В СЫТИНСКОМ «РУССКОМ СЛОВЕ»
В СЫТИНСКОМ «РУССКОМ СЛОВЕ»
1
В таком крупном промышленном центре, как Москва, особенно отчетливо ощущалась неизбежность катастрофы. Война обнажила и обострила все противоречия Российского государства. Буржуазия, работавшая на войну, получала баснословные прибыли, спекулируя на военных поставках. Утраивалось, удесятерялось богатство небольшой кучки людей. С 1913 по 1916 год чистая прибыль владельцев завода «Богатырь» (ныне «Красный богатырь») увеличилась в двадцать раз. На Никольской мануфактуре Саввы Морозова при капитале в пятнадцать миллионов рублей чистая прибыль в 1915–1916 годах достигла двенадцати миллионов рублей. Одновременно с этим росла нищета и без того нищих рабочих, мелких ремесленников. Пользуясь нехваткой продуктов, спекулянты взвинчивали цены. А денег в рабочих семьях становилось все меньше: мужчин угоняли на фронт, женщинам и детям, которые пришли на фабрики и заводы взамен их, платили совсем гроши.
Недовольство копилось, временами оно прорывалось — в стачках, забастовках, демонстрациях. И никакие репрессии уже не могли заглушить это недовольство. Как и всюду, на борьбу рабочих поднимали большевики, хотя Московский и районные комитеты РСДРП были разгромлены охранкой еще в начале войны. Попытки воссоздать МК несколько раз проваливались. 4 ноября 1915 года весь состав только что организованного МК РСДРП был арестован. В феврале 1916 года организационная группа по восстановлению МК провела новые выборы, а в марте и апреле снова последовали массовые аресты. И все же партийная организация Москвы росла, ее работа с каждым днем ощущалась все заметнее.
Одиннадцать разрозненных групп насчитывала московская организация в апреле 1915 года, к октябрю их число выросло до тридцати групп, они объединяли около пятисот пятидесяти большевиков. Большевистские группы активно работали на заводах Михельсона, «Динамо», в мастерских Московско-Казанской железной дороги, на Мытищинском заводе, в Сокольнических вагоноремонтных мастерских. В 1916 году большевистские ячейки работали почти на всех крупных предприятиях Москвы.
Вадиму Николаевичу Подбельскому удалось связаться с московскими большевиками и устроиться на работу в земский союз. Через несколько месяцев Подбельский перешел в редакцию газеты «Русское слово», одной из самых крупных и влиятельных газет России, издателем которой был И. Д. Сытин.
Попасть в «Русское слово» Вадиму Николаевичу помогло письмо его тамбовской знакомой Феоктисты Яковлевны Мягковой, родственник которой сотрудничал в этой газете. Он и рекомендовал Подбельского редактору.
Итак, Вадим Николаевич Подбельский, член Российской социал-демократической рабочей партии большевиков, стал работать в либерально-буржуазной газете «Русское слово». Еще в 1907 году, на IV конференции РСДРП, была принята специальная резолюция об участии в буржуазной прессе. Партия считала возможным разрешать своим членам работу в буржуазной прессе, но лишь в том случае, если это не только не наносит ущерба партийной организации, а, напротив, может содействовать ее работе.
Сотрудничество Подбельского в «Русском слове» помогало московским большевикам. Через него партийная организация получала подробную информацию обо всех событиях, происходивших в России и за границей, — ведь редакция газеты имела разветвленную сеть агентств во многих городах России и крупнейших столицах мира,
2
Подбельский впоследствии не раз вспоминал работу в сытинской газете. Здесь он хорошо узнал нравы и обычаи буржуазных газет. Но всегда с большой симпатией он говорил о Сытине.
Сотрудников «Русского слова», типографии, книжного издательства и вообще всех, кто сталкивался с Иваном Дмитриевичем Сытиным, удивляло его трудолюбие. Его рабочий день начинался в семь часов утра. И хотя костюм его был всегда выглажен, а сорочка свеже накрахмалена, это нисколько не мешало ему, увидев, как новички рабочие неумело ворочают бумажные рулоны, подойти и показать, как надо это делать без лишнего напряжения: брал он небольшую деревянную колодку, подкладывал ее под рулон, накатывал рулон на колодку и затем, взявшись за края рулона, ловко поворачивал его в нужном направлении.
