Тетрадь № 2

Тетрадь № 2

18.02.44 г.

Находимся недалеко от остатков маленького разоренного селения. Гражданского населения здесь нет. Название у этого селения такое же скучное, беспризорное и бессмысленное, как и наше пребывание около него, оно называется Кучугуры. (…) Тот незначительный запас дров, который мы привезли с собой, уже весь вышел. Благо, что немцы заминировали весь берег моря, и мы имеем возможность разряжать их противотанковые мины и использовать содержимое их на топливо. Взрываем и корчуем пеньки, оставшиеся от вырубленных фруктовых деревьев. Минирование все же дает себя знать: за время нашего пребывания здесь с 9.11.44 г. имеем уже три жертвы. Насмерть подорвался на мине один мой коллега — арттехник соседнего дивизиона. Один боец собирал бурьян у берега и нарвался на немецкую прыгающую противопехотную мину. Она ему сделала дыру под мышкой, искалечила руку, оторвала пальцы на ноге, содрала всю правую часть лица. Его перевязали, но, думаю, вряд ли будет толк. Третьей жертвой оказалась лошадь. Она паслась в поле и сумела привести в действие противотанковую мину. Разнесло ее вдребезги. Я тоже имею паршивую привычку шляться каждый день где попало. Очень люблю исследовать разные немецкие чертовины, валяющиеся здесь в большом количестве в виде снарядов, гранат, мин и тому подобное. Пока что выходит благополучно. Завтра или послезавтра обязательно взорву остатки потопленной баржи, находящейся от берега метрах в двадцати. Я бы давно это сделал, но очень скучно лезть в холодную воду, а с берега ничего не получается. Я однажды швырнул в нее противотанковую мину, но куда там! Разве такую дуру далеко забросишь? Мина упала в воду на половине расстояния до баржи и, взорвавшись, подняла огромный столб воды и грязи, а сильный ветер с моря бросил все это на собравшихся зрителей, и некоторые были облиты с ног до головы. Я лежал в пятнадцати метрах от взрыва и остался сухой.

Охоты здесь нет. Во всей округе водится десяток зайцев, да иногда над морем пролетит стайка гусей или уток. Это и все. Правда, иногда бывает, что метрах в ста от берега качается на волнах маленький нырок или пара их. Вот мы и лупим по ним из винтовок и пистолетов, но пока безрезультатно.

Пищу нам дают в большом количестве, но очень однообразную и невкусную. Так что, хотя мы и вполне сыты, но еда не приносит нам никакого удовольствия. Суп и каша в больших количествах вываливаются собачатам, которых мы возим с собой четыре штуки. Хлеба сколько угодно, но и он тоже особенно не интересует нас. К моему шоферу на днях приезжала жена. Она угостила нас хорошей самогонкой, салом, кислым молоком и прочими домашними вещами. Нам сие было весьма приятно. Особенно, конечно, самогонка.

На днях — День Красной Армии и плюс к тому еще годовщина со дня формирования нашей части. Привезли много водки и закуски. Предполагается устроить богатый офицерский вечер. Из дивизии обещают дать нам на целый день ансамбль и духовой оркестр. Кроме того, у нас есть три баяна, гитара, мандолина. В общем, посмотрим, как получится. Не будет только женского общества, кроме своих полковых и дивизионных, которые и в будние-то дни уже надоели.

21.11.44 г.

Вчера с вечера резко похолодало. Подул резкий северо-западный ветер. Пошел снег. Сегодня целый день настоящая зима. Мороз, ветер. Сидим в своей машине. Нам холодно. Целые сутки беспрерывно топим печурку, но особого эффекта это не дает, так как дрова из сырых пеньков. Выручают нас немецкие мины, содержимое которых мы подкладываем в печь. Но и мин хватит на пару суток, не больше.

24.11.44 г.

Сегодня появился слух, что нас опять вернут в станицу Крымскую. Как ни странно, но эти слухи обычно оправдываются, а появляются они задолго до предполагаемых действий. Откуда они берутся? Черт их знает! Что же касается станицы Крымской, то она в истории нашего полка никак не сходит со сцены. Уже сколько раз мы уезжали из нее в полной уверенности, что больше не вернемся, и все же опять и опять по тем или иным обстоятельствам возвращаемся в нее. В общем, мы не против, чтобы этот слух оправдался. Неплохо было бы, хотя бы до весны, пожить в хатах, ибо все равно же мы не воюем, а торчим в поле без толку.

Накануне празднования 26-й годовщины Красной Армии нас всех одели в казачью форму, так как мы в Кубанской пластунской дивизии. Форма, конечно, красивая, и некоторым очень идет. Говорю, что и мне в том числе. Ну, а кроме того, черкески мы используем ночью как одеяла, и это получается очень неплохо. 23-го был торжественный вечер в клубе с ансамблем и выпивкой. С восьми часов начали офицерский вечер и веселились до 2-х ночи. Было неплохо. Выпивки было в меру. Закуски тоже. Были музыка, танцы, индивидуальные вокальные выступления. На вечере был генерал и другие гости. Женщин было мало: наша врачиха, медсестра Валька, наша прачка и, наконец, дивизионная проститутка Надька.

26.11.44 г.

Слух, конечно, оправдался: завтра утром трогаемся. Едем далеко. Как и куда — всем уже известно. Насколько все же мы стали беспечны: тайн никаких нет! Последний раз погулял по берегу моря. Уезжать от него все же жалко. Придется ли еще увидеть море, и какое именно?

27.11.44 г.

