны генерал-лейтенант авиации С. Я. Федоров подарил народному музею новые фотографии, экспонаты.