— Вот так, ребятки, делайте…
В октябре 1915 года исполнилось пятьдесят лет со дня утверждения первого потребительского общества в России. Вот когда есть повод выступить с обширным обзором состояния кооперативного движения в стране! Тогда — пятьдесят лет назад — в России было всего лишь два потребительских общества, а сейчас их уже около тринадцати тысяч, да, кроме того, более пятнадцати тысяч кредитных и ссудо-сберегательных товариществ и около шести тысяч сельскохозяйственных обществ и товариществ.
За эти годы кооперативные товарищества стали центрами всей общественной жизни в деревне. В них состоит более одиннадцати миллионов членов. Эту огромную армию людей, эту легальную организацию большевики и должны использовать для революционной пропаганды. Именно к этому призывает партия. И Подбельский, сам участник кооперативного движения, счел необходимым выступить в газете с пропагандой и анализом этого массового движения. Но одного исторического обзора пути развития русской кооперации мало. Надо сказать и о том, что союзы и объединения кооперативов до сих пор не признаются русским законодательством. Еще до недавнего времени потребительская кооперация находилась даже под полицейским надзором — она была в ведении министерства внутренних дел. Правда, сейчас кооперация формально передана в ведомство министерства торговли и промышленности, но отношение государства к этому важнейшему общественному явлению остается прежним.
С этими мыслями Вадим Николаевич и пришел к Благову, редактору «Русского слова», и изложил ему основные положения своей будущей статьи, которую он хотел назвать «Кооперативы и расселение беженцев».
— Да, мысль ваша интересна, — признал редактор. — Но скажите, при чем здесь беженцы? Они-то какое отношение имеют к кооперации?
— Имеют. Война безжалостно сгоняет людей с насиженных мест, превращает их в странствующих по стране нищих и голодных. Надо, чтобы все люди России проявляли заботу об этих несчастных людях — беженцах. А наше государство вовсе не заботится о них. Поэтому очень важно, чтобы этим делом занялась кооперация. Это должно явиться для сельской кооперации новым испытанием на степень гражданской зрелости.
Статья Вадима Николаевича Подбельского была встречена с интересом всей кооперативной общественностью страны, тем более что ее автор давал конкретные советы.
«Кооперативы, — писал он, — могут выделить из своей среды специальные комитеты для заботы о беженцах, Эти комитеты можно пополнить теми культурными силами деревни, какие не входили до сих пор в число членов кооператива, но какие хотят и могут работать в деле призрения беженцев. Таким путем можно было бы достигнуть объединения общественных сил деревни…»
Так, с легкой руки Вадима Николаевича Подбельского, в «Русском слове», помимо отдела о работе кооперации, появился и другой отдел — о беженцах.
…Осенью 1915 года в Москве началась перепись. Собственно, основная цель этой переписи состояла вовсе не в выяснении количества и состава населения Москвы. В Москве трудно было с топливом. Топливный голод вызвал недовольство населения и даже «топливные бунты», и муниципальные власти решили использовать перепись также для того, чтобы выяснить истинное положение с топливом.
Подбельский предложил редактору дать зарисовку московской переписи. Это предложение было принято.
Вместе со счетчиками Вадим Николаевич обходил интеллигентские кварталы Арбата и Пречистенки, обывательские квартиры Сокольников и Марьиной рощи, скромные каморки рабочих в Кожевниках. Не брезговал он заходить и в грязные притоны Хитрова рынка.
Какую картину московской жизни можно было наблюдать, следуя за счетчиками!
3
Ротмистр московского жандармского управления Ганько вызвал к себе тайного агента «Андреева».
Под кличкой «Андреев» в списках тайной полиции значился двадцатидевятилетний наборщик московской типографии Машистова Николаев. В ранней молодости он каким-то образом примкнул к социал-демократическому движению. Он не был в числе активистов, слыл среди товарищей тугодумом. В седьмом году на его квартире полиция устроила обыск. Ему грозила тюрьма или ссылка. На первом же допросе жандармский ротмистр Ганько сумел его завербовать. Таким образом, наборщик типографии Машистова стал провокатором, тайным агентом. Никто из товарищей не подозревал, что Николаев продался полиции.
В кабинет застенчиво вошел высокий тощий человек с не по росту маленькими руками. Он стоял перед ротмистром, немного опустив голову; прядь темных волос падала ему на лоб.