Сегодня целый день на колесах, отъехали от моря километров на 130. Погода здесь уже совершенно другая — тепло, ветра нет. В общем — весна. По дороге все время обгоняли пехоту нашей дивизии, пластуны. Ну и достается же им! С полной боевой выкладкой им нужно пройти это расстояние, притом по жуткой грязище. Наряду с жалостью к пехотинцам, испытываем невольную радость, что служим в технической части и, следовательно, не мучаемся от перебросок вовсе. Сидишь себе в крытой машине, где остановились — там и дом. А тем беднягам ведь и отдохнуть зачастую негде. Кругом мокро, грязь. Между прочим, психика человека (возможно, не у всех) сконструирована господом богом настолько подло, что в большинстве случаев при созерцании страданий своего ближнего чувствуешь где-то в глубине души, в подсознании, кусочек радости, что к тебе это в данном случае не имеет непосредственного касательства. Или бывает, например, так: попадешь под обстрел или бомбежку, сидишь в какой-нибудь ямке, и вдруг снаряд или бомба угодила в соседнюю ямку, где сидели 3 или 4 человека. Казалось бы, что далее из самого простейшего арифметического расчета вполне явствует, что уж лучше было бы иметь попадание в твою ямку, ибо ведь потеря одного человека гораздо менее трагична, чем когда погибают сразу четверо. Но нет! К подобному анализу в те минуты что-то нет склонности. Наоборот, где-то в подсознании промелькнет радостная мысль о том, что этот снаряд или эта бомба попала не в мою ямку. Ну, а что там получился кошмар, так в этом, я, дескать, не виноват. В общем, никто не скажет: "Эх, лучше бы меня убило!" Иногда, правда, когда снаряды или бомбы сыплются слишком уж часто и густо, это не то что пугает, а как-то угнетает, и, бывает, подумаешь: "А, черт возьми. Скорее прибило бы, что ли, чтобы отмучиться!" Особенно, когда такая атмосфера продолжается несколько часов подряд или даже целый день.

1 марта 44 г.

Итак, мы опять в Крымской. Ожидаем погрузки. Ждать, кажется, долго не придется, очевидно, на этой пятидневке тронемся.

4 марта 44 г.

Вчера под вечерок пошел гулять по Крымской. Погода теплая, тихая. Посетил некоторые из тех мест, где бывал девять месяцев назад, когда здесь была боевая обстановка. Конечно, восстанавливал в памяти все случаи и переживания свои того времени. А сейчас уже другая картина — вернулись многие мирные жители. Все перекапывают свои огородишки и садики, залепляют дыры в избенках. Привозят из дальних мест домашнюю птицу, и уже по станице кричат петухи, кое-где и корову увидишь. Мужчины, конечно, только старики или калеки, а то все женщины и дети. К вечеру вчера пошел дождь, и сегодня опять грязь по колено и дождь. Да, война для этой станицы пока что кончена, вернее, война ушла теперь от нее, но до сих пор еще нет-нет, да и напомнит она о себе людям. Вот, например, вчера пошла одна девушка 18 лет и мужчина-железнодорожник собирать по брошенным блиндажам доски и железо, ну, и нарвались там на что-то. Девушку убило насмерть, а мужчине оторвало ногу. Вчера же наш один казак ехал на лошади, и ехал-то, собственно говоря, по такому месту, где уж тысячи людей проехали и прошли, и вот лошадь его ударила копытом о валявшийся неразорвавшийся снаряд. Лошадь убило, а казака ранило в ноги. Случаев таких масса, и масса их еще будет. Побывал на территории большого разбитого консервного завода. Вспомнил, как однажды ночью попал здесь под артобстрел. Вообще очень люблю гулять один. Идешь себе не торопясь, покуриваешь трубку, предаешься воспоминаниям или обдумываешь что-либо. На душе так тихо, голова работает так последовательно и хорошо, — в общем, приятно.

7 марта 44 г.

Проехали Ростов. Подъезжаем к Таганрогу. Едем медленно, так как движение поездов очень интенсивное, в обе стороны беспрерывной цепью движутся эшелоны. Но нас не особенно нервирует медленность движения. Ведь не на свадьбу едем. Погода здесь сырая и холодная. От Азовского моря мы уехали, а сейчас опять едем вдоль его берега. Поэтому и погода, вероятно, такая паршивая. Но уже завтра опять повернем мы в теплые края и будем ехать навстречу весне, не дожидаясь ее прихода.

В дороге нет ничего достопримечательного. Заниматься особенно нечем. Писать тоже неудобно. Больше всего сидим и рассказываем друг другу разную ерунду. Много времени уделяем струнному оркестру, песням и прочему. А иногда просто-напросто сидишь у печурки, накинув шинель на плечи, и думаешь о чем-либо. Думы, конечно, не особенно веселые, ведь едем опять на фронт. Проскальзывает, бывает, мыслишка: придется ли вернуться? Не похвально, конечно, хоть сколько-нибудь предаваться такому течению мыслей, но, в противовес этому, у меня имеется ясное и твердое, основанное на личном опыте убеждение, что долг свой я в будущих боях буду выполнять честно и бесстрашно, как и в предыдущих, а кроме того, в особенно опасные моменты у меня явится азарт и задор, и я тогда буду способен на самозабвение и на всякие отчаянные выходки. И поскольку имеется у меня такое убеждение, то не особенно осуждаешь себя, если пока что немного и попечалишься… ведь так хочется жить, тем более что ведь война должна скоро кончиться, а шансов на личное благополучие 50 — «за» и 50 — «против».

20 марта 44 г.

Отъехав от Ростова, мы свернули куда-то по другой ветке и Таганрог объехали стороной, левее, кажется. Поезд несся без остановок. Даже обед другой раз удавалось получить только вечером. 9 марта утром разгрузились на небольшой ж/д станции Плодородие. Это не доезжая 30 км до Мелитополя. Оказывается, наша дивизия, а следовательно, и наш полк, вошла в состав формирующейся 69 армии. Значит, простоим здесь неопределенное время, наверно, долго.

Сижу безвыходно в своей мастерской и никуда не хожу. Только однажды ходил на разведку окружающей местности: за какой-нибудь час согнал четырех зайцев. Они лежат на совершенно ровном голом поле, так что поднимаются очень далеко. Да и бить их уже нельзя. Уткам здесь водиться негде. В общем, об охоте придется отложить мысли до осени. Взаимоотношения в полку очень нездоровые. Масса всяких взаимных «подковырок» и группировок. Начальство тоже стало какое-то свирепое и не в меру придирчивое. Все это происходит потому, что мы давно уже не воюем — вот уже около шести месяцев болтаемся по тылам. Если бы пошли в бой, то все отношения сразу стали бы и деловыми, и дружескими — в основном. В связи с нашим переездом с Кубани мы вот уже более 20 дней не получаем ниоткуда писем. Это очень неприятно. Письма мы очень любим получать, и некоторые из нас получают их очень много, и я в том числе. И вот хоть не каждый день получаешь, но ждешь их каждый день, и сотни людей спрашивают несчастного почтальона: "Фролов! Мне есть? " На днях получили все задержавшиеся письма разом.

Позавчера ни с того ни с сего устроили некоторую пьянку, втроем за вечер выпили 5,5 литров самогона. Немного повеселились. Самогон здесь гонят из свеклы. На вкус он очень противный и вонючий, но крепость у него удовлетворительная. Он крепче того, что гонят на Кубани из кукурузы, но во всех отношениях уступает тому замечательному самогону, который я пил в Раевской, в день, когда вернулся из боя. Гонят там его из винограда. Он чистый, не вонючий, крепость градусов 60 будет.

21 марта

Сегодня, наконец, получили письма сразу за много дней. Получили почти все. Я получил 5 штук, мой арт. мастер Саша получил сразу 20. "Что же я с ними, — говорит, — буду делать?!" Сегодня есть слух, что на днях нас должны отправить в действующую. Интересно, насколько быстро этот слух оправдается.

5 апреля

Продолжаем тихо и мирно жить на одном месте. Может быть, в конце этого месяца или в начале следующего снимемся отсюда. Вернее всего, нас перебросят на 1-й Украинский фронт. Сегодня имею настроение, как выражается моя жена, «минорное». В основном вызвано это тем, что вчера сильно напился, а опохмелиться, конечно, не удалось. Очень хочется побеседовать с каким-либо близким другом, который был бы мне интересен и мной бы интересовался бескорыстно, как человеком. Здесь у меня таких нет. Да и вообще их у меня мало. Если перечислить, то, пожалуй, жена отвечает всем условиям моего сегодняшнего настроения, старший брат Мишка, ну, а многие другие хороши во многих отношениях, но не универсальны.

Вчера поехал в Мелитополь. Цель была разыскать в госпитале одного товарища — моего мастера Макарова, затем познакомиться с городом. Город мне нравится. Расположен на холмах. Площадь занимает очень большую. Улиц с большими домами очень мало. Главная улица Карла Маркса весьма приличного вида. В основном в городе одноэтажные домишки под черепичными крышами. А между домиками все сплошь засажено фруктовыми деревьями. Много деревьев и цветов. Представляю, что там будет дней через 15–20, когда все это расцветет. Весь воздух будет наполнен запахом и видом цветущих деревьев и цветов.

Познакомился в Мелитополе с одной медичкой Марусей. Хорошая уютная квартирка, приветливые хозяева, корова, патефон, приятные пластинки, — что еще нашему брату нужно?

Заезжал к ним еще раза четыре, чуть ли не через день. Последние разы ездил с одним лейтенантом Д. Брали даже с собой гитару. В общем, хорошо провели мы с ним время в этих поездках: водочки замечательной попили подходяще и закусочки весьма деликатной имели в достаточном количестве. А после всей этой материальной благодати следовала музыка, женское общество, разговоры. Отдохнули душой и телом. Но ведь отдыхать можно, когда устанешь, а мы уже больше полугода ничего не делаем, хоть и стыдно это и даже вредно, но уж такая наша судьба.

В первых числах апреля выезжали на стрельбище. Среди полей, где были бои, стоит подбитый немецкий танк «пантера». Не знаю уж, как там было дело, но картина весьма печальная и обидная: немецкий танк один, а наших кругом виднеется подбитых не менее десяти, да все тяжелые КВ. Стрельбище прошло удачно, стреляли вполне удовлетворительно, почти без промаха клали снаряд за снарядом прямо в «пантеру». Раскрошили ее в доску. Попробовали подкалиберным снарядом лобовую броню нашего тяжелого танка — прошибает насквозь в любом месте.

18 апреля снялись с места и начали грузиться. Мы с лейтенантом Д. не утерпели и, взяв гитару, отправились с прощальным визитом в соседнее село к одной бабочке по имени Раечка, а полностью Раиса Сергеевна Карпова. Она очень симпатичная, нам нравится, особенно моему товарищу. Мне лично больше понравилась белая водка и закуска (Райка заведует магазином). И мы, следовательно, разделили свои стремления: я больше занимался водкой и закусью, а ему полностью уступил "свою порцию Раечки". Часам к двум ночи я стал настаивать на необходимости отбыть домой, а друг мой не согласился, желая остаться ночевать. Кое-как все же вытащил его, и мы с ним пошли в свой хутор. Оказалось, что он пьянее меня, и мне пришлось его буксировать через пашни. Он даже ухитрился спать на ходу и все уговаривал меня остановиться у какого-нибудь столика. Из-за абсолютной темноты и отсутствия ориентиров, а может быть, под влиянием винных паров, мы немного сбились с правильного пути и вместо полутора километров отмерили не менее пяти. По этой причине, придя на свой хутор, чувствовали себя уже абсолютно трезвыми (почти). Оказалось, что машины наши и люди уже выехали из хутора, но кое-кто еще остался, поэтому мы завалились спать на моей прежней квартире на одной койке, а утром с одной из наших машин двинули на станцию на погрузку.