— Есть важное задание, Андреев, — заговорил Ганько не в своей обычно грубой и суровой манере разговаривать с тайными агентами, с которыми никогда не церемонился.
— В Москву из Тамбова прибыл видный большевик, — продолжал ротмистр Ганько. — Фамилия его Подбельский. — Ганько перечислил приметы Подбельского и перешел к главному. — Сейчас он работает в газете «Русское слово». Примите за ним наблюдение…
Но несколько вялый, флегматичный «Андреев» еле поспевал за своим «поднадзорным». Утром, а то и поздно вечером Подбельский бывал в «Русском слове». Часто он посещал общество «Кооперация», в работе которого принимал деятельное участие. Заходил нередко в земство. Иногда на долгие часы уходил добывать материал для своих корреспонденций или сидел в библиотеке. Несколько раз «Андреев» видел Подбельского на собрании социал-демократической группы в сытинской типографии. «Подбельский — социал-демократ большевик и в настоящее время принимает активное участие в рабочем движении, причем выражает желание поработать в подполье», — вскоре сообщил «Андреев».
Ганько решил приставить к Подбельскому и второго тайного агента — Леонова. В прошлом рядовой 19-го запасного полка, Леонов был еще в десятом году завербован охранкой и числился там под кличкой «Зоя». Получив задание вести слежку за социал-демократами большевиками в легальных организациях, он подвизался в кооперации.
Вадим Николаевич много раз встречал на собраниях общества «Кооперация» этого крепыша с опущенными, как у моржа, усами, с глубоко посаженными бегающими глазами, но он вовсе не подозревал, что этот общительный человек — агент охранки.
Теперь за Подбельским уже вели наблюдение два агента московской охранки — «Зоя» и «Андреев», не зная ничего друг о друге. «Андреев» доносил о связях Подбельского среди московских печатников и журналистов, о его партийных связях, а «Зоя» сообщал о деятельности Подбельского в легальных организациях и прежде всего в кооперации.
4
Стремясь отвлечь рабочих и крестьян России от революционной борьбы, правящие классы раздували шовинистические настроения. Им старательно помогали в этом эсеры, меньшевики, кадеты, проповедовавшие лозунги «защиты отечества» и «гражданского мира». И только большевики в суровых условиях подполья смело и последовательно поднимали рабочих, крестьян и солдат на борьбу против реакционной войны.
Когда напуганные ростом стачечного движения капиталисты с разрешения властей стали создавать военно-промышленные комитеты и при них «рабочие группы», большевики решительно высказались против участия рабочих в военно-промышленных комитетах. Они разоблачали маневр капиталистов, их стремление подчинить рабочих своему влиянию с помощью этих комитетов.
К концу 1916 года московские большевики уже хорошо знали Вадима Николаевича Подбельского.
Как сотрудник «Русского слова» Вадим Николаевич мог проникнуть на любое предприятие Москвы. Его видели на заводах Густава Листа, Бромлея, Михельсона, на фабрике Цинделя, но особенно часто в московских типографиях. Он приходил на сходки, профсоюзные собрания, просто так бывал в цехах, беседовал с рабочими, рассказывал о положении в стране, о нарастании революции. Получить информацию — это было не основное, что влекло его на заводы. Помочь партийным ячейкам, сколотить новые ячейки — вот основная цель. Часто Подбельский передавал рабочим свежие номера большевистских газет, оттиски трудов Ленина. И вскоре он стал настолько популярен среди московских рабочих, что не было отбоя от приглашений побывать то на собрании большевистской ячейки, то на рабочей сходке.
Начало следующего, 1917 года было ознаменовано в Москве крупным политическим выступлением пролетариата. МК РСДРП (б) призвал рабочих выйти на демонстрацию 9 января — в годовщину «Кровавого воскресенья». В этот день, еще спозаранок, Вадим Николаевич ушел на заводы, чтобы вместе с работниками Московского комитета вывести рабочих на демонстрацию. Анна Андреевна обещала в назначенный час прийти на Тверской бульвар, где был сборный пункт.
Властям стало известно о готовящейся демонстрации. На Страстной площади[10] были усилены наряды городовых. Вдоль бульваров разъезжала конная полиция.