От ст. Плодородие до Каменец-Подольска

Первый большой город на нашем пути — Днепропетровск. Я в этих местах не бывал, — интересно. Подъезжаем к Днепру днем в великолепную солнечную погоду и тихонько ползем по мосту. Мост деревянный, очень длинный. Он сделан уже нашими, недавно. Прежний металлический огромный мост — взорван, и фермы его боком торчат из воды. Картина очень печальная. По сторонам вверх и вниз по течению Днепра — виднеются остатки еще двух взорванных мостов. Сам же Днепр широк и красив. Вспоминается, конечно, Гоголь: "Чуден Днепр при тихой погоде…" Но за этим чудом нам приходится видеть чудеса совсем иного порядка. Территория, занятая Днепропетровском, огромна. Справа по пути нашего следования на протяжении нескольких километров беспрерывно тянутся огромные корпуса заводов и заводские трубы. Вернее сказать, не тянутся, а когда-то тянулись, ибо сейчас все эти гиганты развалены, исковерканы, взорваны. Только кое-где из труб идет дым, и стучат двигатели. Все остальное напоминает развороченный муравейник, и люди здесь, как растревоженные муравьи, не покидают свое создание. Они уже копошатся, тащат кирпичик к кирпичику, железку к железке, они скоро наладят опять все это, и жизнь пойдет своим чередом, и мертвые сейчас гиганты оживут вновь.

Но сейчас картина потрясающая. Огромная ненависть лишний раз вспыхивает к ненавистному врагу, искалечившему не только личную жизнь огромного количества наших людей, но и разрушившему массу ценностей, созданных нашими людьми в течение десятилетий, ценой больших трудов и личных ограничений всего нашего народа. В отношении же железнодорожных построек и окружающих зданий, перронов и прочего здесь, можно сказать, дело обошлось довольно благополучно, почти все цело. Там, где нам приходилось бывать раньше, получилось иначе. В Краснодарском крае, в Новороссийске и других тамошних местах не оставлено камня на камне. Все сметено с лица земли, даже перроны.

22 апреля

Едем очень медленно. Чуть ли не по суткам стоим на некоторых станциях. Большое количество военных эшелонов, разных родов оружия следуют в том же направлении, что и мы. Навстречу попадаются эшелоны с ранеными. Спрашиваем у них, как, дескать, там дела? Везут их с 3-го Украинского фронта. Говорят, что немцы оказывают большое сопротивление, и потери наши велики.

Добрались до станции Знаменка. Торчим здесь с ночи, а сейчас уже вечереет. Здесь много румын. Они ходят в военной форме со знаками отличия, при оружии, чистенькие, откормленные, — чудно смотреть. Говорят, что это добровольно перешедшие к нам, и что из них формируются военные части и направляются против немцев, и что они там "дают немцам жизни". Черт его знает — может быть!

На перронах устраиваем танцы под баян, иногда присовокупляем еще гитару и мандолину. Собирается масса народу — нашего и «чужого» — смех, пляска, веселье. Из вагонов тоже доносятся беспрерывно баян и модные песни: «Студенточка», «Огонек» и другие. У нас в машине, кроме того, ежедневно своя музыка — гитара и мандолина. Играем с удовольствием, получается неплохо, нам нравится. Есть кое-какие книжонки из беллетристики, а у меня еще этот дневник. При желании можно не скучать. Кормят нормально. В общем, жизнь — обижаться нельзя. Интересно, скоро ли мы доберемся до места назначения? Думаю, что еще дней 5–6 проедем. Впрочем, нам торопиться особенно некуда, ведь не на свадьбу едем. В сводках Информбюро уже несколько дней затишье. Немцы сопротивляются, а наши, очевидно, готовят новые удары. Интересно, каковы они будут и где последуют. На Знаменке меня назначили дежурить по эшелону. На сутки. Задачи, в общем, несложные: наблюдать за порядком, правильностью несения караульной службы и не разрешать проезд посторонним. Но как же не разрешать, если людям нужно ехать, а пассажирские поезда здесь не ходят. В вагон караульного помещения посадил несколько человек командиров, ну, и на проезд гражданских, где это можно было, смотрел "сквозь пальцы". К себе в машину посадил одну молоденькую медичку и майора. Около машины на платформу посадил трех летчиков, одного капитана и еще двух военных. Часов в десять вечера над станцией послышался гул самолета, и поднялась отчаянная стрельба зенитчиков, которые едут на каждом эшелоне. Самолет не бомбил, и все скоро стихло. Однако мои летчики при первых выстрелах бросились бежать с площадки. Они говорят, что в воздухе не так страшно, как на земле. Майор тоже смылся, а медичку я обнял и на мой вопрос, не хочет ли и она искать укрытия, получил ответ, что она никуда не побежит. Между прочим, женщины очень часто спокойнее относятся к опасности, чем мужчины.

23 апреля 1944 г.

Ползем "черепашьим шагом". Везде стоим по нескольку часов, а когда движемся, то скорость наша не превышает километров 10 в час. Места пошли более красивые, пересеченные лесами и речушками. Здесь гораздо холоднее: кое-где по обочинам ж/д в кустах остатки снега. Продукты здесь становятся все дешевле и дешевле. Яйца — 25 р., молоко — 12 р. Самогон тоже дешевый 100 р. литр. Хорошо, что предыдущая получка ушла у нас на строительство танков, а то понапились бы многие. Мы втроем купили литр и десяток яиц. Выпили культурно. Самогон из свеклы, но хороший. Нам этой дозы, конечно, мало, а денег больше нет. Начали изыскивать другие средства, ну и, конечно, как всегда, нашли. Насажали в свою машину баб штук шесть. Провезти их нужно было километров 60–80. За эту услугу получаем с них контрибуцию — по пол-литра самогона с каждой. В общей сложности получается подходяще, и вечером устраиваем солидную выпивку. Конечно, на ходу поезда, чтобы не нагрянуло начальство, которое (вероятно, из зависти) на стоянках весьма ретиво осматривает машины и выгоняет обнаруженных пассажиров. Но обнаружить их нелегко, и почти во всех транспортных машинах, где есть наши ребята, едут и бабы. Они взяты и для выгоды, и для забавы, и они тоже ничего не имеют против последней. Некоторые, не имеющие самогона, платят нашим шоферам натурой, а многие не жалеют ни того, ни другого. Но это только одни сутки у нас такие получились, а потом это дело кончилось. Едем без пассажиров. По краям дороги очень много разбитых горелых машин, паровозов, вагонов. Иногда они тянутся беспрерывной чередой. На полях видно довольно много скота. Пашут на лошадях. Огромные площади, насколько хватает глаз, покрыты зелеными всходами озимых хлебов. Это весьма отрадно. Немца отсюда выгнали 1,5 месяца назад.

25-го. 44

Через Винницу проехали на Проскуров.

28 апреля

Утром прибыли в Каменец-Подольск. Разгрузились и своим ходом добрались до г. Хотина. Ехать было интересно. Вся дорога по обочинам завалена немецкими машинами. Почти все эти машины обгорелые и поломанные. Наверно, было много и годных, но их, очевидно, уже пустили в дело. Перед городом Хотином мы переезжали через Днепр. Немцы, очевидно, имели здесь очень веселую переправу. Вдоль берега и по мелководью валяется масса трупов лошадей. Подъезды к переправе и берег загромождены битыми немецкими машинами. Даже из реки торчат кое-где оглобли и прочие предметы. Переехав через Днестр, мы увидели сотни молодых здоровых мужчин в гражданской одежде, занятых работой по ремонту дороги. Оказывается, это местные жители, украинцы. Одежда их нам показалась очень странной. Большинство — босые. Здесь босиком ходят, как только сойдет снег и лед и до следующего снега, и мужчины, и женщины. И вот видишь, иной раз в холодную погоду идут бабы: голова закутана теплым платком, сама одета в бараний тулуп, а ноги босые. Мужчины носят белые полотняные штаны, очень длинные и узкие, но не в обтяжку. Рубахи тоже белые, полотняные и очень длинные, до колен. В общем, сзади если посмотришь, то можно спутать, с непривычки, мужчину с женщиной. На плечи одет или черный шерстяной армяк, или меховой жилет, иногда расшитый узорами. На головах у большинства самые нормальные европейские шляпы. У некоторых высокие меховые шапки, заостряющиеся кверху.

2 9.IV

Переночевав в Хотине, тронулись дальше. Погода солнечная. Местность красивая. Холмы. Все распаханы и засеяны, причем поля эти издали имеют очень интересный вид — все состоит из небольших квадратиков и полосок. Это потому, что здесь все хозяйства индивидуальные, следовательно, каждый сеет, что хочет и как ему вздумается, — вот и получается пестрота. Дорога хорошая и идет все время с горы на гору. Вдоль дороги и далеко в стороне от нее беспрерывно тянутся домики. Все они, без исключения, чистенькие, аккуратненькие, выбеленные, даже с красочными панелями. Многие даже разрисованы, и есть много замечательных домов. Дворики все огорожены плетнями или дощатыми заборами. На дворах — зеленая травка, как ковер. Много хозяйственных построек, тоже весьма аккуратных. На дворах так чисто, что и окурок постесняешься бросить. Здесь все мужское население дома (нашим ребятам здесь насчет баб будет туго, уж не будет такой «малины», как на Кубани). Скота здесь много и птицы тоже. В среднем каждое хозяйство имеет 1–2 коровы, телку, 1–2 лошади, свинью, штук 5–8 баранов, уток, гусей, кур. Есть и такие, у которых всего этого вдвое больше, чем я тут перечислил. Мы имеем строжайший приказ: ничего ни у кого не трогать. Продуктов питания здесь до черта. Цены очень дешевые. Молоко — 2 р. литр. Яйца — 7 р. десяток. Мясо — около 10 р. Сало — около 20 р. Сахар — 5–8 р. стакан. Масло — 50 р. Хлеба вообще в каждой хате сколько хочешь. Он здесь за товар не считается. В обед прекратили движение. (Ночуем в одном из придорожных сел. Познакомились с внутренним содержанием домиков. Внутри еще лучше, чем снаружи. Чистота необыкновенная.)

Ночевали в одном из селений, имели случай ознакомиться с внутренним содержанием домиков, таких красивых и чистеньких снаружи. Внутри, то есть в комнатах, такая же красота и чистота. Некоторые комнаты настолько раскрашены и расцвечены, что напоминают хоромы какого-либо восточного хана. Тем более, что здесь масса подушек, паласов и др. шерстяных изделий. Между прочим, здесь очень любят спать на перине, а другой периной закрываться. Я не разделяю такого вкуса.

Под вечер видел похоронную процессию. Гроб провожало много мужчин и еще больше женщин. Я полагал, что хоронят какую-либо знатную для этих мест особу, но оказалось, что это просто-напросто померла весьма дряхлая старушка. Похороны таковой где-либо у нас в Москве, пожалуй, не привлекли бы более десятка человек. И то это, вероятно, были бы ближайшие родственники покойной, считающие сопровождение своей бабушки или прабабушки в последний путь по этой земле своей обязанностью. Здесь же другие нравы, за гробом шло не менее 100 человек, все празднично одеты. Шествие имело вид очень красивый.

Характерно, что все женщины одеты совершенно одинаково, издали можно подумать, что это какая-то армия. Одежда их такая: голова обвязана черной шалью, прямо на голое тело надевается длинная рубаха из белого полотна (нижнего белья, в том смысле, как у нас принято, здесь не существует). Юбок здесь не носят, а носят так называемые спидницы. Это прямоугольный кусок шерстяной черной материи. Длина около одного метра, ширина, в зависимости от роста, мм 800. Тот край, который будет опущен вниз, имеет узорную расшивку красным и зеленым, в виде широкого канта. Эта материя обертывается вокруг талии, и один угол ее подтыкается под широкий, тоже расшитый пояс. Получается некоторое подобие юбки. Спереди совсем как юбка, а сзади, от левого бедра к правой икре, получается открытый угол и сверх него диагональная цветная полоса, создаваемая нижним, расшитым кантом отвернутого утла спидницы. На плечи надет кожушок бараний. Верх у него белый, внутри — черный бараний мех. Кожушок расшит узорами очень красиво. На ногах или высокие ботинки, или вообще ничего нет. По нраву народ здесь очень тихий, скромный, трудолюбивый. К нам относятся приветливо, по крайней мере с виду. Что у них в душе — черт его знает.