К двенадцати часам на бульваре стали собираться рабочие. Кто-то запел:
Отречемся от старого мира.
Отряхнем его прах с наших ног.
Нам не надо златого кумира,
Ненавистен нам царский чертог.
Полиция решила, что настало время действовать, и начала теснить демонстрантов. Но число их все возрастало. Около двух тысяч человек двинулись вниз по Тверской. Колонна быстро превратилась в неорганизованную толпу и растаяла в прилежащих переулках. Анна Андреевна с группой рабочих, вышла на Неглинную. На Театральной площади[11] уже собралась большая толпа толпа снова превратилась в колонну, которая направилась к Лубянке. Над демонстрантами взмыло огромное знамя с лозунгами: «Долой войну!» и «Да здравствует РСДРП!»
Дважды прошли демонстранты от Лубянки до Охотного ряда. Вдруг налетела конная полиция. Теперь она пустила в ход нагайки и шашки.
Анна Андреевна заметила, как Вадим проскочил мимо полицейских, а потом она потеряла его из виду.
Усталая, она уже под вечер ввалилась домой. Но Вадима еще не было. «Что же с ним? Где он?..»
Успокоилась Анна Андреевна, только услышав знакомые торопливые шаги мужа.
Девятого января демонстрации и митинги прошли и на рабочих окраинах столицы. Но это было лишь начало. В январе забастовали рабочие шестидесяти двух московских предприятий.
5
Как ни старался Вадим Николаевич сдерживать себя при разговорах с сотрудниками газеты, он нет-нет да и выскажет им в резкой форме свое мнение об очередных статьях.
— А что нашли вы в ней крамольного? — спросил Иван Жилкин, один из ведущих сотрудников газеты, когда зашел разговор по поводу статьи о думе.
— Крамольное, говорите вы? — переспросил Подбельский и улыбнулся. — Никакой там крамолы нет, в этом-то и беда! Слащавая и гладенькая эта статья. «Военный ураган смел мысль о политике», «партиям сейчас делать нечего» и прочая чепуха.
— Да вы, молодой человек, задиристый политик, — вставил Влас Дорошевич.
— А вы разве с этим согласны, Влас Михайлович? — спросил его Подбельский.
Дорошевич сделал неопределенное движение, от которого его большая бритая голова вошла в широкие плечи.
— Вот видите, Влас Михайлович, вы все стараетесь увильнуть от политики и, как мне кажется, пишете порой не то, что думаете. Разве военный ураган смел мысль о политике? — горячо продолжал Подбельский. — Наоборот, он обострил эту мысль. И почему партиям сейчас делать нечего? Дела много. Нужна такая партия, которая выступила бы против войны, которая боролась бы за дело народное… И разве вы, передовой русский человек, не мечтаете о том, чтобы в России была подлинная свобода?..
Что можно было возразить этому напористому, горячему человеку?
— Советую вам, коллега, — сказал Жилкин, — попридержать свой пыл, он вам еще, должно быть, пригодится…
В последнее время такие разговоры с сотрудниками «Русского слова» у Подбельского бывали довольно часто.
Сытину не один раз докладывали о спорах, которые заводил новый сотрудник. К тому же он — большевик, даже в кооперативном обществе ведет явно большевистскую пропаганду. Хозяин издательства должен знать, что такие люди могут его подвести…
Иван Дмитриевич Сытин не любил подставлять под удары цензуры своих редакторов. За многие годы издательской работы он научился сдержанно и спокойно выслушивать наставления официальных властей. И поэтому, когда нужно было давать объяснения, обычно являлся сам, и с ним всегда считались.
Несколько раз Сытин говорил с новым репортером, осторожно предупреждал его. Он не скрывал, что в молодом журналисте ему нравится хватка и искренность, а это последнее качество редко встречалось в среде тех газетных «богов», которые за все эти годы окружали издателя.
Московский комитет партии предложил Подбельскому бросить работу в «Русском слове» и полностью перейти в его распоряжение. Предстояли горячие дела: рабочий класс России готовился к решающим схваткам с самодержавием, к свершению революции. Небольшая горстка московских большевиков поднимала рабочие массы. Из далекой эмиграции вождь большевиков Владимир Ильич Ленин призывал рабочий класс России проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы обеспечить свою безусловную победу в революции.
И партия к этому готовилась…