30 апреля

Прибыли в другой населенный пункт, находящийся несколько правее города Черновицы, в 14 км от него. Местность, строения и население — аналогично вышеописанному. В этом селе спиртной завод. Спирт гонят из картошки. Ее здесь такая масса, что она во многих местах просто насыпана на дворах. Много ее вообще пропадает, перепроизводство. Немцы и румыны ушли из этих мест без боев. Население здесь войны не видело.

Спиртной завод был брошен в целости, и с большим запасом спирта. Наши пришли через дня два после ухода немцев и румын, так что население имело все возможности растащить спирт по домам, что оно и сделало весьма добросовестно. Спирт имеется в каждой хате. Он, конечно, спрятан. Все же хоть в малых количествах, но нас угощают. Ежедневно приходится где-либо выпить.

Многие из нас злоупотребляют этим делом, то есть ходят пьяные. Есть и такие «герои», которые вымогают этот спирт у населения, причем способы к этому выдумывают самые разные. Так, например, заходит один в хату и прямо к делу: "Хозяйка! Спирт есть?" Та божится, что нету. Тогда этот тип вынимает компас и говорит перепуганным хозяевам, что эта машина сейчас нам скажет правду. "Освобожу, — говорит, — стрелку: если она забегает, заволнуется, значит — врете и спирт у вас есть". Ну, стрелка, конечно, бегает, и хозяева признаются, что спирт есть, но немного. Вымогатель, человек не гордый, соглашается на «немного».

Другой тип угрожал забрать дочку или сына в армию, если ему не дадут спирта. Но, в общем, таких выродков у нас, конечно, немного. Ведь, как говорится, "в семье не без урода".

Большинство же желающих выпить изыскивают более мирные пути для удовлетворения своей жажды. Еда же здесь вообще ни за что не считается. Женщины здесь держат себя чрезвычайно строго, не то, что кубанские. К этим с чем-либо интересным не подступишься. Девушки на какую-либо даже весьма скромную гуляночку или просто в компанию ходят не иначе как с мамой. Если же девушка будет ходить одна, то такую никто не возьмет замуж. Замуж же здесь выходят очень рано, лет в 13–14. Фронт отсюда еще далеко, но гул артиллерийской стрельбы слышен хорошо.

Рядом — горы. В горах есть враждебная нам группа. Называются они «бандеровцы», очевидно, по имени своего вдохновителя или руководителя. Их, как говорят, человек 800. Это — по слухам — националисты. Наш один полк уже имел с ними столкновение. Говорят, что человек 100 их побили. Кроме того, были случаи одиночных нападений. Вернее, на одиночных военных. У нас таких пять случаев в дивизии. За пять дней. В окружности здесь, очевидно, богатая охота, до черта зайцев, есть утки. Дикие козы. Я один раз ходил с карабином, стрелял три раза по козе — промазал.

1 мая

Ничем особенным этот день не отметил. Весь день сидел за ремонтом часов.

Отремонтировал двое часов и один будильник. Вечером хозяин квартиры, где я живу, угостил спиртом. Поиграли на струнных инструментах, кое-что спели и легли спать. А прежде, бывало, в течение всей своей «взрослой» жизни я проводил первомайские праздники (то есть 1, 2, 3) на охоте. Обычно, на утином перелете.

3 мая

Ездил за деталями для немецкой пушки, которую мне велено восстановить, в город Черновицы. Городок исключительно красивый и расположением, и постройками, и населением. Очень чистенький, зеленый. Основное население евреи. Но евреи очень своеобразные. Они больше похожи на румын или немцев или какую-либо другую европейскую национальность. По-русски население понимает с трудом, и сами кое-как с нами объясняются, коверкая русские слова безбожно. Костюмы, прически, манеры, обычаи здесь европейские. Мне до сих пор приходилось видеть таковые только в кино или модных журналах. В общем, все это вместе взятое есть "кусок Европы". Все надписи и речь похожи на немецкие. Есть наше кино. Торговля исключительно частная. В магазинчиках много дефицитных товаров. Цены на все недорогие. Продуктов питания до черта. Есть пиво. Водку открыто не продают, но достать можно. Был в довольно приличном ресторане. Съел сытный обед и выпил два литра пива. Все удовольствие стоило 18 руб. Масса красивых женщин, но красота их в большинстве случаев какая-то художественная. В общем, не в моем вкусе они. Нет в них чего-то такого, что вызывало бы желание обладать ими, так, полюбуешься, как на картинку, — вот и все.

7 мая

Утром ехал в город на полуторке. Сидел рядом с шофером в кабине. Кузов был покрыт брезентом, и в нем сидели наши мастера, которых я взял с собой для производства работ. По дороге столкнулись на полных скоростях со встречной американской автомашиной, груженной снарядами. Результаты следующие: один мастер убит, один — тяжело ранен, в голову, двое — только ушиблись. Я и шофер отделались "легким испугом". Наша полуторка разбилась здорово. Американка пострадала мало.

9 мая

Сегодня был суд по поводу вышеописанного случая. Виновником признан мой шофер. Ему дали 10 лет. Мне командир полка дал "для порядку" 8 суток ареста с выполнением служебных обязанностей и удержанием 50 % зарплаты за каждые сутки ареста. Анализируя все обстоятельства происшествия, я не признаю себя виновным в данном деле. А это для меня самое важное. Ну, а кто там что будет думать — мне наплевать.

Между прочим, когда аналогичные случаи бывают на фронте, то там это не вызывает ни суда, ни чего-либо подобного. Хорошо еще, что к нам в кузов не сели еще четыре командира батарей, которые по случаю выходного дня захотели поехать со мной в город. Они что-то долго собирались, и я не стал их ждать. Иначе жертв было бы больше. Хотя, конечно, предугадать что-либо весьма трудно. Вот, например: выехав из того поселка, где мы стояли, я хотел сам сесть за руль, но сначала решил закурить трубку. Если бы я сам сидел за рулем, вел машину, то катастрофы не случилось бы.

В общем, случай неприятный.

13 мая

Сегодня стрелял из пушки, восстановленной мною на немецком танке Т-4. Результаты очень хорошие. Командир части очень доволен, и мне тоже приятно видеть плоды своих трудов.

15 мая

Продвигаемся помаленьку ближе к фронту, то есть к Карпатским горам или, вернее, к предгорьям. Места здесь красивые. Население густое. Живут здесь тоже украинцы, но уже несколько другие. У них победнее, и нет уже той идеальной чистоты и порядка, какие выше мною описаны. Но все же и эти живут побогаче, чем большинство наших российских. Навстречу нам тянутся бесконечные обозы эвакуирующихся с фронтовой полосы, но эвакуация их не похожа на ту, какую приходилось видеть у нас в России. Эти едут на сытых лошадях, запряженных в огромные фуры. С собой везут массу домашнего скарба, продуктов питания, птицу, ведут коров и гонят мелкий скот. Они похожи больше на цыганские таборы или на каких-то кочевников, чем на беженцев.

В сводках от Совинформбюро давно уже нет каких-либо значительных сообщений. Это затишье, наверно, перед бурей. Последние значительные события были 10–12 мая — освобождение Севастополя и полное очищение Крыма от немецкой и прочей сволочи. По поводу этого в нашей газетке довольно остроумный юмор в виде рекламы циркового аттракциона.

16 июня 1944 г.

Больше месяца не писал ничего в дневник. Почему? Главным образом, по личной недисциплинированности. Ну, а кроме того, жизнь течет довольно однообразно. Все же нужно хоть подытожить коротко события этого месяца. Ездил несколько раз в Черновицы, крепко там поразвлекся. Ходил два раза в кино. Правда, картины шли все больше "так себе", кроме разве "Жди меня". Эта, хоть и очень тенденциозная, но все же неплохая, смотреть не скучно. 2–3 раза был в ресторане. Ресторан открыли неплохой, с джазом, водкой, пивом и закуской. 80 % публики, конечно, наши офицеры. Ведут себя они здесь очень развязно, как дома. Поют, танцуют, спорят, некоторые приводят с собой местных барышень. Очень неплохо «отрывают» с ними танго, фокстроты и прочую «европейщину». Развлекался даже однажды с «девушками» — их, пожалуй, точнее отнести к проституткам, хотя и не формально. Я, правда, их не искал но уж как-то так все получилось само собой в том доме, где я ночевал. Одной из них я в течение ночи многократно доказал на деле, что наличие у меня бороды отнюдь не означает ослабление моих жизненных способностей.

Однажды ехал из города, сидя на верху груженой автомашины, идущей полным ходом. Голова моя находилась на довольно высоком уровне. Я хорошо знал, что нужно очень внимательно смотреть вперед, дабы не зацепиться головой за какой-либо шлагбаум, сук или провод. Тем не менее в одном месте я зазевался, а через дорогу был натянут провод. Машина шла полным ходом. Рядом со мной сидел один боец, ниже меня ростом. Так его голова прошла под проводом, а моя, как раз на уровне усов, ударилась о провод. Провод зацепился за нос. Голову сильно рвануло назад, и провод все же соскочил с моего лица. Немного подорвал нос да сбил шапку — тем и отделался. Если бы провод был на 2–3 вершка ниже или я сидел бы чуть выше, и попал бы он мне под подбородок, то есть на шею, — то оторвало бы мне башку обязательно. Однажды такой случай был в Москве: ехал грузчик на верху машины, груженной мебелью. Тоже задел шеей за провод, так у него голова осталась только на «ниточке». (…)

На днях было у нас в полку офицерское собрание. Выбирали офицерский совет. Меня выбрали в члены совета единогласно. Хоть и не имеет это особого значения, но все же было приятно. После собрания было небольшое выступление украинского театра, довольно толковое. Затем был очень приличный обед с водкой. Офицеров у нас в полку теперь стало человек 70.

Вчера ездили на стрельбы. Было учебное сражение. Пехота брала с боем одну высоту. Сначала мы стреляли из пушек по укреплениям, сделанным на склоне этой высоты. Стреляли неплохо. Затем, когда пехота достигла уже подножия высоты и начала подниматься по ее склону, мы огонь прекратили. Минометы же продолжали класть мины перед наступающей пехотой метрах в 200 от нее. Однако же один какой-то идиот засобачил мину прямо по пехоте. В результате вышло из строя 8 человек, 3 командира взводов и 5 бойцов. Некоторых поранило довольно здорово. Убитых не было.

Очень меня удивило следующее. Мы стояли большой группой и наблюдали за сражением в бинокли. Был генерал, командир дивизии, затем полковники и подполковники — в общем, до черта начальства, ну, и всякая сошка помельче, вроде меня. И вот когда мина ударила по своим и изранено было 8 человек, на это никто не рассердился и не опечалился. Наоборот, все весело расхохотались, и посыпалась масса шуток и прибауток. Удивительно, что в этом случае можно найти такого уж веселого?

8-го (кажется) июня стало известно о высадке союзных войск в Северной Франции. Следом затем события на Ленинградском фронте, то есть возобновление наступления наших войск на Карельском перешейке. Отрадно. Вчера немцы бомбили Лондон при помощи самолетов, управляемых по радио, то есть, надо понимать — без людей. Американцы собирают на тайных базах в Китае какие-то новые огромные самолеты: размах крыльев достигает чуть ли не 100 метров, а скорость их превышает все, достигнутые ранее, и летают бомбить японские города. В Италии тоже продвигаются союзники успешно.

23. VI

На фронтах успехи. Позавчера наши взяли Выборг и продолжают продвижение. Пошло дело и около Витебска. На нашем фронте пока "бои местного значения". Но и здесь, по слухам, тоже скоро будет наше наступление. Мы по-прежнему все стоим в противотанковой обороне. Наши боевые машины расставлены в разных местах, и экипажи скучают около них, не имея права отойти даже на 200 метров. Разные прочие личности вроде меня живут гораздо вольготнее.

Находимся в очень симпатичном польском городке Коломея. Красивые домики. Масса зелени. Все чисто, правильно, культурно. Передовая отсюда где 10 км, где — 12–15 км. Ночью хорошо слышно даже пулеметную стрельбу. Немец каждый день стреляет по городу, так, куда придется, но не часто, по нескольку снарядов в день. Первые дни прилетала его авиация, и ежедневно над городом летали «мессера». Теперь давно уже не навещают. Городок живет своей тихой и мирной жизнью, и когда не слышно "голоса войны" с передовой, то даже не похоже, что война все еще продолжается. Люди здесь живут в большинстве своем хорошо. Чисто, культурно, не бедно. Основное население поляки. До войны было много евреев, насчитывалось их до 20 000, а всего населения было 50 000. Сейчас евреев осталось мало, многие пострадали, многие убежали.

Останется в памяти очень богатая и красивая меблировка и убранство большинства виденных мною квартир. Много таких попадается, какие я мог видеть во дворцах-музеях или на сцене в хороших театрах. Я лично тоже устроился неплохо. Отдельная, чистая и красивая комнатка метров 25, на втором этаже живописного домика. В комнате приличная мебель, хорошая кровать с хорошими постельными принадлежностями. На другой кровати в этой комнате спит мой старшина, хороший, приятный человек, очень уважающий меня и ухаживающий за мной. У нас — патефон, приятные пластинки, струнные инструменты. Иногда — гости. Достал у хозяйки полное собрание сочинений Пушкина и с упоением перечитываю его. Сегодня от души посмеялся, читая его «Гавриилиаду». Неужели такую штуку можно было напечатать в его время? Прямо не верится. В моем полном распоряжении есть автомашина, езжу, куда мне нужно по личным и производственным делам, — сколько мне угодно. Но я этим делом не злоупотребляю, не потому, что боюсь или стесняюсь, а просто потому, что мне и дома пока что кажется не скучно.

Позавчера устроили довольно капитальную пьянку. Я и еще трое лейтенантов. Спирту было много, так что насадились подходяще. Были в нашей компании две барышни-полячки. Довольно хорошенькие. Хорошо танцуют, хорошо поют, хорошо пьют и хорошо целуются. Дальнейшего я не пробовал. Наутро, хоть я и достал опохмелиться, все же чувствовал себя тяжело. Тогда я уехал в самую дальнюю батарею, забрался к комбату, разделся, лег в постель и проспал как убитый до пяти часов дня.

Погода, несмотря на конец июня, стоит довольно прохладная. Часто идут дожди. Очевидно, сказывается непосредственная близость Карпатских гор. Интересно, попадем мы в самые горы или нет. Хотелось бы хоть немного угадать дальнейшее, но, к сожалению, это совершенно невозможно. Война кончится еще не скоро, это ясно. Разве что к весне 1945 года. Хотя, пожалуй, раньше. Эх, хорошо бы за это лето управиться. Ведь все же здорово надоедает шататься по чужим краям без жены или близкого друга. А все эти мимолетные знакомства и встречи абсолютно не приносят спокойной радости и душевной тишины, которой так хочется. Так хочется сидеть в сумерках на диване в уютной комнате, нежно обнявшись с подругой, милой твоему сердцу, и беседовать с ней с полной откровенностью, зная, что душа ее жаждет этой твоей откровенности и тебе заплатит тем же. Как неисчерпаемы бывают темы в таких случаях и как сильно расцветает в человеке все чистое, возвышенное и спокойное. А в нашей жизни о чем все идет речь? В лучшем случае, о войне и о технике. А то все больше о служебных кляузах, которых мы от нечего делать заводим очень много, ну и затем о е… Ну разве это, в конце концов, не надоест? Ну, а что со мной будет или, вернее, что ждет меня, когда кончится война? Тоже абсолютно не имею возможности себе представить! Или демобилизуют, или придется дальше служить в армии. И что получится в том и в другом случае? Черт его знает! Ну, а пока я готов участвовать в самых жарких боях, лишь бы война скорей кончилась.

Сегодня новый помпотех передал мне намерение командира полка повысить меня на довольно значительную ступень в должности, звании и окладе. Это, конечно, хорошо, но как-то не особенно радует, во всяком случае, не испытываю я от этого ничего похожего на те чувства, которые испытывал когда-то в аналогичных случаях, работая на заводах. А кроме того, заранее вообще ничего не следует испытывать, ибо от разговоров до дела бывает довольно далеко.

Сегодня замечательно провел вечер. Ребят своих отпустил в кино, а некоторых — к девкам. Гостей у меня сегодня не было, и я почти до часу ночи в полной мере наслаждался одиночеством. Замечательно отдохнул. Всем понемножку успел заняться: поиграл на гитаре, затем читал Пушкина. Послушал 5–6 наиболее нравящихся мне пластинок на патефоне. Затем занимался этим дневником. Все это в дыму хорошего табачка, с размышлениями, никем не прерываемыми, — очень люблю такое времяпрепровождение. Сейчас пришел мой старшина, укладывается спать. А я, пожалуй, напишу еще письмо мамаше, да и тоже лягу.

28/VI. 44 года

На днях, очевидно, уедем из Коломеи. Пехота нашей дивизии сегодня уже ушла. Перебрасывают куда-то километров за сорок в такой же городок, как и Коломея. Называется он не то Окна, не то Окно. Это под Станиславом, километрах в 20 от него. К передовой это ближе, но несколько на другом участке. Не знаю, в бой хотят нас бросить или просто перегоняют на другое место и опять поставят в резерв, — побачим.

Как только наша пехота зашевелилась в городе, то есть на городских улицах, так немец сразу же начал бросать снарядами по городу. Черт его знает: не то он имеет возможность с каких-либо возвышенностей вести довольно приличное наблюдение, не то есть у него в городе осведомители, дающие ему соответствующие сигналы. А вернее всего — и то, и другое. (…)